Интересно, что нужно сделать, чтобы просто отсюда вылететь?

Учительской в административном здании называлась та самая комната, где Адамаса, Кристиана и Джея по приезде знакомили с Бельфегором, — в учебное время там не было и намёка на уют, появлявшийся по вечерам и в воскресенье. Осторожно стукнув о косяк и заглянув в комнату, Адамас понял, что влип по уши: за главным столом бок о бок сидели и ждали его Дилайла и Джей.

— Проходи, проходи, Адамас, присаживайся, — пригласила тера, уже успевшая переодеться в более-менее повседневную одежду — короткорукавную рубашку и брюки — и оттого почему-то выглядящая ещё более грозно, чем в форме.

Хорон робко улыбнулся и устроился на единственном стуле, стоящем перед их столом. Джей, тоже строгий как никогда, смотрел на него отрешённо, держа руки в замке и постоянно перебирая большими пальцами. Дилайла же чуть сощурилась, следя за ним.

— Догадываешься, почему мы тебя позвали? — спросила она, когда Адамас всем своим видом изъявил готовность общаться. Хорон мотнул головой.

— Понятия не имею. Что-то случилось?

— Забавно, — хмыкнула тера. — Во вторник вечером Адамас со товарищи избил своего соседа по бараку, и сам же не в курсе. Кому надо, в курсе, а главный герой ни слухом ни духом. Как же так?

— У нас действует презумпция невиновности, — напомнил Адамас, горя желанием узнать, что получится из их так любопытно начавшегося разговора. Джей издал непонятный смешок.

— Невиновности? У нас есть свидетели. О невиновности и речи не идёт. Нам больше интересны объяснения.

— И кто же свидетель? — заинтересовался хорон.

— Это не относится к делу, — отрезал Джей, расцепив наконец руки. — Так что это была за акция бессмысленного насилия?

— Почему сразу бессмысленного? Если кто-то позволяет себе больше, чем имеет права, он заслуживает наказания. Это я по жизни благодаря отцу отлично уяснил.

— Золотые слова! — порадовалась Дилайла. — Поскольку за Беккером особых нарушений замечено не было, переведём-ка их на тебя. Как ученику, тебе не дозволяется устанавливать здесь свои порядки. Это даже в нашем уставе прописано.

— Это пока не поймают, — закатил глаза Адамас. — Серьёзно, как будто вы оба никогда не нарушали правил. А, Дилайла? Давайте уже покончим с этой глупой риторикой и определим мне наказание. Вы же за этим меня вызвали?

— Ты правда считаешь, что тебе всё можно? — искренне изумился Джей, и хорон пожал плечами. — Из-за того, что ты — Страхов?

— Глупости какие. Можно тому, кому позволяют. Беккер позволил, вы, например, нет. Вывод? — Адамас по очереди посмотрел на каждого, похоже, оторопевших от его дерзкого поведения, и сам ответил на свой вопрос: — К вам я лезть не буду, правильно. Типичная логика хулигана, так в своей диссертации и напиши, Джей. Ну и, конечно, постараюсь, чтобы в следующий раз меня не поймали.

— Знаешь, Адамас, — развеселилась Дилайла — и Джей посмотрел на неё как на зачумлённую, — я впервые встречаю человека, который знает, как он в глазах всех выглядит, и даже готов предоставить основные психологические выкладки по причинам собственного поведения. Ты сам-то понимаешь, что говоришь?

— До последнего слова.

— Тогда — зачем?

— Чтобы было, — осклабился Адамас, и Джей не выдержал.

— Послушай, тебя прислали сюда не за тем, чтобы ты разрушал всё, что с таким трудом удалось построить! Если твои намерения настолько серьёзны, может, просто возьмёшь заложников и выставишь отцу ультиматум?

— А ты быстро сдался, Джей, — задумчиво качнул головой Адамас, и Дилайла, опережая своего коллегу, явно вознамерившегося сказать ещё что-нибудь не совсем педагогическое, перегнулась через стол поближе к Адамасу.

— А ты осознаёшь, что за любые поступки приходится платить? Не боишься, что твоё поведение заведёт тебя в болото, из которого ты не сможешь выбраться?

— Я меру знаю, — с достоинством отозвался хорон, но упоминание о болоте, живо вытащившее на поверхность сознания шарж Беккера, отозвалось ему неприятно.

— Все так говорят, — фыркнула Дилайла. — А потом — бах! — и тройное убийство. Ну ладушки. До утра прошу в наши апартаменты для штрафников.

— Сидеть и думать над своим поведением?

— Скорее, чтобы остальным неповадно было. Скажи мне, что всё-таки случилось с тобой за эти восемь лет? — тера остро взглянула на него, и он отвёл взгляд. — Я запомнила тебя совсем другим, чуть ли не полной противоположностью. Что произошло?

— Скажем так, за это «что» меня тоже посадили в карцер, только на две недели, — криво улыбнулся Адамас и встал, отворачиваясь от Дилайлы к Джею. — Проводишь? И кстати, там как, туалет есть или просто дырка в углу?

— Забыл про цепи и сокамерников-садистов, — вздохнул Джей, поднимаясь. — Идём.

Адамас ждал и от него какой-нибудь вдохновенной речи — ну, хотя бы о том, что самому Джею конкретно прилетит от Рэкса за недостойное поведение его сына, — но хорон лишь проводил подростка до комнаты в подвале с отдельным санузлом, вручил свой планшет, в котором, как потом убедился Адамас, были лишь обучающие программы и тьма различных психологических трудов, посоветовал дождаться ужина вместо того, чтобы в отчаянии грызть ногти, и, заперев дверь, ушёл.

Комнатушка в подвале оказалась не особо большой, но достаточно уютной. Адамас сразу упал на стоявшую в углу тахту, порылся в планшете и, решив, что изучать психологию в нём пока маловато чувства безысходности, уставился в потолок. Эти двое — Джей и Дилайла — определённо стоили того места, куда их забросило волей судьбы: надо же было ожидавшийся разнос превратить вот в это! Ещё такой подуставший, взрослый снисходительный взгляд… Отец тоже любит подобным образом посматривать на него — нечто вроде «ничего, перебесишься и сам всё поймёшь, а пока ты знаешь, где комната для штрафников»…

Но, несмотря на общее ощущение триумфа — ведь старшие так и не смогли добиться от него оправданий, — настроение было не очень. Адамас хотел было за неимением лучшего обдумать уже выбранную месть для Сати, после которой она и пикнуть не посмеет в его сторону, однако мысль цеплялась только за одно — за Дилайлу. Своим присутствием в лагере, постоянным мельканием перед глазами она заставляла его вспоминать то, что он давно предпочёл выкинуть из памяти, — неудавшийся побег, упомянутый отцом в их последний разговор перед отъездом. Хочешь — не хочешь, придётся разок прокрутить всё ему сопутствующее в голове, может, отпустит.

Началось всё как раз-таки с Дилайлы. Адамасу было восемь, Миа десять, и они с мамой летом того года вопреки протестам отца на две недели уехали в Зелёные края, чтобы познакомиться с лагерем, куда Леда планировала отдать дочь на будущий год на все три месяца. Поскольку у остальных хватало своих проблем, с Адамасом остался сидеть Рэкс — что означало, что он не имел права отлучаться из дома больше, чем на час, и был вынужден огромную кучу рабочих дел решать по конференц-связи.

Если до этого жизнь не казалась Адамасу таким уж раем, первая неделя их с отцом совместного заточения определённо напоминала ту самую геенну огненную, которую одна из ветвей ангелизма обещала нераскаявшимся грешникам. Отец как будто специально не замечал его и каждый раз, когда Адамас пытался с ним пообщаться или хотя бы вместе пообедать, оказывался в противоположном конце дома. Адамас, конечно, не роптал: авторитет отца был для него непререкаем и он отлично понимал, что без Рэкса в ГШР и чихнуть не смеют, но всё же было немного обидно.

Этот год у их семьи в принципе складывался не очень хорошо. Родители постоянно ругались, а если учесть, что Рэкс бывал дома не так уж часто, создавалось впечатление, что они вообще разучились нормально разговаривать. К тому же они все чуть ли не раз в месяц меняли адрес, поэтому дети были переведены на домашнее обучение и почти круглые сутки заперты в четырёх стенах. Взявшаяся за их образование Леда потихоньку сходила от всего с ума, конечно, вымещая стресс на муже, Миа бунтовала, растеряв всех друзей, и на полную громкость включала свой дет-метал, от которого у Адамаса дрожали стены и скакал почерк, а мама так и вовсе переходила к крайним мерам вроде электрощитка. По большей части шишки валились на Адамаса: он раздражал всех и каждого своим спокойствием и искренним желанием хоть как-то примирить враждующие стороны.