- Не виновен.
Вот это был бы финал... достойный американского фильма.
Или даже не так.
Пусть вердикт оглашён: сто двадцать лет одиночества. Ровно на двадцать лет больше, чем нужно нобелевскому лауреату для создания нетленного произведения.
Арестант пишет текст, - день, другой, третий... и вот текст написан, заключённый ставит финальную точку.
Впереди безнадёга и унылая необозримость, оглушительная тоска одинаково серых дней.
Но вдруг... я не знаю, пусть случится необъяснимое чудо... и вдруг провернётся ключ в замочной скважине, с лязгом отодвинется засов, тяжёлая железная дверь распахнётся, и надзиратель Онищенко скажет:
- Хвалько, с вещами на выход.
Да, вот это я понимаю: отличный финал.
Но у нас здесь не Голливуд.
Сто двадцать лет заключения, долговая тюрьма, одиночная камера.
Досрочное освобождение исключено.
Конец истории.
Я поставил финальную точку.
Лёг на койку, включил телевизор.
Ближайшие сто двадцать лет делать было абсолютно нечего.
В этот момент ключ в замочной скважине провернулся. Лязгнув железом, отодвинулся мощный засов. Дверь распахнулась. На пороге стоял надзиратель Онищенко.
- Эй, Хвалько, - буркнул он, - собирайся.
- Куда, начальник? - оторопел я.
Тюремщик осклабился:
- С вещами на выход.
Глава семнадцатая
Беспилотник начал снижение.
Мгновенным серебром блеснула река. Пятно зелени посреди мегаполиса обернулось уголком заповедного леса.
Будто талантливый декоратор взялся обставить моё возвращение с размахом не стеснённой бюджетом костюмированной постановки, - лужайки, цветы, дом... дворец королевской четы на фоне его выглядел бы жалкой безделицей.
Рядом с домом толпились люди: Изя-олигарх, Свят и Мыся, кто-то ещё.
Чуть осторонь - в одиночку - задрав голову, стояла Мария-Терезия.
Она с энтузиазмом махала рукой, будто гоняла в воздухе невидимую навозную муху, лицо её светилось неподдельной искренней радостью.
Дрон завис над бетонным пятачком посадочной площадки и, спустя мгновение, бесшумно опустился точно в её центр.
Я выбрался из салона.
- Привет, - закричала Маша и кинулась мне на шею.
Как я люблю пылкую непредсказуемость этой девушки, спонтанность душевных её порывов, эмоциональность и чувственность... просто люблю.
Я нежно прижал Марию-Терезию к сердцу.
Но что тут делает Изя? присутствие вундеркинда мне не нравилось.
Как бы это сказать, мешало полноте счастья.
- А этому что здесь надо? - буркнул я, даже не пытаясь изобразить учтивость.
- Вообще-то он заплатил за твою свободу сто пятьдесят миллиардов, - сказала Мария-Терезия.
- С чего бы такая щедрость?
- Ну, для неё есть достаточно веские основания, - моя любовь улыбнулась. - Изяслав, сынок, иди познакомься с папой.
Изя сделал пару шагов, вид он имел слегка смущённый.
- Мстислав, Святополк, все подходите, ребята.
Гурьбой меня обступили амбалы... все как на подбор: под два метра ростом, квадратные плечи, квадратные подбородки...
Я обнял своих будущих пока не рождённых детей и подумал: если когда-нибудь кинокомпания Уолта Диснея выкупит права на экранизацию моей книги, то в этот момент самое время зазвучать эпической музыке.
И чтобы шутихи, спрятанные в кустах, брызжа снопами искр, завертелись огненными кольцами.
Чтобы, свистя, разрезали воздух, взлетели ввысь кометы салюта и с грохотом лопнули небеса, горя и сверкая яркими всполохами фейерверков.
Но у нас здесь не Голливуд.
- Кхм, кхм, - деликатным покашливанием привлёк наше внимание крепыш с огненно-рыжей шевелюрой.
- Чего тебе, Трувор?
- Синеус вернулся из дальнего поиска, - проинформировал рыжий. - С гостями... Звать?
- Зови, - на правах старшего велел я.
Рыжебородый сделал знак.
Приблизились два высоких и статных старца, в белых посконных одеждах с посохами в руках.
- Земля наша велика и обильна, - зычным уверенным голосом объявил первый.
- Но порядка в ней нет, - со вздохом добавил второй.
- Это бывает, - находчиво и остроумно поддержал я дипломатическую беседу.
Однако пустые лясы точить не входило в намерения депутации.
- Приходи княжить и владеть нами, Рюрик, - предложили послы без экивоков.
- Я не Рюрик, а Юрик.
Старцы озадаченно переглянулись.
- Странно, - пробормотали они, - в летописях значится Рюрик.
- Я Юрик, - упрямо и непреклонно стоял я на своём.
- Ну не будем же мы в самом деле из-за одной буквы историю переписывать? - посланники робко и чуть растерянно улыбнулись.
Я принял позу, достойную войти в анналы.
- Будем! - твёрдо сказал я.
