— Наверное, у него были на то причины, — попытался его успокоить Джей, невольно вспомнив такой же разговор с Адамасом.

— Как всегда, конечно… Ладно, никому ещё пива не взять? — Бельфегор поднялся.

— Когда ты успел допить? — поразился Эрих. — Ты это, не упивайся вусмерть-то, мне неохота тебя тащить на своём горбу!

— Хочу напомнить, что в силу физических особенностей по линии моего отца я не пьянею. Это только ради вкуса.

— Тогда мне ещё пару стаканчиков! А может, официанта подождём?

— Мне надо пройтись, — отрезал хорон и с пустыми стаканами отошёл к барной стойке.

Пока бармен наливал ему заказанное тёмное и светлое пиво, Бельфегор скользил взглядом по посетителям паба и думал всё о том же: почему его без объяснений забросили на учебную базу. Эта мысль не отпускала его с появлением здесь ни днём ни ночью, и, если бы отец сейчас вдруг из ниоткуда возник перед ним, он наконец собрался бы с духом и, в отсутствие вечно умиротворяющих его Энгельберта и Сэры, высказал бы всё, что думает об их отношениях. И особенно о том, что в последние годы Аспитис явно не считает нужным вообще наедине беседовать со своим сыном.

Однако вместо Аспитиса рядом с Бельфегором неожиданно появилась невысокая девушка-хорони в низко надвинутом на лицо капюшоне толстовки, хрустальным голосом заказавшая «ещё один» безалкогольный коктейль, и, засмотревшись на её точёный профиль, Бельфегор совсем забыл о своих проблемах. Получив коктейль, девушка развернулась на мгновение к Бельфегору — достаточно времени, чтобы увидеть выразительные чайные глаза в ярком тёмном макияже и хорошенькое бледное личико с тонкими, но чувственными губами, — и он потерялся окончательно. Пребывая как будто в тумане, хорон почти неосознанно схватил её за рукав толстовки, она, не заметив, прошла мимо, но от натяжения капюшон вдруг слетел с её головы, и Бельфегор поразился удивительному цвету её волос — чёрные и белые вперемешку.

— Совсем, что ли? — прошипела девушка, спешно надевая капюшон обратно, и, не дожидаясь ответа, ушла за самый дальний столик.

Остаток вечера Бельфегор провёл совсем уж в себе, раз за разом припоминая незнакомку, и даже шутки Эриха и попытки достучаться до него Джея не смогли заставить его выбраться из нового уютного мирка.

С понедельника всё веселье, конечно же, сошло на нет. Желая придерживаться ранее выбранной линии поведения, показывающего, на чём именно Адамас вертел весь этот лагерь и его правила, хорон искренне скучал на начавшихся лекциях. Он и сам не знал, как пережил первые два занятия — общее для всех у Джея, по практическим основам психологии масс (хотя надо было признать, что рассказывал он интересно, о чём бы там ни шла речь), и второе, только для мицевцев, у Табиты, по борьбе, — потом, к счастью, был обед. Поняв, что остальные его новые приятели только и делают, что обсуждают пройденное — всё-таки они очень серьёзно относились к своему пребыванию здесь и определённо гордились тем, что выбрали именно их, — Адамас решил на последней, третьей, лекции послушать хоть немного, чтобы быть в теме. Само собой, ему совершенно не улыбалось заинтересованно смотреть в рот Эриху целых три часа, за исключением небольшого перерыва в середине, но что, в конце концов, ещё оставалось делать?

Эрих вёл «историю и политические основы организации Мессии-Дьявола». Как и на предыдущих уроках, устроившись вместе с Кристианом на последних партах, Адамас достал планшет, выдаваемый здесь каждому для записей, и, включив игрушку, которую он уже успел туда вопреки правилам закачать, начал слушать.

При появлении Эриха весь класс стих. Пеланн чеканным шагом прошествовал на середину комнаты, щёлкнул по пульту включения голографического проектора и с места в карьер начал блиц-опрос по предыдущему занятию. Как услышал Адамас по быстрым и точным ответам своих сокурсников, неделю назад (а если совсем точно, в четверг) они проходили первые два века истории существования МД, закончив на втором в династии Стамесовых, бесталанном сыне Александра Тобиаше, чуть было не развалившем организацию к чертям. Удовлетворённый уровнем подготовки, Эрих поблагодарил всех отвечавших и наконец перешёл к лекции:

— Сегодняшнее занятие я хотел бы посвятить теме, несколько отстранённой от истории в прямом смысле слова. После того как Тобиаш Стамесов добровольно отрёкся от поста в пользу своего сына, Бернарда, МД перестало разрывать на части. Бернард, в отличие от отца и деда, был чуть ближе к народу и чуть дальше от идеологических изысканий, заставлявших того же основателя МД буквально придерживаться собственных принципов, даже если это прямо противоречило здравому смыслу. Поэтому он начал наводить порядок в организации так, чтобы каждому агенту было понятно, чем они занимаются и в чём их главное отличие от параллельно действовавшего ГШР. Именно при Бернарде были заложены главные принципы МД, те колонны, на которые каждый последующий Мессия опирался, приходя к власти, и с позиции которых его оценивали получившие куда больше свободы во взглядах подчинённые. Принципы эти не писаны, не закреплены ни в одном из кодексов или уставов, но знакомы каждому истинному агенту МД, и…

— …и первый из них — пафос во всём? — не выдержал Кристиан, однако прерванный им Эрих, на удивление Адамаса, в ответ на столь дерзкое поведение только улыбнулся.

— Почти. Но ты верно подметил, Кёртис. Я бы хотел сейчас вместе со всеми вами определить эти самые принципы и чуть позже сравнить их с хорошо известными вам заветами ГШР — или МИЦа, если уж на то пошло. Что-то про МД вам рассказывали в интернате, что-то вы читали сами, о чём-то можно просто догадаться, исходя из проводимой ей политики. Прошу, высказывайтесь. Как лучше всего обозначить уже отмеченное Кёртисом?

— Приверженность официальной идеологии? — неуверенно предположила девушка с первого ряда, яркая и высокая тилони, одна из подружек Эхсана, и Эрих покачал головой.

— Зерно у тебя есть, Мелани, но проблема в том, что ни МД, ни ГШР не имеют идеологии как таковой. Конечно, с годами нечто подобное оформилось и там и там, но не так, чтобы включать это, например, в присягу. Здесь более широкое понятие, попробуешь ещё раз?

— Ммм… высшая степень лояльности руководству? — совсем уж испуганно спросила тилони, и Эрих щёлкнул пальцами.

— Ещё шире, Мелани! Руководство приходит и уходит — и очень часто совсем того не желая, если вспомнить последнего Мессию, — а вот организация остаётся. Лояльность организации! И да, в высшей степени.

Адамас поднял голову, как раз чтобы увидеть, как в начале уже обозначенного пеланном списка на голографической таблице появились эти слова: «безоговорочная лояльность организации».

— Если ГШР работает в первую очередь на общество, на, так сказать, мировой порядок, руководствуясь закреплёнными в Уставе и различных, известных простым людям, кодексах законами и правилами, то агенты МД всегда следуют лишь собственной истории. Если первый Стамесов когда-то провозгласил, что Генштаб — его злейший враг, что ж, значит, так тому и быть. Если когда-то кем-то было решено, что определённый вид проблемы решается радикально, так будут делать все последующие служащие. Самый простой пример: в ГШР предателей и шпионов сажают, ссылают, увольняют или перевоспитывают, если уж ловят, а в МД просто приставляют к стенке. Если, конечно, не рассчитывают на кого-нибудь своего у ГШР выгодно обменять.

— А вот эта жёсткость — это тоже один из принципов? — полюбопытствовал Токкин, подняв руку, и Эрих кивнул.

— Да, хотя и не такой глобальный. — Он пробежался по панели набора, и слово «радикальность» встало на вторую строчку списка. Адамас поймал себя на том, что заинтересовался. — Однако из этой самой радикальности вытекает много чего ещё. Какие идеи?

— Нетерпимость, — подала голос Сати. Эрих опять кивнул.

— Замечательно. Нетерпимость — я бы сказал, к чему заблагорассудится, зависит от агента. Но в основном к слабости. Это тоже пошло из истории: если помните, первый Мессия весьма тщательно отбирал себе сторонников, чуть ли не по ДНК, был в те годы такой тренд. Но иногда хватало и фанатичной преданности. Благодаря этому, кстати, в высших слоях руководства и появились такие агенты, как Шштерны или Альиных.