– Однажды, – ещё в начале их близкого знакомства сказал Мэттью, – я видел вас в баре, сэр; в начале сентября. Пол взял меня с собой и договорился, что меня пропустят внутрь на пару часов. Мы сели за дальний столик, заказали что-то не слишком крепкое и принялись ждать. Пол увлёкся разговором с какой-то девушкой, а я принялся рассматривать вас, потому что…

– Потому что я выглядел как главный алкоголик города?

– Совсем нет. Потому что вы мне нравились уже тогда.

– Неужели? – Доминик и в самом деле не знал об этом.

– Я видел, как к вам подходили мужчины и женщины, девушки и парни, но вы даже не смотрели на них, как-то вежливо отказывали, из-за чего они уходили.

– Я говорил, что жду кое-кого. Может быть, я ждал тебя?

Ещё тогда, смущаясь каждого слова и движения, Мэттью залился краской и опустил глаза. Он был очаровательным в своей невинности.

– Но я так тебя и не увидел.

– Даже если бы и увидели, не обратили бы внимания.

– Тогда я ни на кого не обращал внимания, – Доминик пожал плечами и виновато улыбнулся, – особенно на учеников средней школы.

– А теперь? Теперь обращаете?

– На подростков? – он сделал вид, что задумался. – Тех, кто живёт с родителями, ходит в школу и надеется выпить что-нибудь, потратив последние карманные деньги?

– Может быть.

– Не думаю, – расслабившись, Доминик коснулся кончиком пальца переносицы подростка; тот тут же нахмурился. – Потому что у меня уже есть один, и второй не нужен.

Такой ответ понравился Беллами. Он неуверенно поднял руку и обхватил пальцами запястье своего – на тот момент – учителя, прижав его ладонь к своей щеке.

Думая об этом теперь, Доминик не чувствовал ни доли сожаления. Он не ощущал себя грязным или оступившимся (разве что самую малость), а напротив – отчего-то думал, что во всём случившемся для всех трёх сторон имелась только польза. Доминик Ховард, Мэттью Беллами и Мэрилин Беллами – они составляли собой нечто вроде треугольника, внутри которого роились разные события. Иногда к ним добавлялись другие люди, создавая побочные нелепые фигуры, то накрепко повязанные с кем-либо из троих, то проходящие мимо и исчезающие бесследно. Сам же Доминик не мог так просто бесследно исчезнуть из их жизни, так же как и не мог исключить из своей Мэттью.

***

– Ты нужна мне здесь, – прохрипел Доминик в трубку, едва дождавшись ответа на свой поздний звонок.

– Что случилось, дорогой? – Хейли незамедлительно развела бурную деятельность. – Ты дома? Ты пьян? Мэтт в порядке?

– Да, – разом ответил он на все вопросы. – Больше всего на свете я хочу обнять тебя.

– Видел бы ты меня сейчас, не хотел бы, – она усмехнулась; её голос, искажаемый плохим сотовым сигналом, звучал странно. – Сижу в машине напротив своего дома и не хочу туда идти.

– Ты совсем рядом, – Доминик почувствовал дрожь от осознания того, что они находились не просто в одном городе, но и буквально на одной улице. – Приезжай.

– Хочу сказать, что не один ты умеешь пить по выходным. Иди к чёрту, и обнимай уже его.

– Запишу это в список дел на ближайшие пятьдесят лет, – сообщил он, ничуть не оскорбившись. – Я буду у тебя через десять минут.

На самом деле дорога заняла всего пять. Сначала он шёл бодрым шагом человека, который был будто бы кристально трезв и доволен собой и своими делами, а после пустился в откровенный бег вниз по улице. Хейли обнаружилась именно там, где и обещалась, и, выудив её оттуда, Доминик поплёлся с ней в сторону дома, какого именно – ему ещё предстояло решить.

– Ключи от двери где-то в машине, – пробормотала она, сев на ступеньку веранды, – или вообще потерялись.

– Что с тобой? – Доминик сел рядом и вложил в её холодные пальцы найденные на пассажирском сидении ключи.

– Вчера она отдала мне завещание, а сегодня утром умерла. Умерла, представляешь?

– Кто, Хей? Кто умер?

– Моя тётка. Как она вообще посмела умереть от какого-то жалкого сердечного приступа. Кажется, у меня самой сейчас случится или инсульт, или инфаркт, а может и всё сразу.

– Ничего с тобой не случится, – он придвинулся ближе. Сменив напряжение смирением, Хейли склонила голову набок и устроила её у него на плече.

– В завещании написано, что всё её имущество перейдёт ко мне, если я проживу год в Лондоне, в том самом доме, где выросла моя мама и её сестра. Как же я всех ненавижу сейчас.

– Даже меня? – он попытался осторожно подтолкнуть её локтём.

– Особенно тебя. Ты не был рядом, когда мне позвонили пару часов назад, сообщив нерадостную новость.

– Я был дома и выпивал с Мэрилин.

– Надеюсь, что она не пытается тебя соблазнить. Сколько ей?

– Понятия не имею. Но путём несложных математических вычислений могу сказать, что около сорока трёх. На кой ей сдался тридцатишестилетний безработный гей.

– Ну и чёрт с ней, – Хейли вздохнула. – Ты пойдёшь со мной на похороны?

– Конечно.

– И ты меня до сих пор не обнял как следует. Что бы у тебя ни случилось, действуй.

– Ничего не случилось.

Доминик обхватил её хрупкие плечи одной рукой и прижал другой к себе. Беспокоить её своими проблемами хотелось меньше всего.

***

Посетив за свою не такую уж и долгую жизнь с десяток похорон, Доминик мог с уверенностью предугадать, в какой момент кто заплачет, кто и когда начнёт громко причитать и кто не обронит ни единой слезинки. Всех людей он делил на категории, потому как они даже стояли небольшими группками от трёх до десяти человек, в зависимости от количества родственников и деловых связей умершего. Он относился к погребальному процессу более чем скептично, искренне сомневаясь, что земля рада принимать в свои бескрайние недра то, что уже не сможет дать новую жизнь. Если бы он вздумал составлять завещание, как это уже сделали некоторые его бывшие коллеги и однокурсники, то обязательно бы упомянул о том, что кремация – единственный приятный способ попрощаться с существованием, который бы его устроил.

– Ещё час, и Глория испепелит меня взглядом дотла, – Хейли невесело усмехнулась и вцепилась ладонью в локоть Доминика. Она была облачена во всё чёрное, как и полагалось случаю, и выглядела бледнее обычного. – Моя дорогая сестра за десять лет ни разу не посетила нашу тётку, но отчего-то надеялась из-за географической близости получить и дом, и всё остальное.

– Странно, что она вообще приехала, – он был знаком с Глорией, они проводили иногда время втроём, когда им было лет по семнадцать. С наступлением совершеннолетия в её хорошенькой головке будто бы что-то замкнуло и она перестала приезжать в Лидс, занявшись учёбой и обустройством своей личной жизни.

– Пускай обсуждать чужие вкусы и неприлично, но позволю себе сказать, что её нынешняя пассия далека от того, о ком она грезила в юности.

Доминик усмехнулся и украдкой посмотрел на спутника Глории. Мужчина лет пятидесяти в безобразного цвета костюме и нечищеных туфлях стоял позади неё и беспрестанно что-то шептал ей, отчего Глория то и дело, сдерживаясь из последних сил, смущённо хихикала. На его пальцах красовались золотые перстни, а на шее висела безвкусная в своей дороговизне золотая цепь.

– Зачем ей вообще этот чёртов дом, если рядом с ней этот мешок с деньгами?

– Может быть, этот дом был её единственным шансом избавиться от него.

Продолжая саркастично подшучивать то над гостями, то над самими собой, они не заметили, как всё закончилось. Хейли не выглядела потерянной или расстроенной, оставаясь верной самой себе – на её лице играла лёгкая улыбка, которую она умело прятала, стоило кому-нибудь подойти к ней, чтобы выразить соболезнования.