Щёголь с красивым смугло-грубым лицом гордо выступал перед ними. На безымянном пальце его сверкал огромный брильянт, длинные локоны маслянистых каштановых волос живописно развевал ветер.

- Левасёр? - уточнил я.

- Да, - подтвердил он.

- Что вы делаете на моём корабле? - сухо поинтересовался я.

Щёголь осклабился.

- Однако, ты дерзок. Придётся убить тебя собственноручно.

Мы схватились за шпаги.

Прыткий, словно кузнечик, Левасёр оказался опасным и ловким соперником.

Он теснил меня, наседал, удары сыпались и слева, и справа, - отовсюду! - я отбивался, как мог.

В считанные секунды противник припёр меня к борту.

Укол, - чёрт! как больно, - лезвие рассекло мне предплечье.

Но, главное, пропорола камзол.

Мой великолепный камзол из тонкого камлота, обшитый серебряным позументом.

- Ну всё, - психанул я.

Я схватил пирата за горло, дважды тряхнул его с силой и шмякнул головой о планшир.

Оружие выпало из рук Левасёра, глаза закатились, ртом хлынула кровь.

Без чуждых этому жестокому веку сантиментов, я вышвырнул за борт его бездыханное тело.

- Ура! - восторженно заорали мои приверженцы, десяток громил и сотня головорезов,

все на одно лицо: небритые, с опухшими рожами, они смешались в одну ликующую толпу, дело известное:

"Король умер. Да здравствует король!"

Чеканя шаг, ко мне подошёл Билл Кардиган.

Форма офицера британского флота, отменная строевая подготовка и великолепная выправка указывали на то, что в шкафах его немало скрыто скелетов,

- Корабль ваш, капитан, - доложил Кардиган, вскинув руку к виску.

Я салютовал в ответ.

- Какие будут указания?

- Свистать всех наверх, - скомандовал я.

На этом мои познания в морском деле закончились.

- Ладно, Билли. Давай, расскажи ребятам, какие паруса ставить, мы отправляемся за добычей.

- Эгей-го, - заорал англичанин. - За добычей!

- За добычей! - с восторгом рявкнула сотня глоток и две сотни ног проворно побежали по мачтам и стеньгам, ставить всякие там стаксели-брамсели.

- Слышь, Билли, как называется эта посудина?

- "Ла Фудр", что означает "молния".

Молния меня не впечатлила.

- Теперь её имя: "Ла Худра". Что означает "Валерия Алексеевна".

- Как скажете, сэр, - ни единый мускул не дрогнул на лице истинного британца. - Пойду, поищу малярную кисть и ведёрко с краской.

- Заодно найди переводчика. На всех языках мира он должен знать слово "Пиастры".

Через мгновение - плюс-минус пару часов - вольные ветры наполнили паруса и полетел по волнам стремительный капер, свежей краской алело по борту гордое его имя "Лахудра", на плече капитана

- на моём плече -

сидел попугай роскошной пёстрой расцветки.

Никогда не кричал мой Арчи без дела.

Он кричал, не умолкая:

- Пиастры! Пиастры!

- Пиастры!

Глава десятая

Морган, Дрейк, Л'Оллоне - громко гремела слава пиратских вождей, не было на Карибах портового кабачка, борделя или кают-компании, где бы не произносили эти имена с восхищением и восторгом.

Имя Юры Хвалько вслух не поминали... боялись.

Иногда им пугали капризничающих младенцев, и седели младенцы, росли молчунам с трясущимися головами, многие заикались.

Удивительно... я не поджаривал пленных на вертелах из сырых жердей, не скармливал их акулам. Не рубил десятками головы и не резал людей живьём, медленно, кусок за кусочком...

Должно быть, просто иным слишком мучительно расставаться с богатством, - отсюда и репутация: без устали обчищали мы трюмы, караванами приводили в гавани захваченные суда, чтобы сбагрить трофей по дешёвке, и снова в море,

- туда, где всякий вымпел добыча хищнику, -

И бледнели, завидев нас, отчаянные мореходы.

Ужас охватывал их бестрепетные сердца, губы шептали:

- Юрик! Юрик!

Знали отчаянные мореходы: не будет спасения.

Будто голодный волк, будет преследовать капер, - не успокоится, не отстанет, пока не перекочует из рук в руки груз необработанных кож или пеньки... да, давно миновали времена, когда армадами шли в Европу испанские галеоны, набитые под завязку драгоценным металлом, когда даже на палубах, словно поленья дров, лежали слитки золота и серебра...

Теперь не чаще одного раза в год появляется в море столь ценный приз, да и тот под охраной целого флота.

Вот и приходится рыскать по бескрайним просторам каперу в поисках чего бы покушать, клацать зубами от голода, слишком много расплодилось лихих людей, конкуренция.

... неустанно летала наша "Лахудра", как чаечка; гонялась за каждой мелочью; палила из пушек по воробьям, - за одиннадцать месяцев усердных трудов нам удалось сколотить кое-какой капиталец.

Челнок, который я использовал в качестве сундучка, уже наполовину наполнился звонкой монетой, и стали посещать меня мысли.

Не пора ли наведаться на работу?

Заскочить в отдел, отчитаться о командировке... а там, глядишь, и на малую родину удастся вырваться.

Обнять папу и маму, прогуляться пыльными улочками маленького шахтёрского городка, с аппетитом отведать вареников с вишнями.

Будто воочию я видел миску, наполненную с горой, жарко дышала эта гора паром, искристые сахарные крупинки щедро осыпали её бока и вершину.

Рядом сметана в глубоком блюдечке, густая, домашняя, - м-м-м...

Вот я выбираю самый большой - здоровенный! - вареник, неспешно и обстоятельно макаю его в янтарно-жёлтую лужицу растопленного масла, вот подношу ко рту...

В миг, когда сжал я челюсти и пахучий сок брызнул во все стороны, на капитанский мостик поднялся Морис.

- Хорошая погода, сэр, - сказал он.

Вареник, к несчастию моему, тотчас исчез, взамен явилось безбрежие.

На небе ни зги, ни облачка. Властвовал штиль. Солнце пекло нещадно. Билл Кардиган с неусыпным вниманием оглядывал в подзорную трубу горизонты, горизонты были чисты, сверкал перламутрами океан...

- Да, - отметил я бесспорную наблюдательность Мориса. - На шторм не похоже.

Однако, с чего бы это мой большой друг заделался вдруг синоптиком?

- Давай без предисловий, Морис. Зачем пришёл?

Гигант помялся и брякнул:

- Команда ропщет, сэр.

- Во как? - изобразил я удивление. - И что хотят?

- Женщин.

Его ответ не застал меня врасплох.

Прямо скажем, я предполагал возникновение подобного разговора.

И дело не в инстинкте самца, не в здоровой потребности организма... было одно обстоятельство...

Давненько уже старушка Европа узрела в наших краях свалку для преступного мусора.

Всякий, не сумевший доказать свою благонадёжность, - то есть половина населения континента - имел все шансы отправиться за океан.

Англия, Франция, Голландия тысячами, десятками тысяч заковывали в кандалы беспутных своих сыновей, будто негодный мотлох, грузили отребье в тесные душные трюмы и отправляли сюда, на край света,

Чтобы здесь эта шваль стала на путь праведный,

- ковыряя кирками скальный грунт в каменоломнях, на плантациях под палящим безжалостно солнцем, собирая хлопчатник, -

за миску похлёбки, за маисовую лепёшку, в трудах обретёшь ты своё Спасение...

А когда срок кабалы истекал, сбивались в стаи бывшие каторжане, добывали мушкеты, добывали пушки и начинали воевать с Испанией.

А что? Не домой же возвращаться? - там нищета, там голод.

Там дотла выжженная земля, испепелённая бесконечными войнами лютеран и католиков.

То ли дело Карибы... армадами снуют туда-сюда галеоны, с брюхом, раздувшимся от несметных сокровищ, как поленья, на палубах лежат золотые слитки: Испания - богатейшая страна, от неё не убудет,