В глазах простых людей он был кем угодно – и педофилом, и грязным растлителем малолетних, и жалким приспособленцем, пользующимся собственным положением, чтобы проворачивать свои дела с учениками. Но кому и как он мог бы доказать, что подобное никогда в жизни не входило в его планы? Что он даже и помыслить не мог ещё полгода назад, что будет сходить с ума от любви к мальчишке, называть его ласково «деткой» и не желать ничего, кроме как получить от него лёгкий смазанный поцелуй? Для общества он был и оставался неким существом, которое если и появлялось где-то, то так же быстро исчезало, как истреблённый очаг заболевания. Ховард прекрасно знал, что ступил на скользкую дорожку, когда только впервые понял, что к Мэттью он испытывает далеко не учительскую симпатию, и даже не отцовскую любовь. И, вынужденный думать об этом каждую секунду медленно протекающей жизни, он не чувствовал от этого себя лучше.

В Париже было легко – незнакомые люди вокруг, мнимость свободы и самоликвидировавшийся на все эти дни Пол. Тот, как по мановению волшебной палочки, внезапно вырос перед Домиником, держа в руках пачку сигарет.

– Покурим? – предложил он, поигрывая картонной коробочкой.

Доминик неуверенно кивнул, пытаясь вспомнить, курил ли тот вообще, и вышел в коридор, чувствуя затылком, как ему смотрят вслед три пары внимательных глаз. Пол вышел следом, так же не спеша обулся и выскользнул за дверь на улицу, прикрывая за ними дверь.

Безлюдная улица тянулась далеко за горизонт, унося за собой серую полоску разлинованного асфальта, пестря то и дело крохотными лужицами. Вокруг домов было серо и грязно, и Ховард, избалованный великолепными видами Парижа, приуныл ещё больше. Он сделал долгую затяжку, наполняя лёгкие едким дымом, и выдохнул его тонкой струйкой, сложив губы определённым образом. Пол стоял напротив и делал то же самое.

– Я знаю о вас с Мэттью, – просто сказал он без всяких прелюдий.

========== Глава 16 ==========

– Прошу прощения? – Доминик так и замер с сигаретой где-то рядом со щекой, не донеся её до губ.

Все его страхи мгновенно обрели чёткую форму, выражаясь в одной единственной фразе от человека, который и засеял в нём зерно сомнений в собственной безопасности.

– У вас роман с моим братом, – терпеливо повторил Пол, продолжая с видимым удовольствием затягиваться.

– Понятия не имею, о чём ты, – первым делом сорвалось с губ. Сигарета продолжала тлеть в озябших пальцах; по дороге сюда радио транслировало погоду, и теперь восемь градусов выше нуля не способствовали согреванию.

От страха отчётливо трясло, и оставалось только надеяться, что внешне это оставалось незаметным.

– Бросьте делать вид, что не знаете о чём я.

В глазах Пола было многое – и холодность, и упрёк, и недовольство, но при этом на его губах играла ироничная улыбка, словно всё, что случалось в этой жизни, проходило под лозунгом «всё зря». Доминик с радостью согласился бы с этим, потому что, обретя одно, он почти мгновенно терял другое, и поэтому существование начинало казаться столь безрадостным, что хотелось завыть от бессилия.

– Послушай, Пол, я не…

– Я знаю, что вы скажете, – перебил тот. – В ваших словах несомненно будет логика, и через несколько минут я почувствую себя неправым, что я обвинил невинного человека в таком страшном преступлении.

– Не знаю, с чего ты вообще это взял, – в последний раз попытался Доминик, заведомо зная о том, что идея окажется провальной.

Под ногами то и дело проползали прошлогодние листья, гонимые ветром, а неудачно брошенный окурок продолжал едва заметно дымить рядом, сосредотачивая на себе всё внимание подавленного Ховарда. Что он мог сказать в своё оправдание? У него не было шансов выйти сухим из воды. На что он надеялся, затевая всё это, позволяя соблазниться и соблазнить Мэттью? Безвыходность ситуации сдавила горло, и Доминик распахнул рот, пытаясь надышаться на десять лет вперёд, которые вполне отчётливо маячили перед глазами, гремя тяжёлыми стальными дверьми.

– Все факты говорят об обратном, мистер Ховард, – начал Пол. – Но, даже если я и прав, мне всё равно.

Доминик поднял взгляд, начиная подозревать, что у него случилась слуховая галлюцинация.

– У моего давнего знакомого роман со школьницей, ей едва ли больше, чем Мэтту. Никто не знает об этом, кроме меня, потому что я умею хранить секреты, и мне хотелось бы получать в ответ то же самое. Есть вещи, о которых не должны знать моя семья – мать, жена и, конечно же, маленькая дочь, потому что я не хочу уходить от них, но, зная характер Сары, она быстро лишит меня всех возможностей видеться с Аннабеллой.

От этого имени становилось не по себе, и Доминик вздрогнул.

– Вы понимаете о чём я? – спросил в конце концов Пол.

– Вполне, – Ховард обессиленно кивнул.

– Я ничего не требую от вас, и вряд ли потребую, потому что у меня нет никаких доказательств. Я просто хотел убедиться в том, что Мэтт делает всё обдуманно и взвешено, он ведь всё ещё ребёнок. Я не хочу показаться главным моралистом графства – это не так, – и вы сами знаете почему. Будьте осторожны, иначе проблемы будут не только у вас, но и жизнь моего брата станет невыносимой для его возраста. Он и так многое терпит, стараясь не демонстрировать своих слабостей. Наверное, их у него немало.

Если бы Ховард не был так сосредоточен на попытках держать лицо, то он всенепременно согласился бы с последним утверждением. Тирада Пола окончательно выбила его из колеи, и он присел прямо на низкий бордюр, не заботясь о чистоте брюк и о том, как холодно было на улице. Неужели всё вот так просто, и никаких последствий не будет? В это слабо верилось, но горло отказывалось слушаться, чтобы задать вполне закономерный вопрос.

– Мэтт не должен знать об этом. Кому, как не вам, известно, что наше соглашение весьма формальное, потому как я могу и вовсе ничего не потерять, если вы расскажете кому-то о том, как я проводил время в Париже. Я благодарен вам за поездку, и за то, что подарили моему брату мечту, поэтому не стану говорить матери и тем более кому-либо ещё.

Слов по-прежнему не было, да и ответить Ховарду оказалось попросту нечего.

– Есть два условия, – Пол тоже присел рядом, доставая из пачки вторую сигарету, заодно предлагая своему собеседнику. Тот кивнул и взял одну, не решаясь её прикурить. – Первое: вы не говорите моей семье о том, что было в Париже, да и вряд ли вы стали бы, потому что у вас, как и у меня, нет неопровержимых доказательств.

– Ни у кого из нас их нет, – всё-таки выдал Доминик, зная, что любое его лишнее слово может понести за собой необратимые последствия.

– Здесь вы правы, – согласился Пол. – Но я не запрещаю вам видеться с ним. Я до сих пор не знаю, как мне удалось принять этот факт.

– Я раньше никогда…

– Я знаю. Вам хочется верить, потому что…

Пол осёкся. Он явно испытывал какую-то странную симпатию к Ховарду, но всеми силами старался это скрыть; была ли это та самая уже озвученная благодарность?

– Второе условие: вы не говорите Мэттью об этом разговоре, – Пол помолчал пару минут, смакуя уже третью за пятнадцать минут сигарету; наверное, он тоже по-своему нервничал, затевая подобный разговор. – Вам интересно, что будет, если вы нарушите условия?