Первая — отворенная — дверь подалась без видимого усилия. Трое вбежали и остановились в первой комнате дома.

Она была пуста и скромна, имела вид обычного буржуазного жилища. Старательно покрытый, уставленный тарелками стол, дешевый буфет в углу, три стула — все это несколько охладило горячность ворвавшихся.

Фенин обвел комнату глазами и невольно опустил оружие в карман. Мак имел вообще разочарованный вид.

Шли открывать преступление — такое необычайное и фантастическое, — ожидали беспорядка, пятен крови, сдвинутой мебели, по крайней мере, а врываются в обыкновенный, скромный дом. Из-за чего? Из-за того, что взбалмошная девочка увидела что-то подозрительное. А что, если все кончится тем, что сейчас откроется дверь, выйдет Нина Павловна или сам Добротворский и вежливо спросят, что, собственно, нужно нежданным посетителям.

Но по мере того, как шел осмотр комнат, эти мысли заменялись другими.

Дом действительно был покинут — были пусты и кабинет профессора с узким диваном в углу, и несмятая постель в комнате его дочери, и первая, еще раз осмотренная комната.

Выглянули на двор — там рычала и билась на цепи голодная собака. Даже прислуга — толстая баба, отворившая Маку в первый раз, ничем не выказывала своего присутствия. Дом имел совсем нежилой вид — такой же холодный и нежилой, как редакция вечером, после ухода последнего сотрудника.

Но Маруся не отчаивалась.

Раскрасневшаяся, с развевающимися волосами, она стала настоящим главарем поисков. Старательней ищейки МУР’а, слегка подавшись вперед, упругими шагами она переходила с места на место, отыскивая пропавшего хозяина. Остальные разочарованно стояли у выходящего во двор окна…

Что делать? Профессор исчез, исчезла его дочь, исчез англичанин, исчез заодно и военлет Иванов, втянутый в какое-то грязное дело. Маруся говорила о преступлении — следует без колебаний прежде всего сообщить в милицию… Громкий Марусин зов из сеней разбил общие колебания.

Маруся стояла в глубине коридора, тщетно пытаясь открыть тяжелую дверь маленького чуланчика. Амбарный замок угрюмо свисал с толстого затвора.

— Он там! — Маруся снова рванула дверь. — Послушайте: изнутри, оттуда — какие-то чудные звуки! Слушайте — вот!

Все замерли. Действительно, звуки были необыкновенны — кто то за дверью неравномерно ударял по полу чем-то твердым. Как будто ребенок, играющий, сидя на полу, и бьющий кубиками в лоск паркета! Мак представил сумасшедший образ — розовый бородатый профессор, присевший на корточки и с детским хихиканьем выполняющий эту функцию восьмилетнего человечка.

Но действительность превзошла все ожидания.

Выстрел в замок и несколько ударов ручкой нагана сбросили затвор на пол. Чуланная дверь открылась. Внушительное зрелище представилось освоившимся с тьмой глазам.

Здесь, между полками, уставленными пустыми жестянками и горшками, в вихрях пыли и паутины, поднятых свежим воздухом снаружи, лежали двое скрученных людей с обвязанными тряпками лицами.

Здесь, между полками, уставленными пустыми жестянками и горшками, в вихрях ныли и паутины, поднятых свежим воздухом снаружи, лежали двое скрученных людей.

Один из них был, несомненно, профессор — вытянутая фигурка в поношенной паре, торчащая розовая макушка с клоком рыжих волос выдавали его с головой. Другой — длинный, в одном нижнем белье — и производил, вероятно, звуки, слышанные снаружи, ударяя в пол пятками согнутых ног. Но кто был этот незнакомец?

Дружными усилиями Мак и Фенин вытащили его наружу, и Маруся слабо вскрикнула, когда с лица незнакомца сорвали обмотки. Перед ними был…

Перед ними был сам Иванов, с потным, багровым лицом, с глазами, блещущими от напряжении, с неподвижным, туго стянутым телом! Из полуоткрытого рта высовывался конец тряпичного кляпа.

Перочинный нож перерезал веревки и заботливые пальцы Маруси вытащили кляп. В то же время Мак и Фенин успели оказать аналогичную услугу полузадохшемуся профессору.

— Ну? Что случилось с ними? — еле слышно прохрипел Иванов.

Выпив залпом стакан поды, он, шатаясь, поднялся на ноги и, опершись на подоконник, повторил тот же тревожный вопрос.

— То есть с кем… с ними? — осторожно осведомился Фенин, глядя на вздувшиеся жилы лба Иванова.

— С ними… с теми, кто сделал нам это! Ну, с Джоном Корчем — моим двойником — и дочерью профессора! Фенин, неужели же ты ничего не знаешь? Неужели все это время вы убили на деревню? В то время, как под нашим носом проводится какое-то огромное преступление! — Иванов схватился руками за голову.

— Иванов, успокойся, ты путаешь, расскажи, в чем дело?

— Дело в том, что все мы обмануты, как идиоты! Этот клад, конечно, вы не нашли его… его выдумали враги советской власти, чтобы отвести нам глаза! В то время, как мы занимались чтением детских сказок, готовилось… Понимаете — этот Джон Кэрч — мой полный двойник!

— Двойник?

— Ну да! — Иванов немного передохнул. — После вашего отъезда мне показалось подозрительной канитель с кладом! Я не мог спать и решил все-таки пробраться в дом профессора. Обошел к задней стене сада — вспомнил рассказ Мака. Перелез, подошел к окну — темно, а как будто разговаривают! Стал слушать… минуты две… вдруг хватают сзади, удар по затылку… я лишился чувств!

— Когда я очнулся, — продолжал Иванов, оторвавшись от второго стакана, — я лежал раздетый и связанный — вот, как сейчас. Эта авантюристка, шпионка — я не знаю, кто она такая — занималась тем, что кончала обматывать тряпками лицо своего папаши! А Джон Кэрч стоял у зеркала, в левой руке держал парик, а правой преспокойно отклеивал свою острую бороденку! Когда он кончил, на меня взглянул мой живой портрет!

Когда он кончил, на меня взглянул мой живой портрет.

Он сел и, насвистывая, стал натягивать мой кожаный костюм…

— Но слушайте, Иванов, это какой-то бред! И вы можете сообщать это так равнодушно! — Только сейчас Мак заметил, как дрожат его собственные пальмы.

— Товарищ, — Иванов повернул к нему каменное лицо, — я говорю спокойно, чтобы сократить время рассказа! Маруся, поди в комнаты, там лежит платье англичанина!.. Так вот, он кончил переодеваться как раз тогда, когда дочь профессора Добротворского начала заматывать мое лицо.

Они подняли профессора и меня и стащили в этот чулан. С тех пор я не знаю ничего, что могло случиться. Знаю одно — там готовится, если уже не готово страшное политическое преступление. Вот!

Иванов стал лихорадочно зашнуровывать башмак. Сзади раздался слабый писк.

Все обернулись.

Профессор сидел на полу, стуча зубами, пил воду из стакана, поднесенного рукой Маруси. По волосатым щекам катились крупные слезы. Несколько раз он пытался говорить, но сдавленное горло не могло произнести ничего членораздельного.

— Успокойтесь, профессор, — Фенин попробовал поднять его с пола. — Не будьте же ребенком! Скажите — в чем здесь дело? Ваша дочь — кто она такая? На кой черт ей понадобилось так подло обойтись с вами?

Профессор поднял мутные от слез глазки. Его лицо было перекошено страхом и отвращением. Он мотнул головой и опять потянулся к стакану.

— Ну, профессор же! — вмешался Мак, — хоть немного возьмите себя в руки! Ведь только в ваших силах пресечь преступление! Скажите — ну? Ваша дочь?..

Профессор вдруг заговорил чужим срывающимся голосом.

— Она не моя дочь! — Мак отскочил с вытаращенными глазами. — Она авантюристка — член тайного общества фашистов! Они — этот фашист и она — заставили меня угрозами скрыть все — я не мог иначе! А теперь, теперь… расстрел… — профессор затряс головой.

— Но зачем вся эта комедия? Говорите! — Иванов бросился к Добротворскому.

— За тем… ваш двойник… эта авантюристка… они подготовляли… Нет, я не знаю, не знаю, что со мной будет! — профессор сумасшедшим жестом схватился за голову. Иванов, не переставая, тряс его за плечо.