Протянув руку и погладив Мэттью по щеке, он облизал губы и попытался подобрать слова:

– Так будет всегда, – он не хотел тешить его призрачными надеждами, – если ты захочешь быть рядом со мной.

– Я хочу, – голос Беллами был хриплым, и он шмыгнул носом, утирая глаза рукавом свитера. – Но я растерян и не знаю, что мне сделать, чтобы стало хоть немного легче.

Ничего не говоря, Доминик приподнялся и навис над ним, смотря прямо в глаза, и Беллами покорно улёгся на спину, смотря в ответ не менее внимательно.

– Разве что…вы могли бы меня поцеловать, – он моргнул и Доминик потянулся к его щеке, утирая остатки слёз.

Не было ничего желанней в этот момент, чем руки Мэттью на шее или его ласковые губы, отвечающие уже более умело, но всё равно по-детски смазано. Каждый раз он проскальзывал пальцами Доминику за уши или на шею, гладил там невесомо, отвечая на поцелуи, но ни разу они не позволяли себе что-то более откровенное, и именно сейчас Ховард, не сдержавшись, коснулся языком его зубов, проталкивая его дальше, вызывая у Мэттью удивлённый вздох.

– Поцеловать так? – он отстранился, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Сделайте это ещё раз.

Не было нужды повторять просьбу дважды, и уже через пару минут Мэттью пытался повторить за учителем, но Доминик перехватывал инициативу легко, расслабляя наконец руки и ложась сверху, ощущая ответную реакцию тела Беллами, заодно демонстрируя и то, как ему самому было хорошо от такой малости.

– Тебе нравится? – удержаться от чего-либо ещё было невероятно сложно, но Доминик пытался держать себя в руках, раззадоренный и возбуждённый донельзя.

– Мне нравится то, что нравится вам, – пробормотал Мэттью, – а вам определённо хорошо, учитывая то, что упирается мне в бедро…

Доминик рассмеялся, укладываясь рядом, привлекая Беллами к себе в объятья.

– Я ничего не могу с собой поделать, Мэттью, – было бессмысленно пытаться выдумать отговорку. – Удивительно, как я сдерживался, когда ты прижимался ко мне ещё тогда, во время просмотра фильма.

– Если бы я не был уверен в том, что вы перестаёте дышать, когда я вас обнимаю, мне бы и в голову не пришло поцеловать вас тогда.

Было приятно говорить об этом спустя почти неделю, потому что актуальность вопрос не потерял, а любопытство Доминика никуда не исчезло, но он старался не давить на Мэттью, расспрашивая сразу и обо всём, плавно выуживая из его тёмной лохматой макушки подобные факты.

– Знаете, я столько вечеров провёл, исследуя интернет, что начал подозревать, что весь мир крутится вокруг всяческих пошлых вещей, пока не наткнулся на пару сайтов, где я почерпнул всю нужную мне информацию, – Мэттью согнул ноги в коленях и принялся болтать ими из стороны в сторону, раз за разом задевая бедро Ховарда. – Не то чтобы там было написано о том, что делать, если вы влюбились в учителя английского языка.

Доминик вздрогнул и крепче обнял Беллами за плечи, не решаясь разбивать тишину, повисшую между ними, но тот сам продолжил, не нуждаясь, по всей видимости, в ответе.

– Я был у психолога. Я говорил даже с Полом, но, естественно, не упоминал об истинной проблеме, а лишь спрашивал расплывчато.

– Что же тебе посоветовали?

– Мистера Андерсона звали так же, как и вас.

Он замолчал, позволив Ховарду осмыслить сказанное им.

– Если тебя до сих пор преследует стокгольмский синдром, то…

– Я даже не знаю что это.

– Ты сможешь поискать в интернете, а пока ответь мне – уверен ли ты в собственных желаниях?

– Я хотел бы быть уверенным, сэр, – Мэттью уткнулся ему лбом в плечо, втягивая шумно воздух носом.

Нельзя было требовать от Беллами чего-то излишне определённого, потому что он был непредсказуемым подростком, у которого сегодня могло быть на уме одно, а уже завтра – совсем иное, отличающееся целиком и полностью от первоначальной версии.

– Мне не нравится усложнять, но это необходимые предосторожности, – Доминик говорил тихо, скользя ладонью по рукам Мэттью, то и дело соскальзывая на талию, и тот едва ли не мурлыкал от удовольствия. От былых слёз не осталось и следа, и он всячески выражал своё довольство, прижимаясь ближе.

– Я знаю, о чём вы говорите. Вы старше меня… – он запнулся, – и к тому же вы – мой учитель. Разве я настолько глуп, чтобы не понимать, что вам будут грозить неприятности, если об этом кто-либо узнает?

– Ты не глуп, Мэттью, – Ховард спустился ниже, отрываясь от Мэттью на мгновение, чтобы стащить с себя тёплый свитер, который он надевал под пальто на улицу. – Но обстоятельства иногда работают против нас, даже если мы соблюдаем все осторожности.

– И что же вы предлагаете? Я и так каждый раз иду от машины домой полквартала, а к вам в дом стараюсь заходить со стороны зимнего сада, хоть последнее мне и нравится…

Он замолчал, следуя примеру Доминика, стаскивая с плеч шерстяной джемпер, и тут же оказываясь вновь рядом. Они лежали на постели, обнявшись, и в какой-то момент Мэттью оказался на учителе, переплетаясь с ним ногами, продолжая обнимать за плечи и шумно дыша ему в шею. Его возбуждение было сложно игнорировать, но Ховард попытался отвлечься более безобидными мыслями, представляя себе реакцию Мэттью на маленький сюрприз, его сияющие счастливые глаза и благодарные объятья…

Но вместо этого он почувствовал почти невесомые поглаживания по животу, и вместе с этим – то, как Беллами дрожал, то ли от страха, то ли от удовольствия. Прикосновение сменилось настойчивой лаской, и Мэттью застонал протяжно, вжимаясь бёдрами в пах Доминика.

– Знаешь ли ты… что делаешь? – дар красноречия покинул Ховарда в этот момент, и он втянул воздух сквозь зубы.

– Конечно же, я знаю, сэр, – прошептал Мэттью, – потому что хочу это почувствовать.

– Слишком рано, – Доминик и сам не верил собственным словам, раздвигая бёдра, чтобы позволить Беллами прижаться тесней.

– Я знаю, – вторил его словам тот, продолжая ластиться, извиваясь всем телом.

– Нам нельзя, Мэттью, – выдохнул Доминик, и эти слова звучали с каждым разом всё больней и обидней не только для импульсивного школьника, но и для него самого, потому что отказываться от того, что само ласкалось об тебя, было практически невозможно.

– И об этом я знаю, сэр, – дыхание Беллами спустилось ниже, и он принялся горячо сопеть в шею Ховарда, касаясь щекотливо волосами его кожи. – Я ничего не требую от вас. Просто позвольте мне…

Он не стал договаривать, всхлипывая, потому что величина ощущений была слишком впечатляющей для него одного, и Ховард тут же обнял его за плечи, прижимая к себе, желая если не успокоить насовсем, то хотя бы унять его судорожное дыхание. Всё это было ново и незнакомо для Мэттью, и торопиться было не то что нельзя, а совершенно противопоказано, иначе у Доминика осталась бы в руках та самая капризная нимфетка, позволяющая касаться себя только тогда, когда ей было что-то нужно. Но это сравнение было слишком грубым, и Ховард напомнил себе, что Беллами оставался всё тем же чувственным и ранимым ребёнком, которого он знал, и именно он однажды неловко сел к нему поближе за первую парту и сообщил вкрадчиво, но до умиления смущённо о своём восхищении.

Доминик опустил ладонь на затылок Мэттью и пригладил его растрепавшиеся от их перемещений и волнений волосы, пропуская сквозь пальцы отросшие прядки, наслаждаясь их мягкостью и длиной. Этот жест был призван успокоить раззадоренного Беллами, и тот вздохнул порывисто, поднимая голову, глядя прямо в глаза смело и не отрываясь.