***

Сент-Панкрас завладел вниманием Мэттью в ту же секунду, когда они оказались в другом здании, выполненном в более современном стиле, приковывающим взгляды случайно или не очень оказавшихся здесь людей. Изящные металлические конструкции, в сочетании с прозрачным стеклом, образовывали высокие своды, уходящие далеко наверх, защищающие уезжающих и провожающих от мерзко моросящего снега, вздумавшего сыпать под конец года, будто бы навёрстывая упущенное за все зимние дни.

– В 1940 году часть вокзала была разрушена, – вспомнил Доминик, также смотря вверх, следя за медленно уплывающим самолётом в небе. – Немецкая авиация бомбила всё, что только могла, пытаясь выразить своё превосходство.

– Никогда не смогу понять мотивов этого мерзкого нациста, – протянул задумчиво Беллами, лишь бы что-нибудь сказать.

– Даже не пытайся. У тебя слишком доброе сердце, – ласково произнёс Ховард, прижимая незаметно руку Мэттью к себе плотней; тот нарочито безразлично отвернулся.

Оставшееся время до поезда они провели в неспешной прогулке по близлежащему торговому центру, перед этим поднявшись на второй этаж вокзала, чтобы исполнить роль прилежных туристов – сфотографироваться с памятником, носившим чёткое и лаконичное название «Место встречи», запечатлевшем мужчину и женщину в далеко не дружеских объятьях. Доминик ничего не знал об этом элементе арт-декора, поэтому деликатно промолчал, сфотографировав Мэттью на его фоне, пока Пол, перевесившись через перила, смотрел вниз – туда, где остальные люди суетливо передвигались по перрону с чемоданами, таща за собой ворох детишек. Количество желающих покинуть старушку Англию на праздники создавало если не хаос, то приличное множество, и Ховард следил за обоими Беллами, боясь в определённый момент потерять кого-то из виду. Старший из сыновей Мэрилин вообще вёл себя отстранённо, и это было далеко не реакцией на общество почти незнакомого ему мужчины в виде Доминика. Он молчал, даже когда Мэттью пытался разговорить его, сдержанно улыбался на шутки, зато, стоило им завидеть что-нибудь необычное, первым нёсся смотреть и фотографировать; немного инфантильное поведение Пола давало Ховарду возможность уделить больше внимания тому, кто и сам ластился под рукой, стоило только выдаться моменту.

Они всё-таки зашли в одно из кафе, наскоро перекусив тем, что официант пообещал принести как можно скорей. Пол, съев всё, что предложили, попытался поддержать беседу, но снова замкнулся в себе, и через пару минут, когда он ушёл в уборную, Мэттью сказал:

– Это временное. Как только мы окажемся за границей, вы его не узнаете.

– Хотелось бы верить, – Доминик улыбнулся, пытаясь представить, каким мог бы быть Пол, если бы не переживал о предстоящем путешествии так сильно, – потому что мне всё ещё кажется, будто он смущается моего присутствия.

– В какой-то мере, – не стал лгать Мэттью, накалывая на вилку кусочек помидора. – Он вас почти не знает, но всё же доверяет, потому что знает о том, сколько времени вы тратите на меня.

– Со стороны я кажусь просто образцовым альтруистом, – покачал головой Ховард, потирая лоб ладонью. – А на деле…

– Не продолжайте, – мягко прервал его Беллами, на долю секунды касаясь пальцами запястья учителя. – Просто не нужно.

В ответ оставалось только кивнуть, пряча улыбку, и продолжить есть свою порцию весьма сытного салата, который Мэттью то и дело таскал у него через весь стол, попеременно сверкая нахальными глазами и показывая язык. Отсутствие брата под боком влияло на него излишне положительно, и Доминик уже начал обдумывать то, что планировал сделать в первый же день по прибытию в Париж. Вряд ли это было чем-то слишком неприличным, но сдерживать своих бесов удавалось всё сложней, да и поводов делать это оставалось и того меньше.

========== Глава 13 ==========

В поезде Мэттью предсказуемо уселся рядом с Домиником, и Пол, не сказав ни слова, покорно побрёл дальше, усаживаясь на сидение впереди них, располагаясь у окна. Он тут же отыскал в карманах наушники, достал плеер и окунулся в прекрасный инструментальный мир, оставляя Доминика наедине, – если так вообще можно было сказать, учитывая количество людей в поезде, – с Мэттью, и тот бросил вполне определённый взгляд из-под ресниц, выражая нетерпение одним только жестом – сжав пальцами подлокотник, на который Ховард было собрался положить ладонь. Это напряжение, несомненно, несло в себе некий интимный характер, а учитывая то, что Беллами творил этой ночью, тяжело дыша в трубку, оно только подстёгивало их старательней делать вид, что их совсем не интересуют персоны друг друга. Поезд тронулся, отправляя их навстречу континентальной Европе. Доминик не стал засекать время от прибытия до пункта назначения, потому что за него это сделал взволнованный Мэттью, глянувший на время, светящееся на экране телефона. Ховард молча достал свой мобильный и продемонстрировал заставку, отчего лицо подростка залилось едва заметным румянцем, и он демонстративно отвернулся к окну, делая вид, что ему безумно интересны проплывающие мимо пейзажи, которым скоро было суждено смениться серым тоннельным камнем. Доминик пожал плечами, не переставая улыбаться, и лишний раз глянул на то, что так оскорбило Мэттью – его фото, которым Ховард так любил любоваться по утрам, когда будильник, поставленный на телефоне, приковывал к себе внимание.

***

На платформе номер четыре было многолюдно, и все пассажиры поезда «Евростар» не спеша выбирались из своих уютных кресел, чтобы вдохнуть ощущение чего-то нового – Северный вокзал Парижа терпеливо встречал гостей и вернувшихся местных жителей, ещё не выйдя с вокзала начинающих закутываться в шарфы и пальто из-за вида за окном – беспрестанно сыплющего снега и деревьев, жалобно перебирающих ветками по ветру. На выходе из вокзала их встретил сопровождающий, бегло изъясняющийся на смеси французского и английского, чем он жутко позабавил Мэттью; тот едва сдержался, чтобы не рассмеяться, когда француз принялся демонстрировать им список запланированных дел на неделю. Доминик красноречиво посмотрел на подростка, позволив сесть первым в машину, и заодно уступил место Полу, чтобы тот в кои-то веки устроился рядом с младшим братом. Он, вопреки ожиданиям, не стал вести себя по-новому, но всё же принялся вертеть головой, пока они ехали к отелю, который, по словам их, так называемого, гида, располагался совсем недалеко от всех главнейших достопримечательностей города. Его болтливость не утомляла, давая возможность отвлечься от мыслей, которые всплыли в голове Доминика резко, стоило ему только ступить на мощёную дорогу.

В последний раз он был здесь с Джимом: вместе они наслаждались путешествием, отдавая всё своё время вкусной еде и редким походам по музеям и паркам, предпочитая выбираться куда-нибудь ближе к вечеру, проводя почти весь день в шикарном номере, занимаясь любовью и наслаждаясь отпуском так, как предпочитали они оба – рядом друг с другом. На этот раз воспоминание не кольнуло больно в сердце, а в глазах не стало щипать, словно кто-то насыпал в них фунт песка. Об этом было приятно думать, смаковать как нечто, что когда-то приносило радость, и только её. Замкнутый круг прервался, и Доминик ощутил небывалое облегчение – он больше не чувствовал вины за то, что был счастлив. Образ Джима теперь не всплывал ежечасно в мыслях, покачивая при этом осуждающе головой и улыбаясь грустной улыбкой – он просто остался в воспоминаниях, как человек, которого Ховард когда-то любил до беспамятства и с которым он был счастлив. Роковое стечение обстоятельств лишило его в один день всего, а в другой – подарило смысл жизни, ради которого стоило просыпаться каждый день, улыбаться утру и нетерпеливо ждать встречи с этим человеком.