– Но ведь мы уже… – начал Мэттью и запнулся. – Зачем нам ждать ещё?

– В тот вечер я позволил себе немного лишнего. Это было невероятно, потому что я чувствовал себя особенно – подобного я не испытывал давно, и твоя близость свела меня с ума.

– Вам не нужно оправдываться.

– Видит Бог, оправдываться перед самим собой я перестал уже тогда, в кинотеатре.

Беллами растянул губы в довольной улыбке, устраиваясь на груди Доминика, уткнувшись носом ему куда-то в ключицы.

– Но также стоит помнить, что в этом номере мы живём не одни.

– Я ведь не прошу ничего такого, сэр. Просто будьте хоть иногда со мной не мистером Ховардом, моим учителем, а…

– Твоим мужчиной? – усмехнулся Доминик, пропуская сквозь пальцы тёмные пряди волос Мэттью.

– Да, – он кивнул. – А теперь поцелуйте меня.

Напору Беллами хотелось подчиняться, и уже через мгновение тот вновь оказался уложенным на лопатки и прижатым к постели весом Ховарда. Доминик целовал мягко и осторожно, словно подросток под его пальцами был выполнен если не из самого хрупкого стекла, то легко мог приобрести следы от этих касаний. Доминик чуть усилил напор, умирая от удовольствия вновь иметь возможность исследовать эти губы, жадно распахивающиеся на каждое движение его языка.

– Я обещаю тебе, – задыхаясь, начал он, – что, когда мы вернёмся, я исполню любое твоё желание – за закрытыми дверьми спальни, – добавил он напоследок, с наслаждением ловя вспышку смущённого удивления в глазах подростка. – А пока что довольствуйся этим, потому что у нас осталось всего полтора дня здесь.

В ответ только смиренно кивнули, но по одному только лицу Мэттью было видно, что он если и согласился, то на каких-то своих, особенных условиях, о которых Доминику ещё предстояло узнать впоследствии.

***

Этот день они провели лениво перетекая из одного кафе в другое, решив ближе к неприлично позднему обеду, что было бы неплохо сходить хоть куда-нибудь, выбравшись из уютной теплоты номера. Тяжёлые свинцовые тучи, грозящие прорваться грандиозным ливнем, продолжали томить ожиданием всех предусмотрительных, прихвативших с собой зонтики. Доминик не стал утруждать себя подобной ношей, попросту решив, что место их прогулки вполне будет обеспечено приличным количеством различного рода заведений, куда можно будет заскочить на время, когда непогода даст о себе знать.

В кафе было почти безлюдно – только откровенно влюблённая парочка ютилась в углу, сидя друг напротив друга, а скучающий официант поглядывал в окно, сидя недалеко от барной стойки. Доминик расслабился, лениво глянув на висящие над ними часы, обнаружив время для ужина, который им должны были принести с минуты на минуту. Атмосфера, тягуче окутывающая с ног до головы, помогала прочувствовать момент целиком и полностью, и каждый раз, сидя напротив Мэттью, он почти физически ощущал прилив необычайной жизненной энергии, который волновал и вдохновлял на широкие жесты. Беллами же был занят разглядыванием путеводителя, в котором он мастерски начёркал ярким фломастером что-то своё, руководствуясь время от времени этими надписями, когда они вставали перед выбором о том, какую из очередных достопримечательностей посетить. Проведя последнюю линию, он оторвался от карты и поднял голову.

– Завтра последний день, – сообщил он.

– Если у тебя ещё какие-то планы, то нужно осуществить их сегодня, потому что завтра мы вряд ли…

– Мистер Ховард, – прервал Мэттью тираду учителя, чуть наклонив голову вбок. Сложно было бы не признать, что он выглядел откровенно красивым в этот момент, пусть и с растрёпанными уже привычно волосами и искусанными от ветра губами.

– Да, Мэттью?

– Даже если бы мы просидели всю неделю в номере, выбираясь только на прогулку куда-нибудь в парк, это всё равно было бы самым лучшим воспоминанием в моей жизни, поэтому… – он прикусил вновь губу, – я хочу, чтобы вы отдохнули от всего этого завтра.

– Но я…

– Я знаю, что вам неинтересно, и это не ваша вина. Забрось меня самолёт куда-нибудь в Турцию, я бы тоже не знал, куда себя девать от скуки.

– Между прочим, если не отдавать себя целиком и полностью лежанию на коврике перед морем, там есть на что посмотреть, – усмехнувшись, заметил Доминик. – Именно поэтому я нахожу здесь для себя что-то особенное на каждом шагу, ведь путешествие не заключается исключительно в посещении разрекламированных достопримечательностей; гораздо больше впечатлений я получаю от того, что рядом именно ты.

– Примерно это я и хотел сказать.

В этот момент подоспел официант, небывало оживившийся, стоило ему только сделать шаг в их сторону. За горячей и сытной едой время пролетало быстрее обычного, хоть и казалось, что эти шесть дней прошли в ускоренном режиме, не давая ни секунды, чтобы перевести дыхание. Подобный марафон не выматывал, а напротив – придавал душевных и физических сил для свершения чего-то особенного, когда для этого придёт время. Мысли о возвращении домой не угнетали, а напротив – заставляли приятно ностальгировать по тому, что всё ещё было перед носом и в шаговой доступности.

– Вы должны поговорить с Полом, – после продолжительной паузы сказал Мэттью, откладывая столовые приборы в сторону. – Меня он не послушает. Ну, знаете, попытаться воззвать к совести обходными путями так, как это умеете делать только вы.

Доминик рассмеялся, хватаясь за белоснежную салфетку, чтобы в следующую секунду положить её измятую обратно на стол.

– Должен ли я? Нам нужно всего лишь привезти его обратно – это всё, что мы можем сделать.

– Мама полагается на него, думая, что он ответственный и порядочный. Мне бы не хотелось её разочаровывать.

– Иногда мне кажется, что это он младший в семье, и тебе двадцать пять.

– Двадцать пять?

Ради этой улыбки можно было согласиться с чем угодно.

– По крайней мере, это бы всё изменило, – добавил Мэттью, вздохнув.

– Тогда бы мы с тобой мало того что не сидели бы здесь, распивая в столь поздний час по чашке чая, но и вообще не были бы знакомы.

– А вдруг я был бы молодым учителем музыки, кто знает? – принялся фантазировать Беллами, активно жестикулируя руками. – Преподавал бы практику и теорию, а сам бы писал песни в надежде, что их когда-нибудь заметят.

– Последнее ты делаешь и так, – заметил Ховард. – Ты сочинил ещё что-нибудь за последнее время?

– Это самое последнее время я проводил исключительно с вами, позабыв о всяких музыкальных инструментах.

– Нужно исправить положение, как думаешь? – подозвав официанта, Доминик попросил счёт.

– Когда я окажусь дома, то после того, как обниму маму, сразу же начну набирать одну мелодию, которая уже давно вертится в голове. Я даже придумал название, но я вам его пока что не скажу, – кокетство Мэттью было столь ощутимым, что по спине скользнула волна жара и предвкушения.

– Что насчёт слов к той музыке, которую ты сочиняешь?

– У меня не получается, – честно признался он, хмурясь.

– Я мог бы помочь тебе закончить что-нибудь, если захочешь. Ну, знаешь, доработать и без того, я уверен, чудесные наброски.

Не то чтобы у Ховарда был опыт в написании песен или чего-то подобного, но годы, проведённые за работой, нацеленной на вбивание в юные умы хоть каких-то знаний, не прошли даром. Мэттью же в ответ посмотрел со смесью удивления и восхищения, неловко комкая уголок тканевой салфетки, лежащей перед ним. Было заметно, что подобные слова и польстили ему, и привнесли в мысли определённого толка сомнения – он не был готов показать всё это Доминику, и тот не стал бы его винить, прекрасно понимая, что некоторые мысли иногда лучше оставлять при себе.