Его, без сомнения, должны были заметить. Файнберг поднялся, гордо встречая опасность лицом к лицу. Однако здоровенные парни продолжали сидеть как ни в чем не бывало. А уж они-то наверняка видели в темноте, как кошки. «Профессионалы!» — отдал должное олимпийскому спокойствию противников Виктор Робертович. Оставалось одно: попытаться обмануть рядовых исполнителей мафии, воспользовавшись больничным халатом и разницей в интеллекте. Ловко, с третьей попытки прижав локтем оторванный карман, профессор откашлялся и, напустив строгий вид, спросил:

— Э-э... Как состояние пациента? — тут ему пришло в голову, что действовать нужно напористо. — Так-так! Никто не в курсе? Безобразие! Придется поинтересоваться самому.

Он решительно шагнул мимо. Охранники, видимо, просто онемели от такого напора. Пользуясь произведенным эффектом, Файнберг беспрепятственно вошел в палату. Сердце гулко и часто колотилось, ладони вспотели, но профессор прорвался! Привалившись спиной к двери, Виктор Робертович застыл, тяжело дыша. На ум пришел вполне резонный вопрос: «А где же она?» На фоне белых стен никого видно не было. Несмотря на почти полный мрак, Файнберг мог сказать уверенно, соратницы здесь нет!

В этот момент, в туалете Ираида Павловна аккуратно закрыла кран и поставила ведро на пол. Нащупав ручку, она открыла дверь и вошла в палату. На пороге стоял мужчина в белом халате. «Врач», — с раздражением подумала женщина. «Витя!» — подумал Файнберг, испытывая радость от долгожданной встречи.

— Все в порядке? — шепотом спросил он, отрываясь от двери и делая шаг навстречу. Его вновь слегка качнуло.

— Слава Богу, — тоже почему-то шепотом вежливо ответила Ираида Павловна.

Профессор обрадовался — операция шла запланированным порядком. Он сделал еще шаг и животом уперся в каталку. На ней лежал пациент и храпел, как настоящий негр. Во всяком случае неискушенному в этнографии Виктору Робертовичу показалось именно так. Обращаясь к знакомому силуэту с ведром и шваброй, Файнберг спросил полуутвердительным шепотом:

— Он?

Сопоставив покачивания доктора с нелепым вопросом и плывущим по палате отчетливым ароматом свежего перегара, Ираида Павловна поняла: «Нажрался!» Тяжелая ночь заканчивалась появлением пьяного хирурга. «Не соображает, какая палата — женская или мужская», — решила санитарка.

— Он! — прошептала она как можно язвительнее.

— Отлично! — тихо обрадовался Виктор Робертович.

— "Алкаш и педераст!" — брезгливо подумала Ираида Павловна.

— Вывозим? — нерешительно спросил он.

— Без меня, — это был даже не шепот, а ехидное шипение.

В нем содержалась ненависть ко всем выпивающим мужчинам больницы, города, а может быть, и всей планеты. Очевидно, доктора проняло, несмотря на предпохмельное состояние. Он не стал настаивать, кивнув:

— Понимаю.

Дабы поторопить события, она внушительно произнесла:

— Тут еще надо убрать, — подразумевая, что для этого, неплохо бы кое-кому побыстрей освободить палату:

От подобного хладнокровия Файнберг, как раз размышлявший об охранниках у двери, попросту оторопел. Богатое воображение тут же подсказало, какого рода предстоит уборка.

— Ага, — прошептал профессор, толкнулся спиной в дверь и приступил к эвакуации. — Встретимся, как условлено... если что.

Последние слова привели Ираиду Павловну в полное замешательство. Бедная женщина тихо охнула, пытаясь вспомнить, с кем, о чем и когда успела условиться.

Виктор Робертович попятился в коридор, выволакивая за собой каталку. Но та зацепилась за что-то, никак не желая отправляться в опасное путешествие. В результате серии рывков выбраться все же удалось. На полпути профессора догнал страшный шепот:

— Я прикрою...

Файнберг на секунду застыл, пытаясь сообразить, как настороженно молчащие бандиты должны отреагировать на столь двусмысленную фразу. Недаром же они замерли истуканами, готовыми при малейшей опасности ожить и броситься на незадачливого похитителя. Нужно было как-то исправлять ситуацию. Схватившись за ребристые резиновые ручки, Файнберг гордо повернул голову в сторону стражей:

— Мы на рентген. Вам ждать здесь. Это приказ!

Виктор Робертович героически преодолевал созданные себе трудности. Он спускал каталку по лестнице в полной темноте. Приходилось тяжело, и профессор кряхтел от напряжения. В честь его прибытия на площадку первого этажа в больнице был дан свет. Файнберг заморгал, привыкая к многообразию красок, и принялся охлопывать карманы в поисках очков. Увы и ах! Краски так и остались туманно-расплывчатыми. Профессор вспомнил стеклянный хруст под ногами и вздохнул. Тем временем яркий свет перестал резать глаза. Виктор Робертович осмотрелся. Бессонная ночь вкупе с алкоголем зоркости не добавляли. Прыгающие перед глазами буквы на стене с трудом сложились в надпись: «Запасный выход». Чуть ниже обнаружилось двусмысленное уточнение: «Морг». Профессор оценил тонкость местного юмора и скептически хмыкнул. Он вывез каталку в пустынный и плохо освещенный коридор. Пациент, по-прежнему накрытый простынею с головой, перестал храпеть и причмокивать.

— Они ехали молча в ночной тишине-е, — тоскливо затянул Виктор Робертович грустную революционную песню о нелегкой судьбе спецагентов.

Выход был рядом, о чем убедительно свидетельствовал запах, разносящийся из помещений морга...

Приемного отделения отключение света не коснулось. Автономная линия позволяла принимать пациентов вне зависимости от причуд общей сети. По хорошо освещенному холлу прохаживались охранники, демонстративно постукивая дубинками по ладоням и голеням. Обстановка постепенно накалялась. Братва нервничала. Больше всех разорялся Кот. По мере прохождения коньячной эйфории на него накатывало желание поскандалить.

— Слышь, в натуре! Братан в «реанимахе» мается. Я за него могу, типа, в бубен кому зарядить! Мы с ним еще с зеленых соплей корефаны, а вы меня тормозите!

— Слушай... брат-три. Парень из Африки, ты — из Урюпинска. Давай не базарь, а то вправду ОМОН свистну, — отозвался охранник.

— Сам ты из Урюпинска! — разозлился Кот. — Я вообще из Коломны.

— Оно и видно.

— Чё те видно, чё видно-то! — чуть не заорал Кот. — Сам ты, харя рязанская!

Серый примирительно улыбнулся и, потянув Кота за куртку, шепнул:

— Брателло, тормози, а то впрямь до «маски-шоу» добыкуем.

Спец и его огромный спутник стояли немного в стороне от эпицентра напряженности. Казалось, суета возле поста дежурной сестры, затеянная братками, и готовность милиции к наведению порядка их не касаются. Будучи настоящими профессионалами, они не суетились попусту. Вдруг раздались первые такты «Реквиема» Моцарта в электронном исполнении. Такой мелодии ни у кого из братвы на трубке не было, все привычно уставились на людей Мозга. Спец извлек из кармана пальто мобильник и сказал тихо и коротко:

— Я.

Внезапно каменно-невозмутимое лицо профессионала покрыли красные пятна, и он рявкнул на все приемное отделение:

— Как пропал? Мы здесь уже час торчим!

Братки оторопели. Деньги ускользали прямо из-под носа! Обратившись в слух, они уставились на Спеца. Но тот уже справился с первой реакцией и спокойно произнес:

— Спасибо за информацию. С меня причитается.

Трубка нырнула в карман. Моментально человек-гора, стоявший рядом, развернулся и двинулся к посту дежурной сестры. Охранник робко попытался остановить его вытянутой вперед дубинкой. С тем же успехом можно было красной тряпкой тормозить быка. Раздались глухие шлепки и чей-то полузадушенный хрип. Тихо пискнула дежурная сестра, с грохотом разлетелся телефонный аппарат.

Надежно зафиксированная охрана осталась лежать в смотровой. По освободившемуся пути устремились Спец с очень большим человеком. На всякий случай немного поотстав, за ними последовали Бицепс с Крабом. В поисках черного хода Кот и Серый выскочили в метель. Оставшийся в приемном отделении Ахмет сел в уголок и принялся ждать, положив на колени пистолет и прикрыв его полой куртки. Облава, как облава...