– У тебя полно времени подумать над этим, – заключил он, так и не дождавшись ответа. – А теперь мы идём в музыкальный магазин.

***

Остаток дня они провели в торговом центре, буквально напичканному с низу до верху различными отдельными помещениями, где продавалось всё, чего только мог захотеть человек, хоть отдалённо увлекающийся творчеством. Мэттью с горящими глазами перебегал из одного магазина к другому, лип к витринам и периодически вскрикивал «вау!» на то или иное устройство, выставленное на продажу. На вопросы, хочет ли он что-нибудь купить, уклончиво вертел головой, устремляясь дальше, так и не дав Доминику возможности сделать ему небольшой подарок. Беллами всем своим видом выражал какое-то странное беспокойство, и сложно было сходу решить, по какому именно поводу оно проявлялось. Но он рассказал об этом сам, когда они ступили на движущиеся широкие ступеньки эскалатора.

– Час назад мне написал папа, – начал он. – Спросил, всё ли у меня в порядке, а позже поинтересовался, не хочу ли я приехать к нему на каникулы. Он даже не знает, когда они начались, представляете?

Доминик молча кивнул, вполне себе представляя. Мэттью говорил, что отец не спешил звонить или приезжать, и это молчание затянулось на два месяца. Причина нынешнего добродушия и желания воссоединиться с сыном на выходных была пока неясна, но вполне отчётливо давала понять, что у подростка были все шансы провести остаток каникул у чёрта на куличиках, ведь Ховард понятия не имел, где мистер Беллами живёт, и чем вообще занимается. Чувство тревоги бесконтрольно захлестнуло сознание, даже не позволив выяснить все детали. Доминик нервно прикусил губу, понимая, что Мэттью в этот момент требовался ответ, который включал бы в себя и попытку успокоить, и объяснить поведение отца, хоть это и было невозможно. Привилегией младшего в их отношениях было, есть и будет возможность положиться на старшего – того, кто по умолчанию всё знает и способен разрешить любую спорную ситуацию, а также дать ответ на любой вопрос, советуя и наставляя на правильный путь.

– Ты хотел бы? – осторожно спросил Доминик, когда они сошли с эскалатора и, не советуясь друг с другом, одновременно шагнули к скамейке, располагающейся неподалёку.

– Может быть, и хотел бы, но зачем ему делать это?

– Он пытается быть хорошим отцом?

– Или же ма позвонила ему и напомнила о моём существовании.

Доминик тактично замолчал. И в самом деле, можно было только гадать о том, что стояло за этим предложением.

– Он живёт в часе езды от нас, это где-то под Манчестером… Кажется, в Стокпорте. Я был там пару раз, года два назад – он беспрестанно таскал меня за собой по всему городу, водил в кино и, как вы и сказали, «пытался быть хорошим отцом». Получалось не очень.

– Почему? – Ховард взволнованно глянул на вмиг омрачившееся лицо Мэттью.

– Он постоянно говорил о том, какая мама плохая – думающая только о себе эгоистичная женщина, и всё в таком духе. Я даже и не думал спорить, потому что просто не смог бы высказать ему всё, что думаю. Поэтому я не хочу ехать к нему, чем бы он меня ни заманивал.

– Решать только тебе, разве он может тебя заставить?

– Мама может, – его тон сменился на откровенно пессимистичный.

– Не думай об этом пока что, – попросил Доминик, придвигаясь ближе, чтобы обнять его. – Когда мы вернёмся домой, ты обсудишь это с ней, а после вы вместе решите, как быть.

– Хорошо, – Мэттью кивнул покорно, устраивая голову на плече Ховарда.

***

На следующее утро, стоило только подозрительно яркому солнцу заглянуть в окно, раздался стук в дверь. Дезориентированный Ховард тут же растолкал Беллами и отправил на стоящую в углу койку, а сам, взлохматив и без того беспорядочно лежащие волосы, стащил своё сонное тело с постели и двинулся к двери, накинув на себя по пути одну из домашних футболок, которую он по счастливой случайности вчера вечером надевал. За дверью оказался, конечно же, Пол, с неприлично горящими глазами и странноватого вида улыбкой, чему Доминик не стал придавать значения, отступая в сторону, чтобы тот зашёл.

Мэттью, лежащий на кровати в противоположном конце комнаты, накрытый с головой одеялом, отчаянно изображал человека, которого только что бесцеремонно разбудили – по сути, ему не нужно было слишком сильно притворяться, потому что столь ранний подъём не входил в его планы. Намеченным на этот день делом было лишь добраться до дома в целости и сохранности, а также не забыть прихватить с собой не на шутку разгулявшегося Пола. Но тот, будто бы предчувствуя что-то неладное, заявился сам. Прошёлся вдоль столика у стены и сел в кресло, закинув ногу на ногу; он вёл себя так, словно собирался разродиться самым великим в его жизни признанием, но вместо этого, спустя несколько минут напряжённого молчания, выдал:

– Я уже собрал чемодан.

Младший Беллами зашевелился под одеялом и, замотавшись им по шею, сел на постели, недоумённо воззрившись на брата.

– Это всё, что ты хочешь сказать?

– На самом деле, нет. Но всё остальное подождёт.

Нервно улыбнувшись, Ховард принялся предполагать об истинной причине визита Пола. Тот мог вполне успешно уехать и без них, потому как Доминик тактично оставил на столике в коридоре между двумя комнатами его билет на поезд, а всё остальное тот мог бы сделать и сам, в частности – добраться до вокзала, воспользоваться билетом и уже из Лондона домчаться на чём угодно в Лидс. К своей с нетерпением ждущей его семье, которая и понятия не имела, чем их любящий муж и отец занимался всю неделю, попутно, наверняка, не забывая составлять правдоподобную версию событий, даже несмотря на отсутствие в его телефоне совместных фотографий с Мэттью.

– Подождёт до того момента, когда мы приедем домой, – добавил Пол, запрокидывая голову и принимаясь разглядывать картину, висящую на смежной стене.

Стараясь не думать больше положенного, Ховард извинился и выскользнул в уборную комнату, чтобы уже там окончательно привести себя в порядок. В голове отчаянно билось почти физически ощутимое беспокойство, больно выкручивающее и без того расшатанные за последние пару лет нервы. О чём хотел поговорить Пол? Было ли это чем-то незначительным, вроде рассказа о собственных впечатлениях о поездке в Париж, или же просьбой позабыть всё, что имело место быть? Ховард не был дураком, и даже без разъяснений Мэттью с лёгкостью бы понял, где пропадал сутками его старший брат. Когда Доминик вышел из ванной комнаты, он не застал в комнате никого, только лениво кружащую в воздухе пыль, побеспокоенную кем-то, кто аккуратно застелил обе постели, прежде чем ретироваться.

Звукоизоляция в комнатах оказалась превосходной, потому как, как бы Ховард ни прислушивался, ни единого звука из-за соседней двери не доносилось. Он, как какой-то малолетний подросток-преследователь, неслышно вернулся в свою комнату, коря себя за безрадужные мысли, которые ещё даже не успев сформироваться в какую-либо определённую теорию, всё равно причиняли дискомфорт и беспокойство.

***

Сильвио явился после полудня, решив проводить «его английских друзей» на поезд. Подобной строчки в их своеобразном договоре не было, поэтому Доминик, сумевший отвлечься, только обрадовался возможности поговорить с этим болтливым французом, приехавшим на собственной машине. Мэттью вёл себя обычно, поглядывал на Ховарда иногда и отворачивался вновь к окну, продолжая разглядывать проплывающие мимо виды. До вокзала было не так уж и далеко, и через минут десять они уже пытались достать из багажника машины свои пусть и небольшие, но значительно потяжелевшие чемоданы. Несколько увесистых подарков для Хейли, пара занятных вещиц для Эммы, которая когда-то активно бредила Францией и её провинциями, а также с десяток простых сувениров для коллег, с которыми было что-то вроде традиции обмениваться крошечными напоминаниями о странах пребывания. Ховард не был большим любителем общаться с другими учителями во время перерывов, и тем более – вне стен школы, но против некоторых устоев не мог пойти, теперь уже чувствуя, что он не так уж и против подобного. Мэттью, сам того не подозревая, делал характер Доминика мягче, а терпение – более долговечным, хоть последнее и не касалось определённых вещей…