Раздражение нарастало вместе с напряжением. Доминик не мог попросту взять и подойти к ученикам, попросту не имея на то никаких оснований. Он был своего рода приглашённой звездой, посетившей частную вечеринку, и единственным его обязательством было вот так стоять чуть поодаль от двух классов, веселившихся в просторном зале, и вести с учителями светскую беседу, от которой сводило скулы из-за желания зевнуть.

Через какое-то время Мэттью закончил с Морганом и, словно только заметив присутствие Андерсона, удивлённо посмотрел на него снизу вверх. Он был ниже того на полторы головы, и смотрелся рядом с ним совсем крошечным и неспособным дать отпор в случае чего. Последней каплей мог стать момент, когда Андерсон склонился к уху Мэттью и что-то прошептал ему, отчего подросток распахнул глаза и удивлённо оглянулся, принявшись искать взглядом обозлённого на весь мир Ховарда. Найдя Доминика глазами, Беллами лишь улыбнулся и вновь сосредоточился на маркере, удерживаемом в руке, чтобы вновь изобразить на чьей-нибудь спине очередное сомнительного содержания произведение искусства.

Постаравшись отвлечься, изо всех сил убеждая себя, что ничего не сможет произойти, Доминик отошёл в сторону, извинившись перед болтливой миссис Томпсон, и ухватил со стола нечто похожее на канапе, наверняка сделанное ученицами. Резкая несочетаемость продуктов ударила по рецепторам и помогла отвлечься, а предложенный взявшимся будто бы из ниоткуда мистером Брикманом стакан пунша довершил композицию более чем удачно. Увлёкшись закуской и разговорами с подоспевшей будто бы из самого пекла миссис Томпсон с двумя тарелками наперевес, Доминик упустил момент, когда помещение начали покидать люди – один за другим. Вместе с другими из виду пропали и Мэттью, и мистер, чёрт бы его побрал, Андерсон, и это заставило напрячься ещё больше.

Ускользнув от надоедливых миссис, успевших порядком достать за годы работы в школе, Доминик направился вверх по коридору, надеясь найти Беллами в компании закадычных друзей, но вместо этого обнаружил звенящую тишину распахнутых настежь классов. Все словно разом провалились сквозь землю, не оставив после себя ни шороха.

Набрав номер Беллами, Доминик приложил трубку к уху и стал прислушиваться, не останавливаясь и медленно следуя по коридору. Беспокойство нарастало вместе с количеством длинных гудков в телефонной трубке. В конце коридора послышался девчачий смех, а ближе к лестнице – громкие шаги. Кто-то хлопнул дверью, кто-то что-то уронил, из-за чего очередной кто-то, не выдержав, звонко вскрикнул, разрывая тишину. Но ни один из раздавшихся голосов не принадлежал Мэттью.

– Всё в порядке? – неожиданно донеслось сзади, и Ховард вздрогнул, резко разворачиваясь.

Перед ним стоял господин директор, достаточно расслабленный для того, чтобы незамедлительно начать решать незначительные вопросы, которые можно было отложить на время.

– Всё отлично. Вышел позвонить сестре.

– Хорошо проводите время, мистер Ховард? Я был рад, когда ученики запросили вас в качестве подарка на последний учебный день.

– Тоже невероятно рад, сэр, – Доминик хотел отделаться от него побыстрее, но ни в коем случае не мог показаться грубым, потому как положительные рекомендации с бывшего места работы ещё никому в этом мире не повредили. – Был счастлив увидеть весь учительский состав и учеников – не всех из них, надо сказать.

– Ваше терпение всегда граничило с безумием, – мистер Брикман обмахнулся какой-то кислотно-салатовой папкой и важно сложил руки на груди. – Вряд ли мы найдём вам достойную замену.

– Что скажете о новом учителе?

– Мистере Андерсоне? – директор весьма характерно дёрнул бровью, но тут же взял себя в руки. – Он славный малый, но до вашего профессионализма ему далековато.

– Какие-нибудь жалобы?

Мистер Брикман огляделся, почти театрально посмотрев сначала влево, а затем вправо, и сделал полшага навстречу Доминику с серьёзнейшим лицом.

– Кое-что есть.

– Сплетни никогда не были моим основным увлечением, но… – Ховард кивнул.

– Не думаю, что я предложу ему и дальше замещать ваши предметы, мистер Ховард. Обо всех и всегда ходят слухи, но не каждый из них находит подтверждение. Люди могут говорить что угодно, приводить доказательства и свидетелей, но чаще всего это оказывается чем-то несущественным.

– На этот раз что-то серьёзное? – Доминик постарался изобразить искренние интерес и удивление в одном выражении лица; должно быть, у него получилось, иначе как было объяснить озабоченный вид директора, который, казалось, собирался раскрыть все тайны мира в течение пяти минут.

– Я не могу говорить об этом, но слухи дойдут до вас очень быстро, мистер Ховард. В лице вас мы потеряли одного из образцовых учителей школы. До встречи, Доминик, вынужден отбыть, очень много дел.

Прежде чем отпустить мистера Брикмана восвояси, Ховард склонился к нему и что-то прошептал на ухо, вызывав немалое удивление у господина директора; чуть подумав, тот кивнул. Они пожали друг другу руки, и Доминик чуть ли не бегом отправился к лестнице, чтобы попасть на четвёртый этаж, где находился кабинет, в котором он провёл даже слишком много занятий. Слова об образцовом учителе стучали в голове и отдавали эхом в ушах, издеваясь и подкидывая воспоминания одно за другим. Первые неловкие мысли, столь же нерешительные шаги навстречу друг другу, первый поцелуй и первая близость.

Когда-то Доминик и в самом деле был учителем образцовым настолько, насколько вообще мог быть человек в этой профессии. Учитывая всю подростковую злобу, порой граничащую с ненормальным поведением, скептицизм и здоровая доля флегматизма позволяли Доминику справляться с этим достаточно легко.

Единственное, с чем ему не удалось справиться, были сочувствие, забота, нежность, желание разделить переживания. Мэттью вклинился в его жизнь неспешно, но в то же время быстро и накрепко, лишив раз и навсегда возможности избавиться от него, чего и не хотелось.

Добравшись до нужной двери, Доминик распахнул её и застал в кабинете, на свою беду, картину примерно такого содержания, какого и ожидал. Мэттью сидел на широком подоконнике, сжавшись, казалось, вдвое, и изо всех сил старался раствориться в воздухе – так, словно его здесь и не было. Над ним нависал Андерсон, удерживал за плечи и грозился соскользнуть пальцами на оголённую шею. Беллами снял галстук от школьной формы ещё утром, не желая стеснять себя в движениях, и это сыграло с ним злую шутку.

Наблюдать со стороны за развернувшимся представлением было странно. Почти сюрреалистичная картина перед глазами порождала лишь одно желание, почти преступное и ничуть не возвышенное. Руки сами по себе сжались в кулаки, и оставаться незамеченным становилось всё сложнее. Доминик сделал шаг вперёд, пытаясь за раз запомнить как можно больше, надеясь прочувствовать ситуацию и больше к ней никогда не возвращаться. Ему следовало держать себя в руках, что ему всегда удавалось неплохо, и на этот раз холодная голова должна была пригодиться.

Первым Доминика заметил Мэттью. Распахнул глаза, сжал зубы и оттолкнул от себя Андерсона. В его глазах не было сожаления или страха, подобной решительности оставалось только позавидовать. Ховард приложил палец к губам и подержал его в таком положении пару секунд, дождавшись едва заметного кивка Беллами.

– Ты должен вести себя смирно, если не хочешь, чтобы другие узнали о…

– О чём же? – Ховард ступил ближе. – Что вы пристаёте к ученикам и ученицам, мистер Андерсон?