Во дворе их ждала черная открытая машина. Где-то на третьем, этаже раздался женский визг. Из окна первого этажа, забранного частой железной решеткой, во двор смотрели мужчины с окровавленными лицами.
«Красные канальи», — думал Штерц.
Первым в машину втолкнули Пейера. Мужчины, глядевшие из-за решетки, — коммунисты, схваченные за те пять дней, в течение которых министерством внутренних дел командовал Пейер, — явились свидетелями его позора.
— Куда? — спросил мертвенно бледный Пейер.
— К… — начал один из сыщиков.
Иловский одернул его.
— Не бойтесь, вас не тронут, — сказал он Пейеру.
— Поблагодарите его высочество, — присовокупил подошедший Гараи.
Рядом с водителем пристроился полицейский с карабином на коленях. Министра внутренних дел втиснули на заднее сиденье, между Иловским и артиллерийским капитаном. На переднем маленьком сиденье между двумя сыщиками был зажат главный бургомистр. Штерц дернул за руку Иловского и умоляюще посмотрел на него. Иловский мгновение размышлял. Машина была просторная, но сиденья все были заняты.
— Я не возражаю, — проговорил наконец Иловский, и Штерц вскочил в машину.
Шофер завел мотор и сел за руль. Машина зафыркала и тронулась с места. Полицейские глазели на отъезжающих. Один погрозил Пейеру кулаком. Штерц, ухватившись за плечи сыщика и согнувшись, стоял между передним и задним сиденьями.
— Прошу не стоять, — сказал сыщик. — Очень заметна.
Штерц присел на корточки, колени Пейера упирались ему в спину. Машина шла прямиком к Цепному мосту.
— А эти что не поделили между собой? — сказал пожилой Официант из кабачка, расположенного напротив полицейского управления, державший под мышкой салфетку, залитую вином. Он с удивлением уставился вслед удалявшейся машине. — Ведь этот Пейер, говорят…
— Конкуренты, — заключил старый рассыльный, — вот и не могут поделить власть.
— Тс-с! — предостерег его официант. — Помалкивайте! — И он с опаской огляделся.
Было семнадцать минут восьмого. Эгето вышел с улицы Алагут на проспект Альбрехта. Здесь на углу ему преградила путь черная машина, повернувшая у самого края панели. Большая открытая машина пронеслась мимо Эгето, едва не задев его. На горе, в Крепости, звонили колокола, один из пассажиров на заднем сиденье машины осенил себя крестом. Эгето посмотрел в ту сторону и рядом с набожным господином увидел министра внутренних дел Кароя Пейера. С другой стороны сидел офицер, а у колен его на корточках согнулся еще один офицер. Министр внутренних дел был зажат со всех сторон, как сардинка в банке. Он явно был в дурном настроении, сидел с поникшей головой, и котелок его сдвинулся на лоб. Он совсем не производил впечатления важной персоны.
«Что это с ним? — подумал Эгето и про себя с ненавистью добавил: —Собака!»
Машина в это время медленно катила вверх по проспекту Альбрехта, и Эгето увидел лысый затылок этого ненавистного ему человека. Вскоре машина исчезла из виду. На террасе кафе «Ланцхид» ужинали господа из особняков Буды и дамы в пестрых платьях. Смеркалось. Налево, на куполе парламента, еще мерцал слабый багряный отблеск заката. Звонили в разных церквах. Эгето думал о том, что не прошло еще и четырех дней, как он приехал в город. А кажется, это было несколько лет назад. Сколько событий произошло с тех пор. Румынская оккупация… синяя полиция… упразднение общественной собственности… Эх! Над городом нависли сумерки, наступающий вечер повсюду развесил свои лохмотья. В воскресенье утром, когда он поднимался в Крепость, здесь, на этом же самом углу, он видел этого… этого министра внутренних дел! Тогда он не был… втиснут, в машине было просторно, рядом с ним сидел всего лишь один высокопоставленный полицейский чин, да и тот — Эгето отлично помнит! — от избытка почтения пристроился бочком на комфортабельном сиденье. Теперь же этот… не поднимает глаз.
Да… долгим был сегодняшний день. Идя в Пешт, Эгето ощущал некоторую усталость; возможно, усталость эта явилась следствием расслабления душевного напряжения. Что же… Он сделал все, что мог. Немного. Совсем мало. То, что ему поручили. Но, быть может, и это кое-что. Почему поручили именно ему? Не стоит об этом думать. Они не учли того, что и он значится в черных списках?.. Не учли ревтрибунала?.. О нет, без сомнения, учли! Они все прекрасно взвесили. И то, что в Будапеште его знают сравнительно мало. Ведь во времена Советской республики он работал в В. Возможно, не хватает людей! И вот он… При мысли об этом он почувствовал почти гордость. День уже клонился к вечеру, когда он вошел в дом на улице Дохань. Машину достать не удалось. Товарища, которого ему поручили, он обнаружил в кухне; вернее, в крохотной и темной каморке для прислуги, отделенной от кухни стеклянной перегородкой. Он сидел на железной кровати. На нем был китель серого цвета и на голове военная фуражка. У Эгето сжалось сердце, когда он увидел это знакомое лицо. Так близко он еще ни разу его не видел. В кухне на веревке сушилась одежда, и воздух был насыщен испарениями. Товарищ, однако, улыбнулся, когда увидел изумленное лицо Эгето. Он указал ему на место рядом с собой. Эгето сообщил, что машину достать не удалось.
— Не беда, — подумав, сказал тот наконец. И, улыбнувшись, положил руку на плечо Эгето. — Может быть, и так… сойдет, — проговорил он.
Они порознь спустились по лестнице и переулками стали пробираться в Буду. Впереди шел Эгето, а на расстоянии трех шагов от него брел «солдат». Он не пожелал идти рядом с Эгето.
— Незачем, — сказал он.
Эгето знал, что это мера предосторожности, что тот не хотел потянуть его за собой, если случится какая-нибудь беда. Но, к счастью, ничего не случилось. Кажется, когда они шли по улице Пиаритов, какой-то другой солдат, тощий мужчина в помятой одежде, узнал шагавшего за Эгето человека. Он пристально посмотрел на него, но все обошлось. Тощий солдат в помятой одежде потянулся к козырьку, чтобы отдать честь, но, видно, опомнился и пошел своей дорогой, больше не глядя на спутника Эгето.
Однако на Напхедь они взбирались бок о бок. Здесь бросилось бы в глаза, если бы они шли гуськом.
— Как красив Будапешт, — заметил «солдат» и, обернувшись, залюбовался Крепостью, блиставшей в пурпурных лучах заходящего солнца.
— Да. — Эгето стиснул зубы. «Красив», — думал он, и кулаки его сжались.
Они пришли в дом на Напхедь. Ничего подозрительного кругом не было. Должно быть, все обошлось. Врач был несколько бледен — может, от волнения, а может, его бледнил белый халат. Утром Эгето видел врача в костюме. Гостя провели в отведенную ему комнатку. Он положил портфель и вытер лоб.
— Здесь вам будет спокойно… Мы любим играть в преферанс, — немного волнуясь, сказала жена врача.
— Я научусь, — пообещал гость и лукаво прищурился.
Супружеская чета, удовлетворенная, удалилась.
Эгето тоже собрался уходить.
— Вам не было страшно? — спросил «солдат». — Путь был длинным, я немного волновался.
— Я тоже, — сказал Эгето и вздохнул с облегчением.
«Солдат», видевший Эгето впервые, спросил, как его зовут. А затем очень серьезно сказал:
— Благодарю вас… товарищ Эгето. У вас отличные нервы. До свиданья.
Они обменялись крепким рукопожатием. Оба сознавали, что этого совершенно достаточно. Эгето знал — он не забудет этого «простого солдата». И думал: быть может; и тот не забудет его…
Сейчас он шел по Цепному мосту, в сумерках Дунай отливал серебром. Дневной зной уже стремительно взмывал вверх, незримые столбы его отправлялись в свой ночной путь к звездам, в бесконечность, чтобы здесь, внизу, освободить место для более холодных слоев воздуха. По непреложному закону физики.
Закон физики… Эгето вспомнился их разговор, когда они подходили к горе Напхедь. «Солдат» спросил:
— А вы, товарищ?
Эгето сперва не понял.
— Я? — удивился он.
— Вас… ищут?
— Не знаю. Может, ищут. — Эгето немного помедлил — Они мечутся, — добавил он.
