– Должен ли я сделать то же самое? – Доминик встал рядом и оглядел свою бутылку.

– Может быть, и должны, – в ответ хитро улыбнулись.

– Я подаю тебе исключительно дурной пример, это начинает меня беспокоить.

– Подобный пример может ожидать меня где угодно, так какая разница, где именно я наберусь дурных привычек?

– У своего учителя, который любит выпить, а ещё…

– Не продолжайте.

Доминик покорно замолк.

На площади никого не было. Погода не располагала к долгим прогулкам, морозя не так сильно, как в декабре, но всё равно по-зимнему прилично. Поздний час добавлял к этим ощущениям ещё и ветер, набирающий свою силу где-то на севере, и продувающий теперь двух людей, бредущих по тротуару, до костей. Нужно было побыстрее оказаться дома, но хотелось растянуть прогулку, потому что с каждым пройденным метром Мэттью оживал всё больше, переставая упорно молчать, начиная неспешно рассказывать о прошедшем дне. На последнем квартале они решили сделать круг и обойти знакомую дорогу, по которой не было никакого желания дефилировать в подобный час, к тому же с алкоголем в руке. Ховард продолжал выпивать из бутылки, то и дело пряча её в широкий карман пальто, чувствуя себя редкостным алкоголиком. Но от этого в голове оставалось меньше беспокоящих ежедневно и ежечасно мыслей, да и отвечать ему ничего не требовалось – Беллами вёл рассказ о прошедшем дне, деликатно умалчивая о своём раздражении, по всей видимости пытаясь абстрагироваться от него. Напомнил заодно и о концерте, который должен состояться завтра, и Доминик кивнул, пытаясь представить – что же будет там происходить, потому что шапочное знакомство с творчеством группы вряд ли могло дать обширные знания о публике, слушающей подобную музыку. Мэттью также не забыл упомянуть и о том, что маме всё же позвонить нужно, и Крис, всегда с радостью его прикрывающий в подобных делах, не станет противиться сделать очередное одолжение.

***

Шумящая от выпитого голова подстёгивала делать глупости, которые наутро могли оказаться огромной ошибкой, ну или хотя бы вылиться в сожаление о содеянном. Мэттью, не успев закрыть за собой дверь, тут же направился на кухню, чтобы позвонить Крису, который в очередной раз должен был стать виновником его ночного приключения, и не сказать, что мистер Уолстенхолм был особенно против этого. По словам Беллами тот каждый раз начинал шутить и очень навязчиво намекать на присутствие в жизни друга подружки, с которой «хотелось уединиться на всю ночь». Оставалось только закатывать глаза, и подобная реакция подростка веселила Доминика, подкидывая воспоминания из прошлого.

Тёплые летние ночи, множество парков и прочих зелёных зон, речка, разделяющая город на две равные части, и посему, куда бы вы ни пошли, всё равно будет шанс застать её спокойное течение. Хейли любила таскать его купаться, а Доминик никогда не сопротивлялся, покорно следуя туда, куда его вели, и сложно было сказать, что это не доставляло ему удовольствие. Невыносимо захотелось вновь ощутить летнее тепло, сощуриться от ярких солнечных лучей и прикрыть лицо от брызг воды, которыми подруга щедро одаривала его с ног до головы, заливисто хохоча. Эти мысли успокоили ровно на минуту, пока Мэттью пропадал на кухне, а его бормотание доносилось оттуда почти неслышно. Воспоминания о ярком и полном впечатлений детстве, плавно перетекающем в юность, сменились образом Беллами перед глазами – с его очаровательной, всегда чуть смущённой улыбкой, светлыми и внимательными глазами, чуть сдвинутыми над переносицей бровями и вечно растрёпанными волосами, обрамляющими его красивое лицо. Тот не заставил себя долго ждать, появляясь в проёме двери, смотря пытливо и ожидающе. Доминик задышал чаще, обнаружив, как причудливо упал свет на плечи Мэттью, облачённого в свитер непонятного цвета и простые чёрные брюки. Верхняя деталь одежды предсказуемо сползала с одного плеча, и это не скрылось от взгляда Ховарда, жадно оглядывающего ключицы и шею, обхваченную подаренной им же цепочкой…

– Сэр? – начал Беллами, делая полшага навстречу.

– Иди сюда, – без всяких предисловий попросил Доминик, сглатывая и распахивая рот. Дыхание перехватило окончательно, а удивлённый и даже чуть испуганный взгляд Мэттью раззадорил ещё больше.

– Куда? – спросил тот, всё же придвигаясь ближе; между ними оставалась пара шагов.

– Ко мне, – озвучил очевидное Ховард, облизывая губы.

В голове гудело и горело, а где-то в затылке сладко тянуло запретным «нельзя», которое одновременно и подталкивало вперёд, и держало на месте; дилемма казалась бы нерешаемой, если бы не количество опрокинутого в себя за вечер алкоголя.

– Ко мне, детка, – повторил он.

Мэттью послушно прильнул к Доминику и замер, боясь, кажется, даже дышать.

– Знаешь, что будет завтра? – спросил Ховард, пытаясь хоть как-то отвлечься. Получалось из рук вон плохо, но попытаться стоило.

Подушечки пальцев жгло в тех местах, где он касался плеч подростка, а тот, уткнувшись носом ему в шею, тихо дышал, руками пробравшись в карманы лёгкой куртки учителя. Совсем как в тот раз, когда они ещё не…

– Неважно, что будет завтра, – выдохнул в ответ Мэттью, горячим дыханием опаляя кожу шеи, – потому что у нас есть несколько минут сегодняшнего дня.

Взгляд по инерции устремился на часы, висящие на противоположной стене. Стрелки словно замедлились, отсчитывая последние минуты этого дня. Беллами любил делать это – высчитывать вплоть до долей секунд, и эта привычка уже казалась чем-то совершенно естественным. А ещё более привычным – тепло его тела, запах волос и смущённая улыбка, которую он каждый раз пытался спрятать, будто бы чего-то стыдясь.

– Вы что-то решили, – прошептал он, ведя носом по шее Доминика, и вдыхая шумно носом. – Расскажите мне.

– Я понял, что ты больше не ребёнок, – начал Ховард, запрокидывая голову и стукаясь ею о стенку. Они по-прежнему находились в коридоре, и не было никакой уверенности, что дверь закрыта.

– Кто же? Я слабый, глупый и…

– Тише, тише, – руки легли на болтливый рот и прикрыли его, и на их место переместились губы. Доминик нагнулся и запечатлел почти невесомый поцелуй. Он прикрыл глаза, держа Мэттью за затылок, и прижал его свободной рукой к себе.

Беллами больше не был маленьким мальчиком, и к этому выводу Ховард пришёл не только для того, чтобы успокоить свою бушующую совесть, по какой-то причине всё ещё запрещающей делать нечто большее. Решив для себя множество, казалось бы, неразрешимых вопросов, он обрёл призрачную и слабую уверенность в том, что он делал и собирается сделать. Можно было упиваться сожалениями, корить себя в содеянном и обещать самому себе, что ничего более не случится в ближайшем и далёком будущем. Но шансы отсрочить их близость уменьшались если не с каждым часом, то день за днём, лишая рассудка в моменты, подобные этому.

Мэттью дышал сбивчиво и нетерпеливо, словно пытаясь надышаться на всю ночь вперёд. Слово «ночь» сладко кольнуло в груди, стекая горячей волной в живот и опаляя ворохом искорок где-то чуть пониже. Руки сами по себе сжались на тонкой талии и притянули ближе к себе. Поцелуй углубился, когда Доминик склонил голову, и пальцы Беллами юрко скользнули выше, вцепляясь в ткань рубашки, выглядывающей из-под куртки. Он без каких-либо предупреждений или вопросов, не поднимая взгляда, расстегнул верхнюю одежду на Доминике и стащил её, а тому только и осталось, что скинуть её на пол, не заботясь о том, насколько она будет мятая наутро.