— Есть! — ответили из сугроба.

Человек энергично вскочил и на удивление бодро рванул к подъезду.

— Ну, надо же... — изумленно сказал Файнберг вслед удаляющейся заснеженной фигуре.

Через пять минут упорных поисков и сложных математических расчетов он наконец нашел нужную парадную, вошел и плотно прикрыл за собой дверь.

По улице шли трое. Душа просила праздника, а он все не наступал. Плохая погода разогнала народ по домам. На «дозу» не хватало каких-то двухсот рублей. Вот уже несколько часов молодые люди волками бродили в поисках, но им катастрофически не везло. Все трое знали: еще пара часов, и начнется ломка. Какое-то время можно будет продержаться на «боярышнике», предусмотрительно купленном в аптеке, но праздника не получится. Сознание того, что у кого-то есть деньги, очень раздражало. А ведь они обязательно есть. Только нужно найти — у кого.

Удача, в виде мокрого, пахнущего мочой алкаша, подвалила неожиданно. Не обменявшись ни словом, они решили растянуть удовольствие. Радостно подпрыгивая, как гиены вокруг падали, наркоманы окружили Игоря Бондаренко. Наклоняя головы то в одну, то в другую сторону, они улыбались, молча разглядывая добычу.

— Здорово, урод, — сказал старший из них. — Во вонища! Что, уже обоссался? Доставай бабки, пока я добрый.

После встречи с круто подготовленным кошмаром, наркоманы показались оперативнику милыми и симпатичными зверьками, с которыми было можно поиграть в свое удовольствие.

— Здравствуйте, товарищи ублюдки. Предупреждаю — сегодня не ваш день. Предлагаю отправиться по домам и тихо, спокойно переломаться, как требует природа.

— Ах, ты, сука! — самый мелкий и вертлявый из троицы начал приближаться сзади.

И вдруг спокойный и властный голос тихо произнес:

— Стоять, брызги говенные! — к стае медленно подходил Герман Семенович. — Игорь, иди в машину. Тебе на сегодня хватит. А то я, эт'самое, совсем зад отсидел.

Бондаренко, как обиженный ребенок, опустил голову и безропотно двинулся к «шестерке». Возле машины его ждал Стрижак. Они обнялись, как старые товарищи после долгой разлуки, забыв о запахах и брезгливости.

— Я думал, он тебя завалит.

— Я тоже.

— Я уж было выпрыгивать собирался, да вождь, — он мотнул головой в сторону Пименова, — остановил. Он покруче нашего клиента будет. А? Как думаешь?

— Пожалуй.

Оба посмотрели в сторону старшего.

— Ладно, — Стрижак похлопал друга по плечу, — иди смотри спектакль. Оптика у него сумасшедшая. Только на его место не садись. А я побуду здесь на всякий случай.

Тем временем стая сбилась в кучку. Смена высокого и крепкого «кошелька» на полноватого и неповоротливого пенсионера их развеселила.

— Ты кто? Его дедушка, что ли? — небритый, с синими кругами под глазами парень сделал, шаг вперед. По всей вероятности, он был уверен, что слово «героин» происходит от слова «герой». Поэтому и приблизился на опасное расстояние.

— Твой Игорек нам денег должен. Ты, что ли, за него рассчитаешься?

— Я, — ответил Пименов.

Ударил он головой. Ударил туда, где только что был нос. Наркоман не отлетел на три метра в сторону, как это изображают гомосексуальные режиссеры детективных боевиков. Просто ноги его согнулись в коленях. Он сначала сел, а затем, не прекращая движения, лег. Герман Семенович присел и пощупал пульс на сонной артерии жертвы столкновения. Затем выпрямился с несвойственной для его комплекции быстротой и достал из-под куртки пистолет.

— Было же сказано, сегодня не ваш день. Старших надо слушаться. Забирайте мусор, — он ткнул ногой лежащее под ногами тело, — и бегом, эт'самое. Раз...

Силы, давно потраченные на поднятие и опускание шприцев, не позволили нести поверженного на руках. Наркоманы потащили его волоком по заснеженному тротуару, оставляя за собой что-то, напоминающее лыжню... или дорожки от уколов на венах.

— Мы тебя еще поймаем, — стараясь, чтобы его не услышали, гордо произнесла гнида поменьше ростом, и процессия скрылась за углом дома.

Герман Семенович с минуту постоял на месте, засыпая снегом кровавые пятна. Затем дошел до поворота и, не выпуская пистолета из рук, осмотрелся. В машине его встретили аплодисментами. Пименов снова сел за руль, потянул носом воздух и сказал:

— Вы, что, эт'самое, опять обоссались?

Оперы перестали хлопать в ладоши и удивленно посмотрели друг на друга, принюхиваясь.

— Да, шучу, эт'самое, шучу.

Он достал рацию, настроил на нужную волну, и в черное небо большого спящего города полетели слова:

— Четверка, четверка, ответьте «Глазу»...

Виктор Робертович вошел в подъезд и с подозрением присмотрелся к цифрам на почтовых ящиках. На этот раз с номерами квартир все было в порядке. Убедиться, что травматолог живет именно здесь, не составило труда. В ровном ряду металлических крышек выделялась одна, выкрашенная в черный цвет. На ней красовались две аккуратные, выведенные по трафарету шестерки. Рядом была остервенело выцарапана еще одна. Наверняка ржавым гвоздем. Скорее всего, злобный шутник по каким-то причинам недолюбливал экстрасенсов.

Зябко передернув плечами, Файнберг начал подниматься по лестнице. На третьем этаже он остановился. Мимо дверей квартиры номер шестьдесят шесть пройти было невозможно. Вокруг дверного глазка красовались огромные веки с черными ресницами. Возле таблички с измененным в худшую сторону номером квартиры, как живой, сидел угольно-черный ворон на расколотом черепе. В провалы глазниц были вписаны все те же шестерки. Вход охраняла змея, обвившаяся вокруг перевернутого православного креста. Нарисовано было талантливо.

Остальные детали дверной графики профессор рассмотреть не успел. Сверху раздалось неспешное шарканье, и на площадке появилась ветхая старушка с глазастым мопсом на руках. Собака энергично дышала, будто только бегала или собиралась бежать. Увидев возле квартиры чернокнижника позднего гостя, старушка замерла в тихом религиозном ступоре. Виктор Робертович трижды стукнул костяшками пальцев по двери. Получилось глухо и таинственно.

Не выпуская мопса из рук, старушка истово осенила себя троекратным крестным знамением. После этого она смачно плюнула три раза через левое плечо и один — под ноги ни в чем не повинному профессору. Закончив защитные процедуры, бабка рванула вниз, проявляя завидную прыть и резвость.

Файнберг проводил ее удивленным взглядом и снова постучался. К звонку, раскрашенному под оскаленную зубастую пасть, притрагиваться почему-то не хотелось.

Хозяин квартиры, как это с ним часто бывало в последнее время, находился в творческом поиске. Проникновение в астральные дали происходило при свечах и с помощью черной кошки. Ритуал находился на пике. Черные пятна ползали по углам, наполняя комнату мраком.

— Тебя зову — дух черного человека-а! — заунывным басом затянул Игорь Николаевич, намереваясь повесить оберег кошке на хвост.

Тут же раздались три глухих, зловещих удара. Непроизвольно вздрогнув, чародей на секунду отвлекся. Вообще-то, за неимением камина, появление духа ожидалось из вентиляционной решетки. Но удары шли явно не оттуда. Воспользовавшись ослаблением хватки, гнусное животное вырвалось из цепких, ухватистых рук травматолога дурной верещащей ракетой. Он замер в надежде уловить направление на источник звука. Удары услужливо повторились. Сомнений быть не могло: пренебрегая традиционными условностями, дух ломился во входную дверь.

На ватных ногах Рыжов вышел в коридор. Неведомая сила заставила его положить руку на замок и повернуть ключ. Медленно, со скрипом, расширялась щель между мирами. Снаружи потянуло леденящим душу и ноги в шлепанцах холодом. Очевидно, решив-таки выступить посредником в общении с потусторонними силами, черная кошка выскользнула на лестницу, обдирая бока. Подъезд огласило визгливое мяуканье, больше напоминающее истошный вой.

Старушка с мопсом как раз опустила собаку на пол и вынула из-под платка ухо, ловя звуки, доносившиеся из шестьдесят шестой квартиры. Отвыкшее за пресные годы пенсионного бытия от стрессов сердце бешено колотилось. Вслед за щелчком замка и тягучим, изматывающим нервы скрипом вдруг раздался оглушительный вой. Из обители чернокнижника вырвался дьявол! Освобожденный из преисподней, он заорал. Не разбирая, стон это или хохот, бабуля рванулась к выходу. Но сатана оказался проворней. Что-то черное пронеслось мимо, почти сбив с ног. Ужасные когти едва не распороли полу пальто. Со страшным воплем оно вылетело на улицу. Обретя свободу, кошка ураганом понеслась к родной помойке. Старушка, спасая мопса и жизнь, — к ближайшей церкви.