– Мэттью.

Тот пробурчал в ответ что-то невнятное и придвинулся ближе, утыкаясь носом в шею учителя. Не то чтобы Ховарду хотелось как можно скорее сбросить с себя эту приятную дрёму или выставить Беллами, но напоминание о том, что его необходимо отправить домой, не вызвав никаких подозрений, кольнуло в затылке. Но он также помнил и о трудолюбивой Деборе, уже начавшей уборку во всём доме, и это давало им пару лишних часов на двоих. В голове надсадно звенел выпитый вчера алкоголь, но Ховард старался не обращать на такую мелочь особого внимания, надеясь, что это пройдёт само по себе. Хотя бы потому, что рядом лежал его Мэттью, прикрыв глаза и очаровательно сморщив нос.

– Кто-то пришёл? – спросил он наконец, приоткрыв глаза.

– Дебора, она ухаживает за садом и домом.

– Вы рассказывали о ней, – он кивнул, прижимаясь всем телом к полностью облачённому в одежду Доминику. Если не брать в расчёт то, что все детали гардероба были натянуты как попало и, быть может, даже неверно – сейчас это казалось слишком незначительным моментом.

– Ты расслаблен настолько, что тебе нет никакого дела до того, что нас могла застукать моя собственная соседка, – Ховард беззлобно фыркнул, ведя ладонью по мягким волосам, убирая их с лица Мэттью и соскальзывая на голое плечо, с которого сползло одеяло. Взгляд тут же устремился именно туда.

– Мне нет никакого дела до этого, – честно сознался Беллами, хитро улыбаясь. – Потому что единственное, о чём я могу думать сейчас, – это прошедшая ночь и то, что вы всё ещё рядом.

– Нам нужно в душ, но я не могу даже представить, как прокрасться мимо Деборы… – Доминик лениво потянулся, снова стаскивая с себя мешающую рубашку.

– Мы могли бы поспать, пока она не уйдёт.

– Ты иногда бываешь столь редкостным лентяем, что я удивляюсь, почему у тебя такой высокий средний балл.

– Наверное потому, что по двум предметам из десяти меня учите вы, – Мэттью закинул ногу ему на бедро и повёл носом по шее, щекотно касаясь ресницами чувствительной кожи.

– Нам нужно больше заниматься, экзамен на сертификат уже в следующем году.

– Вы правда хотите говорить именно об этом сейчас? – подросток усмехнулся и прижался теснее. Его намерения были вполне ясны.

– Ты мог бы продолжить обучение в нашей школе, как думаешь?

Мэттью замолчал и отвернулся.

– Сомнений, что ты сдашь экзамен на самый высший балл, у меня нет.

– У меня тоже нет сомнений относительно того, что я должен делать.

– На самом деле… я бы не отказался поспать часок-другой, а после мы могли бы принять ванную вместе, – решил всё же сменить тему Ховард, пообещав самому себе поднять этот вопрос в ближайшем будущем.

– Разве я смогу теперь уснуть? – Беллами хихикнул, и Доминик позволил себе коснуться его плеча кончиками пальцев.

Если хорошенько приглядеться, можно было разглядеть едва заметные следы от касаний губ и языка на коже, приправленных почти ласковыми укусами зубов. Нужда действовать аккуратно подстёгивала находить всё новые места для поцелуев, импровизируя и давая возможность насладиться процессом целиком и полностью.

– Если ты в силах справиться с утренним возбуждением…

– Эй! – Мэттью тихо рассмеялся и тут же резво забрался на Доминика, устраиваясь у него на животе. – У меня нет утреннего…

– Возбуждения? – подзадорил тот, взглядом отслеживая обнажившуюся грудь; ещё немного – и одеяло, которым подросток так старательно заматывался непонятно зачем, сползёт до пояса. – Я чувствую его.

– Перестаньте, – зажмурившись, Беллами устроил ладони на его груди, по-прежнему с невинной решительностью делая то, чего он больше всего хотел в этот момент, но боялся признаться даже самому себе.

– Ты полностью обнажён, сидишь на мне, прижавшись горячим телом, а я должен перестать? Ты слишком многого требуешь от меня, детка.

Повисла тягучая, как кленовый сироп, пауза, заполняющая пространство между ними. Мэттью двигался почти незаметно, лениво оглаживал кончиками пальцев плечи Доминика, а тот, следящий за его движениями как заворожённый, боялся даже дышать, опасаясь спугнуть момент.

– О чём вы думаете, сэр? – спросил Беллами через пару минут благоговейной тишины.

Доминик выдержал очередную паузу, собираясь с силами, тогда как слова жаждали быть произнесёнными как можно скорее.

– О том, каково это – заставить тебя излиться мне в рот или на пальцы в третий раз за сутки.

– Ох, – Мэттью сжал пальцы на его плечах, причиняя ощутимый укол боли, но это раззадорило куда больше.

– Вспоминаю то, как ты доводил меня до исступления одним только ответным касанием… – Ховард устроил обе ладони на бёдрах подростка, не смея пробраться под одеяло, и тот послушно откинулся назад – на согнутые в коленях ноги учителя. – О том, что ты шептал мне, кончая, и сжимал мою шею бёдрами, стеная так громко, что, кажется, в ушах до сих пор звучат твои стоны. А ещё твоё дыхание – сбивчивое, громкое, срывающееся в судорожном ритме, – я могу слышать его и сейчас.

Тот и в самом деле дышал шумно и не открывал глаз, закусив нижнюю губу. Он запрокинул голову назад, вдыхая полной грудью, и склонился полностью к лицу Доминика, чтобы иметь возможность не упустить очередную непристойную подробность прошедшей ночи. Ховард гладил его по бёдрам, наслаждаясь мягкостью и теплом кожи, но каждый раз натыкался на преграду – то самое одеяло, которое сползло с плеч подростка до пупка, повисая небрежно и прикрывая то единственное, что не было видно, но так отчётливо чувствовалось.

– Ты должен вести себя очень тихо, – Доминик проскользнул пальцами под одеяло и осторожно сжал их, захлопнув глаза – давая волю ощущениям.

Теперь они были на равных, и дыхание Мэттью стало громче сотрясать воздух, наполняя собой тишину. Руки настигли своей цели, и тот всхлипнул, начиная едва заметно двигать бёдрами, слепо водя руками по груди учителя. Пальцы то и дело задевали уже твёрдые от возбуждения соски, кружа вокруг невесомыми касаниями. Доминик старательно изображал ленивое желание, тогда как всё тело держала в непроходящей жажде страсть, охватившая совсем не внезапно. Его мальчик становился смелее, позволяя себе что-то новое, с каждым разом действовал всё решительнее, а сегодняшняя ночь, подарившая им два часа взаимных ласк, раскрепостила его сильнее. В груди копилась сладкая истома, а в голове кружили образы – один ярче другого, напоминая, предполагая, предостерегая. Сомнений почти не оставалось, потому что единожды принятое решение принялось самостоятельно отсчитывать дни в воображаемом календаре, вычёркивая цифры и приближая к заветной дате.

– Я возьму тебя летом, – сказал наконец Доминик, чувствуя, как напрягся Мэттью, поражённо вздохнув. Их взгляды пересеклись. – На исходе девятого июня, если ты по-прежнему будешь этого хотеть.

– Буду, – незамедлительно отозвался тот, сжимая бёдра и протяжно стеная, запрокидывая голову назад. – И сейчас, и завтра, и летом… хочу вас, сэр.

Долгожданные слова достигли ушей Ховарда, и он с облегчением выдохнул, ощущая жар совсем иного толка – возбуждение не давало грудной клетке сделать лишнего вдоха, а Мэттью, сидящий на нём и горячо прижимающийся голой кожей в самых интересных местах явно не служил источником успокоения. Пальцы словно сами по себе, без каких-либо команд двинулись дальше, касаясь ягодиц, ложась крепким захватом – собственническим и уверенным. Мэттью в очередной раз вздохнул судорожно, подаваясь чуть назад, вжимаясь туда, где возбуждение невыносимо тянуло и молило о чём-либо более приятном, чем контакт с неуютной тканью брюк.