Зацепив пальцами резинку белья, Доминик потянул его вниз, раздевая Мэттью до конца. Теперь никакая одежда не мешала наслаждаться его телом, хоть темнота, опустившаяся на них с закатом, и лишала возможности любоваться всеми подробностями. Но даже подобный расклад вызывал у Беллами стыд, и он, продолжая прятать лицо за руками, согнув их в локтях, застонал, когда Ховард коснулся его паха, убирая поспешно пальцы. Его тело хотелось изучать и запоминать. Ласкать и вырывать с губ тихие стоны, переходящие в непристойное завывание от удовольствия. Его хотелось всего и полностью, и почти всё Доминик мог получить этой ночью. О том, как далеко можно зайти, он старался не думать – установленные в голове чёткие рамки вполне ограничивали полёт фантазии, но количество алкоголя в крови вынуждало подавлять изощрённые мысли куда активнее. Мэттью хотел этого ничуть не меньше, но боялся всего того, что в один прекрасный день сможет получить. Возможно, фантазии, приходящие по ночам, сковывая всё тело неконтролируемым возбуждением, пугали его, а быть может и напротив – он ждал их, наутро стыдясь посмотреть себе в глаза, когда умывался перед зеркалом. Обо всём этом он не хотел говорить, смущаясь и прерывая Доминика, но, стоило только чувственной волне накрыть обоих, никаких слов больше было не нужно.

Ховард действовал мягко, даже деликатно, предупреждал о каждом движении невесомым касанием и, дождавшись реакции, смел продолжать. Хрупкость и невинность под пальцами будоражила сознание по-особенному, даря ощущения если не новые, то уж точно не самые обычные. Туман в голове давал возможность импровизировать. Заплетающийся язык от готовых сорваться с него пошлостей, обводил каждый сантиметр кожи влажным касанием, продлевая его дольше необходимого. Мэттью всхлипывал и разводил ноги шире, вскидывался навстречу, ерошил волосы пальцами и наверняка жмурился от удовольствия. Доминик мог только слышать и чувствовать, и темнота, компенсирующая недостаток зрительных образов, подкидывала картинки – одну ярче другой. Порочные, прекрасные, сладостно-запретные. Сопровождаемые самыми прекрасными на свете звуками, звучащими лучше любой самой изысканной музыки. Они были вместе, а ночь, никуда не торопясь, во всём великолепии раскинулась над ними, погружая в свой интимный мрак до самого рассвета.

***

Шум в замке оказался поистине отрезвляющим. Доминик резко приподнялся на руках, рассеянно глядя то в одну сторону, то другую, и, в конечном счёте, уставился на Мэттью, спящего рядом – благо размер дивана позволял устроиться на нём двоим довольно комфортно. От прихожей до гостиной было несколько метров, и необходимость разрешить сразу два вопроса – кто посмел открыть дверь и как избежать ненужных подозрений – подорвала с места, заставляя поспешно натягивать штаны. Человек, явно никуда не торопящийся, остановился в коридоре и даже принялся что-то тихо напевать, и понимание, кто именно это был, пришло незамедлительно. Застёгивая последнюю пуговицу на рубашке, Доминик растряс Мэттью за плечо и приложил палец к губам, шепча едва слышно:

– Сделай вид, что ты спишь. Накройся одеялом.

Тот нахмурился, но послушно кивнул, всё же ответив:

– Как будто бы я не спал до того, как вы меня разбудили.

Ховард прошипел короткое «тшш» и встал с дивана, следуя в коридор. Там он обнаружил крутящуюся возле зеркала Дебору – женщину средних лет, которая по выходным приходила к нему домой и ухаживала за зимним садом. Чаще всего она позволяла себе и остальную уборку, не требуя за это никаких дополнительных компенсаций, и Доминик был ей безмерно благодарен за подобную заботу. У неё есть и дети, и даже внуки, но несмотря на это она всегда умудрялась находить время на то, чтобы привести в порядок и сад, и дом Ховарда.

– Ох, Доминик, мой мальчик, – она вздрогнула, начиная усердно обмахиваться полотенцем, которым стирала пыль с висящего в прихожей зеркала. – Ты меня напугал.

– Прости, Дебора, – он шагнул к ней ближе и осторожно обнял, боясь демонстрировать свой помятый, но несомненно довольный вид. – Ты тоже порядком удивила меня своим появлением.

– Я решила прийти пораньше, чтобы закончить всё к обеду. Давно я не ухаживала за твоим чудесным садом, – она принялась протирать зеркало дальше.

– Он стал чудесным только благодаря тебе.

– Я, наверное, разбудила тебя. Ещё раз извини, но именно сегодня мне нужно убрать весь твой дом, иначе мне будет казаться, что я не отрабатываю свою зарплату.

– Она такая крошечная, что ты могла бы и вовсе не приходить, – отмахнулся Доминик, рассмеявшись, и привалился к косяку, заодно прислушиваясь к происходящему в соседней комнате. В гостиной стояла удивительная тишина – Мэттью справлялся с поставленной целью весьма успешно.

Образы случившегося этой ночью рассыпались рассеянной волной мурашек по спине, а воспоминания о сказанных словах даже немного смутили, – ровно на несколько секунд, пока в голове не всплыли другие подробности, не менее волнующие.

– Не заводи эту тему снова, мой мальчик, – она поправила очки, грозно глянув на Ховарда. – Работы слишком мало, чтобы вообще что-либо получать за это; мне нравится твой сад, да и ты – тоже.

– Спасибо, Дебора.

– А теперь не мешай мне! – она жестом начала прогонять его, и не оставалось ничего, кроме как повиноваться.

Доминик знаком с ней около восьми лет. Когда он и Джим заканчивали строить дом, семья Смит поселилась рядом – тогда их было так много, что Ховард несколько месяцев силился запомнить всех поимённо. Сегодня же все дети и прочие родственники семьи разъехались по городу, и в доме остались только Дебора и её дочь с двумя сыновьями. От былого шума не осталось и следа, а соседская чета Худ и вовсе порадовалась подобным переменам. Будучи редкими снобами, они старались не демонстрировать обществу никаких эмоций, а особенно – тех проблем, которые возникали внутри семьи. Только они забывали следить за своими детьми – дочкой и сыном, – которые то и дело мешали выезжать по утрам на дорогу, то рассевшись рядом с ней с кучей непонятных приспособлений, то играя в мяч прямо на разделительной полосе.

Нырнув обратно в гостиную, Ховард быстро собрал разбросанные вещи и жестом указал Мэттью на лестницу, и тот, повинуясь без каких-либо препираний, накинул на плечи плед и быстро скрылся из виду, едва слышно взбираясь наверх. Его незначительный вес даже не беспокоил половицы, которые частенько жалобно скрипели под чьей-либо тяжестью, особенно если этот кто-то нёс на второй этаж что-то в руках.

Мешать Деборе действительно не стоило. Единственной комнатой, где она не убирала, была спальня, и именно туда Доминик и отправился, окинув последним взглядом гостиную на наличие чего-нибудь… странного. Единственным свидетелем прошедшей ночи в комнате осталась сумка Мэттью, которую он и прихватил, исчезая на втором этаже.

========== Глава 20 ==========

Доминик осторожно приоткрыл дверь в спальню, закрывая её тут же на замок, и увидел, как бессовестно Мэттью продолжил спать, даже не выбравшись из того самого одеяла, в которое он замотался с головы до ног. Кажется, столь ранний подъём не входил в его воскресные планы. Хоть их сон и длился положенные для общего отдыха организма восемь часов, но этого оказалось явно недостаточным, чтобы восстановить силы после насыщенных на события вечера и ночи.

Ховард, беззвучно ступая по ковру, присел на край кровати и чуть склонился, разглядывая его расслабленное лицо. Привычка хмурить брови пускай и делала его лицо более привлекательным, но теперь оно казалось ещё красивее. Беззаботно распахнутый во сне рот, растрепавшиеся волосы, чуть красноватые от поцелуев губы и… обнажённое тело, укрытое одним единственным куском материи, тем самым давая полёт фантазии куда более высокий, позволяя додумать всё, что скрыто от взгляда. Доминик устроился рядом и прошептал: