В какой-то момент Мэттью отнял руки от лица, сначала опуская их на светлые волосы Доминика, неспешно перебирая прядки пальцами, а после позволил себе накрыть ладонь учителя своей, направляя её ниже; в этот момент их взгляды пересеклись. Один из них задавал молчаливый вопрос, а второй так же без слов отвечал беспрекословным согласием, дающим право на последующие действия, и даже немного больше. И Доминик позволил себе накрыть его пах пальцами, сжимая неторопливо, продолжая целовать гладкую безволосую грудь, пытаясь утихомирить стучащее громко сердце. Всё происходило словно во сне – медленно, без лишних движений, тягуче медленно и до звона в ушах вновь безмолвно, и невыносимо хотелось снова прервать это молчание.
– Не молчите, – будто зная, о чём думает учитель, попросил Мэттью, и не было желания сильнее, чем подчиниться этой просьбе.
– Я так давно хотел сделать это, – начал Доминик, облизывая губы, предвкушая то, что он с минуты на минуты должен был сделать.
Под пальцами было горячо, твёрдо и чуть влажно, и стоило Ховарду чуть сжать пальцы на члене Мэттью, тот стиснул его руку бёдрами и задрожал всем телом, возвращая руки ему на плечи и смотря прямо в глаза.
– И я думал, – сказал он, – и продолжаю делать это сейчас, даже когда ваши горячие и невероятно желанные пальцы вновь касаются меня там.
– Я обещал тебе не только пальцы, помнишь? – улыбнулся Доминик, целуя Мэттью в уголок рта, а тот опустил взгляд, и его ресницы, отбрасывающие красивые резные тени на щёки, чуть дрогнули.
– Я хочу, чтобы вы тоже разделись, – прошептал он едва слышно. – Тогда я почувствую хотя бы на несколько минут, что мы на равных.
– Мы и так на равных, – попытался возразить Ховард, заведомо зная, что это не имеет смысла; он прекрасно понимал, о чём говорил Мэттью.
– Просто сделайте это, – вместо пустых объяснений заявил тот, прикусывая нижнюю губу и начиная тяжело дышать, потому что рука учителя продолжала ласкать его член, двигаясь медленно, хоть Ховард и делал всё возможное, чтобы не смотреть вниз, смущая Мэттью ещё больше.
Отстранившись, Доминик наблюдал за тем, как Беллами меняет позу, медленно перетекая из одного положения в другое – откидывается на согнутые в локтях руки, раздвигает ноги, но при этом всё равно боится пересечься с ним взглядами, потому что подобные откровенные положения на постели точно не входили в его планы на этот вечер. Но импровизация творила чудеса, а чувство взаимного притяжения, разбавленное нежными взглядами Доминика, подливало масла в огонь, раскрепощая сильней. Не хватало только каких-нибудь свеч на прикроватном столике и цветов в вазе – тогда бы это можно было назвать идеальным свиданием, которым этот вечер и не являлся вовсе, но ассоциация позабавила Ховарда, и он расстегнул первую пуговицу на рубашке.
– Назавтра, – начал он, надеясь не испортить момент, – мы должны будем ещё старательней делать вид, что мы друг другу безразличны.
– Вы имеете в виду, что я ни в коем случае не должен буду светиться дурацкой улыбкой, вешаясь на вас при Поле? – рассмеялся Мэттью, сводя колени вместе и принимаясь ими водить из стороны в сторону.
Поза от этого приличней не стала, заметил Доминик, сглатывая.
– Этого ты и так не делаешь, к счастью, – ответил он, продолжая разоблачаться.
Разговоры ни о чём помогали расслабиться, занимая время, пока пуговицы поддавались чуть влажным от волнения пальцам, а взгляд Мэттью продолжал жадно скользить по всему телу Доминика, и тот не остался в долгу, нахально опуская взгляд между ног подростка, заставляя того вывернуться на постели, резко соскочить на колени и оказаться нос к носу с Ховардом. Разница в росте ничуть не мешала им сейчас. Руки Беллами опустились на живот Доминика, помогая расправиться с оставшимися пуговицами, и он потянул смело рубашку, вытаскивая её из брюк, и ткань, не задерживаясь, сползла с его плеч.
– Не думайте, что отделаетесь только рубашкой, – заявил Мэттью, садясь на пятки, всем своим видом выражая готовность наблюдать дальше.
– Я не думаю, что это…
– Не думайте. Делайте.
Девизом их отношений можно было обозначить именно эти три слова – «Не думать. Делать». Доминик не мог назвать себя безрассудным, но не думать с Мэттью было проще всего, потому что мыслительные процессы не приносили ничего, кроме головной боли, а также всплывающих выдержек из уголовного права. Но сейчас это не могло унять его настрой, и он поддался, забывая обо всём, что могло ждать их назавтра, о том, сколько проблем будет из-за сегодняшней ночи, о том…
– Доминик.
…и ровно в этот момент в его голове будто хлопнул железный занавес, отделяющий его от той реальности и этой, где у него был Мэттью, его мальчик, его любовь.
Он обхватил его за плечи и уронил мягко на постель, нависая сверху, немедля спускаясь ниже с поцелуями – касаясь влажно сосков языком, обводя то один, то другой, играя на грани наслаждения и боли, не решаясь прикусить чувствительную кожу зубами. Мэттью тяжело дышал под ним, гладил Ховарда по плечам, распахивал рот, чтобы впустить в лёгкие заряжённый их желанием воздух, и постанывал едва слышно, изо всех сил пытаясь сдерживать все звуки, желающие сорваться с его губ.
– Тебе не нужно молчать, – сказал Доминик, целуя его в пупок, обводя его губами и вдыхая запах кожи. – Пола не будет ещё несколько часов.
– А что если…
– Не думать, помнишь? Я запер номер на замок изнутри, а дверь в мою комнату захлопнулась на него же сама, когда мы только ввалились сюда.
Мэттью хихикнул, вспомнив, по всей видимости, свою пылкость, и то, как он жадно прижимался к Доминику, целуя горячо и всё также неумело.
– Вы всегда всё продумываете наперёд, не так ли? – он облизал губы, наблюдая за тем, как Ховард целует его в живот. – Даже тогда, когда для вас нет ничего более важного, чем я.
– Нет ничего более важного, чем ты, – незамедлительно отозвался тот, поднимая голову; его пальцы опустились вновь ниже, неторопливо обхватывая член Мэттью. – Я слишком быстро научился соблюдать ряд предосторожностей.
– Не сожалейте ни о чём, не сомневайтесь, не… О, Господи!
– Ты слишком много болтаешь, мой хороший, – обманчиво ласково прошептал Доминик, надавливая пальцами между его ягодиц, но не делая из этого касания нечто большее; требовалось время, чтобы позволить себе двигаться в подобном направлении.
– Сделайте так ещё раз.
– Вот так?
Снова надавив едва ощутимо, Ховард убрал пальцы, чтобы вернуть их, начиная мягко массировать, второй рукой удерживая член Мэттью у основания, чтобы тот не закончил действо раньше, чем всё наберёт нужные обороты. Доминик не был уверен в том, что именно он хочет позволить себе сделать, но интуитивно верно выбирал направление, которому Беллами с радостью подчинялся, раздвигая свои стройные ноги в стороны, всхлипывая и зажмуривая глаза.
– Так хорошо и…необычно.
– Необычно? – усмехнулся осторожно Доминик, не прекращая гладить двумя пальцами расслабившуюся дырочку. – Ты делал что-нибудь подобное?
– Нет, нет, нет, – замотав головой так, словно учитель говорил о чём-то совершенно непотребном, Мэттью снова накрыл пылающие щёки ладонями.
– Но ты хотел бы? – подначивая, Ховард пытался вытянуть из него какую-нибудь откровенность, вспоминая вечер предыдущего дня, когда тот позволил себе совершить поздний звонок, чтобы сообщить о том, что он ласкал себя между ног. – Ты мог бы доставить себе гораздо больше удовольствия, если бы протолкнул в себя всего один палец.