– Хочу самую большую – ту, с грибами! – радостно выкрикнул Мэттью, снова превращаясь в того неугомонного подростка, которого Доминик так любил видеть рядом с собой.

Если бы эфемерность счастья можно было пощупать руками, то Доминик был бы близок к этому; волна трепета затопила сознание, и он, вздохнув полной грудью, выехал на проезжую часть, предвкушая чудесное продолжение дня.

***

Первым делом, стоило Доминику сбросить лишние вещи в прихожей, Мэттью завалил его вопросами. Почти все они были безобидные и не требующие к себе никакого внимания, потому что неугомонный подросток не останавливался на чём-то конкретном, а продолжал болтать, перемежая всё это информацией о том, чем он занимался в свободное время, расспросами о самочувствии учителя и попытками выяснить окольными путями то, что его волновало больше всего.

– Дай мне разуться, и я всё расскажу, – в конце концов, посмеиваясь, выдал Ховард, заканчивая вышеупомянутую процедуру. Беллами же, умеющий делать всё с необыкновенной скоростью, уже направлялся на кухню, чтобы вернуться оттуда со стаканом воды в руках.

В гостиной, включив телевизор, Доминик опустился на диван, переводя дух – день выдался не из лёгких, и это было только началом недели. Впереди предстояла нелёгкая работа, всё же приносящая какое-то особое удовлетворение, когда он видел на лицах учеников довольные улыбки, стоило тем узнать свой балл за первое после каникул сочинение.

– Не буду томить тебя ожиданием, – начал он, похлопывая рядом с собой по дивану, приглашая Мэттью присоединиться, что тот послушно и сделал.

– Что-то подсказывает мне, что новости будут хорошие.

– Смотря с какой стороны посмотреть.

Доминик принялся неспешно излагать суть сегодняшнего разговора с директором, поспешно добавляя, что подобные занятия с другими учениками отведут подозрения от них двоих, чаще положенного видящихся во внеучебное время.

– Значит ли это, что и другие ученики будут приезжать к вам домой, сидеть на этом диване и ждать, пока привезут пиццу? – в голосе Беллами вполне отчётливо чувствовалась плохо скрываемая обида.

– Нет же, глупый, – Доминик опустил руку ему на плечо и осторожно сжал пальцы, – это лишь будет значить, что несколько раз в неделю я буду задерживаться в школе, чтобы помочь наверстать упущенное твоим же одноклассникам, а после смогу заезжать к тебе домой.

– Даже жаль, что мне не нужны дополнительные занятия, сэр, – настроение подростка менялось так же быстро, как и выражение его лица, излучающее теперь смесь самодовольства и игривости. – Потому что, даже если они мне и потребуются, я могу взять их в любое удобное для меня время, не так ли?

Ховарда мгновенно бросило в жар, и он поспешно кивнул, глупо ухмыляясь. Мэттью опустил глаза, скользя взглядом по груди Доминика, нисколько не скрывая этого, и от подобного стало ещё душней, а по шее скользнула волна сладкого предвкушения. Невозможность воплотить все свои тайные фантазии в жизнь подстёгивала думать о том, сколь много они смогут сделать в ближайшем будущем, когда придёт время для всего этого. Поток не очень приличных мыслей прервал звонок в дверь, и он подорвался с места, поспешно покидая гостиную.

***

К четырём часам Беллами задремал, лёжа на диване с коробкой на животе. Он жадно хватал куски пиццы прямо пальцами, смеялся довольно и несдержанно и откусывал прямо так, на весу, под одобрительные смешки Ховарда. Они расправились с половиной и вновь устроились на диване, и рука Доминика будто сама по себе обняла подростка за плечи, притягивая к себе ближе, а тот, нисколько не противясь, придвинулся вместе с коробкой, не желая расставаться с ней ни на минуту. Как он сказал позже, пообедать в школе ему не удалось, потому что директор проводил собрание ещё и для школьников, растянув действо на весь обед, отпустив их за десять минут до окончания. Поэтому, единственной едой ему послужила ухваченная в столовой банка с газировкой.

Сложив два и два, Ховард без труда вычислил, что мистер Ливингстон сразу же направился к ним – учителям, чтобы поведать о не таких уж и важных делах, в первый же день после каникул, пока расслабленные преподаватели самых разнообразных наук и сами пытались вспомнить хоть что-нибудь о своих предметах.

Беллами шевельнулся во сне, вскидывая руку, чтобы почесать нос, и коробка опасно поползла вниз, но Ховард ухватил её прежде, чем содержимое просыпалось на ковёр. Он поставил виновника его секундного беспокойства на стол и тут же забыл об этом, склоняясь над Мэттью. Его спокойное и расслабленное во сне лицо словно магнитом тянуло к себе, а чуть приоткрытый рот буквально молил о том, чтобы к нему прижались ласковым поцелуем. Доминик опёрся рукой о диван и сделал то, чего так хотел на протяжении всего дня. Во время занятий он то и дело возвращался мыслями то в Париж, оказываясь на мягкой постели рядом с подростком, то в тот день, когда Мэттью впервые поцеловал его, не уверенный в том, что ему ответят взаимностью. Но разве можно было отказаться от этого, едва попробовав? Беллами застонал протяжно, распахивая рот ещё шире, и ухватился пальцами за плечи учителя, притягивая его к себе ближе. Он целовался всё так же неумело, шумно дыша носом и захлёбываясь ощущениями, особенно когда Доминик касался пальцами где-нибудь за ухом, осторожно перебирая прядки волос.

– Я так соскучился по этому, – первым делом заявил Мэттью, жадно облизывая губы. – Вы не целовали меня… пять дней.

– Ты считал? – Ховард прижался вновь сбоку, спуская ладонь ему на живот.

– Да, – смущённо буркнул тот в ответ, поджимая губы.

Последним поцелуем Доминик соскользнул ему на подбородок, слегка прикусывая его, не прекращая поглаживать Беллами по животу. Кажется, от подобных ласк тот совсем обомлел и не смел даже пошевелиться, ожидая продолжения, и только его пальцы продолжали поглаживать ткань рубашки учителя. Целовать Мэттью хотелось до беспамятства и головокружения, чтобы воздуха в лёгких не хватало, а по коже ползли мурашки – огромные и побуждающие быть ещё более обходительным и неторопливым. После такого краткосрочного перерыва желание, возникшее не так уж и спонтанно, вскружило голову, и Доминик спустился ниже, целуя в шею, с удовольствием отмечая наличие той самой цепочки, которую Беллами не снимал ни в душе, ни в постели.

– Ты так приятно пахнешь, – тихо прошептал Ховард, словно боясь быть обнаруженным в собственном доме.

– Вам кажется, – хихикнув, ответил Мэттью.

– Нет, мне не кажется, – невозмутимость Доминика ничто не могло поколебать, особенно в таком состоянии.

По спине скользил рой тех самых мурашек, подначивая сделать нечто более существенное, но и того, что происходило, хватало для того, чтобы услышать наконец первый сдавленный стон. Мэттью распахнул рот, разводя бёдра в стороны и запрокидывая голову на спинку дивана, пока Доминик целовал его в ключицы и сходил с ума от желания доставить своему мальчику удовольствие. Он помнил о том, в какой ситуации он находится, но невозможность решить проблему окончательно и быстро как-то легко и просто помогла смириться с тем фактом, что находиться в подвисшем состоянии ему придётся ещё очень долго. Не хотелось постоянно пребывать в паническом страхе, опасаясь за собственное благополучие и психическое состояние Мэттью, посему, отдавая себя ситуации именно сейчас, Доминик чувствовал, что делает всё правильно. Он не думал заходить далеко – всего лишь поиграться на грани дозволенного, доставляя Беллами удовольствие, – а уже после вернуться в своё обыденное теперь уже состояние, со всеми его переживаниями и далеко идущими мыслями.