Тем не менее интересных наблюдений и своеобразных «технико-психологических открытий», содержавшихся в книге Кадинского и статье Белинского, с лихвой хватило бы на сто лет вперед всем, кого привлекает графический образ русского слова. И действительно, позднее развернулся целый ряд научных исследований и экспериментов, которые дали неоценимый материал для практики печатного слова.
В первую очередь следует упомянуть работы немецкого ученого профессора И. Каттеля (1885), которые видный представитель современной грузинской школы психологов Г. Н. Кечхуашвили называет классическими [55, с. 3]. Каттелю удалось измерить время, необходимое для различения отдельных букв латинского алфавита. Он показал заметную разницу в долях секунды, которые затрачивает глаз, чтобы рассмотреть «броские» и «неброские» буквы.
Тех, кто привык «общаться» с печатным словом, не удивит, что труднее всего поддается различению буква «е».
Но задумываемся ли мы об этом при чтении? Даже большинство, так сказать, профессиональных читателей (редакторы, корректоры, литературные правщики и т.д.) «проглатывают» все буквы с одинаковой быстротой. Фактически это означает, что часть букв при чтении они не успевают разглядеть (почему, например, в печати часто и смешиваются буквы «е» и «о»). Но то, что благополучно сходит с рук при обычном чтении, неизбежно выливается в ошибку, недосмотр, служебные неприятности во всех случаях, когда чтение — это наша непосредственная работа.
Продолженные другими учеными опыты на приметность текста, диктовавшиеся, правда, потребностями не столько полиграфии, сколько рекламы, позволили определить, какие буквы глаз лучше различает в сплошном тексте. Разумеется, в первую очередь доходят до глаза прописные буквы. Из строчных букв глаз скорее всего замечает те, графические элементы которых поднимаются выше строки (в латинском шрифте, например, буквы k, l, t), затем буквы, чьи элементы опускаются за нижнюю линию (буквы р, q, g). На последнем месте с точки зрения удобства различения оказались буквы, в очертании которых нет выделяющихся верхних или нижних штрихов (латинские m, n, o, r и др.).
Данные по этому предмету, опубликованные полвека назад доктором философии Вюрцбургского университета Теодором Кёнигом [53, с. 70], перекликаются с современными воззрениями советских специалистов. Так, известный художник-график Н. В. Кузьмин решительно выступает против графического «обеднения» печатной строки. Он вновь и вновь напоминает, что графический образ слова не безразличен для правильного чтения. «Слово, содержащее в себе выступающие над и под строкою буквы, — заметнее, имеет больше отличительных признаков, чем слово без буквенных выступов» [61, с. 45].
Немецкий ученый П. Киршман попробовал даже выстроить все буквы в ряд по уровню легкости их усвоения [53, с. 77]. Но шеренгу букв он построил лишь для латинского алфавита и методика его, надо думать, порядочно устарела. Тем больше заслуживают внимания работы в этом направлении, развернувшиеся в шестидесятые-семидесятые годы в нашей стране.
На основе экспериментов с предъявлением испытуемым ряда букв Е. Н. Муравьева построила таблицу наподобие предложенной Киршманом. Самые «высокие» места в смысле разборчивости заняли буквы С, Р, А, И, О, а самые «низкие» — Н, У, Л, Е [78, с. 107–116]. Это исследование восполняет существенный пробел в теории русской графики, но ценность его снижается тем, что опыты на предъявление букв проводились только с прописными и притом одного определенного начертания (рубленой гарнитуры). Группа молодых исследователей собрала важные как для теории, так и для практики данные о субъективном сходстве букв русского алфавита, поскольку весьма обычная ошибка восприятия заключается в том, что одну букву принимают за другую. Оказалось, что буквы смешиваются при чтении не только вследствие их графического сходства, но и на основе сходства изображаемых ими звуков.
При зрительном восприятии буквенных рядов в первую очередь смешиваются буквы сходного графического очертания, составляющие по определенным признакам какую-нибудь группу: например, округлые (О, С, Э), с острым углом (А, Л, X), с прямым углом (П, Ш, Д) и т.д.
Ученые делают вывод, что полученные ими группировки букв по выделенным признакам представляют несомненный интерес для прикладных целей [2, с. 181].
Тем не менее авторитетные голоса утверждают, что в рассматриваемой области, которая, по нашему мнению, достойна именоваться «прикладным буквоведением», мы все еще как бы бродим в тумане. «Буквы и числа на этой странице совершенно неодинаковы, — пишет американский психолог А. Чапанис. — Они разные по высоте, ширине и толщине контура... Насколько хороши наши знания о детальных характеристиках печатных символов? К сожалению, можно лишь ответить, что в течение десяти лет исследований выяснено далеко не все» [120, с. 46].
Похожей точки зрения придерживаются и советские исследователи: «Хотя известно, что фактор графики играет существенную роль при зрительном распознавании, очень мало исследован вопрос о том, какие именно графические особенности букв затрудняют или, наоборот, облегчают распознавание» [117, с. 80]. Этот негативный взгляд представляется нам недостаточно обоснованным. В довоенные годы советские ученые немало потрудились, чтобы выявить и описать факторы, стимулирующие работу зрительного анализатора при чтении.
Так, В. А. Артемов произвел «технографический», как тогда говорили, анализ букв нового (послереволюционного) русского алфавита, чтобы узнать, какими условиями определяется качество их восприятия. Он выяснил, что имеют значение и предметность — место, занимаемое буквой в пространстве, и контурность — степень выделения данной буквы на фоне бумаги и рядом с другими буквами, и отличимость по рисунку, в соотношении с соседними буквами справа и слева и т.д. [5, с.61].
Наибольшую ценность имеют исследования, представляющие своего рода сплав научных разработок и производственного опыта. Первая по времени в этом ряду — работа видного специалиста по методике чтения Л. М. Шварца «Психология и оформление книги», опубликованная в 1932 году. Достоинство ее, по нашему мнению, заключается в том, что процесс чтения, исследованием которого занимались и раньше, здесь рассмотрен в конкретном «техническом» обрамлении. И до того времени знали, что процесс чтения у одного лица чрезвычайно меняется в зависимости от содержания текста, тематики, характера изложения и тому подобных «внутренних» элементов. Однако мало внимания уделялось элементам внешнего оформления печатного слова, которые могут то стимулировать, то, наоборот, затруднять работу зрительного аппарата. Это длина строки, пробелы между строками, размер и очертания шрифта, цвет и нюансировка бумаги и пр. [127, с. 149]. Такие микроэлементы текста, как бы мал ни был удельный вес каждого в отдельности, влияют на движение глаз по печатным строчкам, либо помогая, либо мешая восприятию текста. Собранные учеными данные не оставляли сомнений, что необходимо принимать определенные меры предосторожности, чтобы избегать «опасных поворотов». Важные практические указания содержатся в исследованиях удобочитаемости шрифта, проводившихся физиологами, психологами и полиграфистами. А. А. Реформатский (1933) ознакомил работников типографий и издательств с некоторыми результатами совместной работы научно-исследовательского института ОГИЗа и Института психологии. Например, ставился вопрос: безразличен ли для зрения размер строки? Нет, ответили исследователи, совсем не безразличен.
