– И кто теперь из нас неповоротливый? – прошептал он, склоняясь совсем близко.

– Ты.

– Достаточно ли я поворотлив в постели? – Доминик перешёл на шёпот.

Мэттью распахнул глаза и сжал губы, не желая отвечать на столь неудобный вопрос. Это было провокацией, и они оба знали об этом. Также Ховарду было хорошо известно, что любое упоминание о сексе было способно вызвать в голове подростка целую цепочку воспоминаний о прошедших днях, а заодно – о кое-каких фантазиях, которые время от времени слетали с его языка.

Промолчав пару минут и не сделав ни единой попытки вырваться, Мэттью расслабился и, устроившись поудобнее, наконец сказал:

– Крис и Морган спрашивают у меня всякие пошлости.

– Например?

– Например… – он глянул Доминику в глаза и опустил взгляд куда-то вниз, освободившейся ладонью огладив его по спине. – Кто лишил меня девственности.

Ховард удержал лицо и невозмутимо поинтересовался:

– Что ещё?

– А после того, как они узнали, что именно ты, Морган спросил о размере твоего члена.

– Даже так? – едва сдерживая себя, он приподнял одну бровь. – И что же ты ответил?

– Я ведь… не знаю. Не знаю точно. Поэтому я сказал, что его размеров вполне достаточно, чтобы… чтобы… – Мэттью запнулся и, всё-таки залившись нежно-розовым румянцем, продолжил: – Достаточно, чтобы доставлять мне удовольствие. Я люблю это.

– Любишь заниматься сексом со мной? – улучшалось не только настроение, к нему прибавилось лёгкое возбуждение, обещающее разрастись до приличных масштабов буквально за пару минут.

– Люблю, – Беллами обнял его за плечи и повёл носом по шее Доминика, шумно вдыхая. От кожи наверняка пахло мылом и одеколоном, напоминая о недавно принятом душе.

– Что ты любишь ещё?

– Люблю тебя.

– Это что-то новенькое, – пошутил тот, мгновенно получив тычок под рёбра. – Ещё?

– Мне нравится просыпаться рядом с тобой. Нравится, когда ты шепчешь моё имя, крепко сжимая пальцами мои бёдра. Нравится…

Он запнулся и сжал пальцами ткань футболки на спине Доминика.

– Мне нравится, что хорошего гораздо больше, чем плохого. Я чувствую себя в безопасности, когда ты рядом.

– Тебе совершенно нечего бояться.

– Что было бы, если мама узнала? Или Пол?

Отчего-то этот разговор, начавшийся столь игриво и многообещающе, начинал беспокоить.

– Может быть формально ты больше и не мой учитель, но любой дурак догадается, что всё началось ещё тогда, когда я был твоим учеником.

– Детка, что стряслось?

– Я боюсь. Боюсь, что ты уйдёшь.

Мэттью уткнулся лбом в ключицы Ховарда и замер в таком положении, не шевелясь несколько долгих секунд; он что-то обдумывал, решаясь сказать нечто очень важное для себя.

– Мне кажется, что мама знает о нас.

– С чего ты взял?

– Она стала часто спрашивать, куда я направляюсь, а ещё – о тебе. Она сама ночует дома через день, почему я должен оправдываться?

– Думаю, что если бы она узнала о нас, то не отказалась бы от возможности посетить меня лично и попытаться… разобраться в сложившейся ситуации.

– Ненавижу, когда ты так говоришь, – Беллами сел и подобрал под себя ноги.

– Ненавижу чувствовать себя подобным образом, – Доминик тоже сел и облокотился на руки, уставившись в небо. Мутноватые облака обещали забрать немного солнца, давая передышку от невыносимой жары.

– Ненавижу свою слабость. Я ничего не могу сделать.

– Ненавижу, когда ты думаешь, что слаб. Это совсем не так.

Обмен жалобами иссяк так же быстро, как и наполнил разговор негодованием. Всё это копилось не так уж и долго, но всё же должно было излиться в один день.

– Люблю, когда ты говоришь, о чём думаешь.

– Ненавижу, когда мистер Андерсон смотрит на меня, – всё-таки продолжил жаловаться Мэттью.

– Люблю, когда ты злишься. При этом смешно морщишь нос и кривишь губы, думая, что это очаровательно. Это и в самом деле очаровательно.

– Ненавижу, когда в столовой дают холодный чай. Ненавижу, что тебя нет там, когда я хочу купить тебе кофе. Ненавижу, что ты не можешь быть рядом двадцать четыре часа в сутки.

– Детка, – Ховард резко выпрямился и присел ближе, незамедлительно закидывая руку Мэттью на плечо. – В чём дело?

– Я не люблю неизвестность.

– Сначала ты должен убедиться, что твои опасения правдивы. Но прежде чем ты спросишь у Мэрилин, не считает ли она, что мы вместе, хорошенько подумай, – он усмехнулся.

– Дурак, – Беллами толкнул его локтем в бок и фыркнул. Подобная реакция была привычной и в какой-то мере даже полюбившейся – в ней был весь Мэттью.

– Что бы ни случилось, я всегда буду рядом.

– Даже если не сможешь быть рядом?

– Даже в этом случае.

Доминик любил делать это. Он всегда старался сдерживать данные им обещания, потому что никогда не давал их напрасно. Хотелось верить, что на это раз не придётся превозмогать невозможное, чтобы ответить за сказанные слова.

***

Конец учебного года подарил Мэттью уверенность в собственных силах. Он осмелился пригласить Доминика, не забыв заручиться согласием директора, сообщив, что этот год «мог стать последним для Беллами в школе», пускай это и было откровенным враньём. Мистер Брикман, по словам Мэттью, долго разглядывал его через свои смешные очки, то сдвигая их на переносицу, то надвигая как можно ближе к глазам, в конечном итоге разразившись коротким: «Если мистер Ховард захочет». Другие ученики также поддержали подобную инициативу, и в пятницу, третьего июля, все явились на последний урок, который по сути таковым не являлся, в парадной форме, словно празднуя нечто особенное.

Для Мэттью этот день стал особенным хотя бы потому, что рядом был Доминик. Он стоял с другими учителями и изо всех сил старался поддерживать разговор, тогда как взгляд то и дело устремлялся на Беллами, веселящегося в компании школьных приятелей. Незабвенный мистер Андерсон отказывался растворяться в воздухе, маяча перед глазами и периодически ругая особо завравшихся учеников, посему его присутствие стало неважным уже через час.

Странная школьная традиция разрисовывать рубашки друг друга совсем не нравилась ни Ховарду, однажды получившему на подкладе своего пиджака нецензурную надпись, стоило ему оставить этот предмет одежды в классе без присмотра, ни Мэттью, получившему под конец учебного дня несколько посланий, написанных чёрным маркером. Это было забавно, это было памятно, это было… волнующе.

Доминик улыбнулся миссис Томпсон, заместителю директора, одной из своих лучших улыбок, придержал её за талию и получил в ответ целый ворох сплетен за последние две недели. В школе творились странные дела: бюджет упорно распределяли не так, как того требовали другие учителя, директор позволял себе лишнего на собраниях, а ученики и ученицы упорно являлись в школу с родителями, чтобы забрать документы. К тому же, итоговые экзамены ученики одиннадцатого класса, по общим сведениям, должны были сдать из рук вон плохо.

Всё это совсем не волновало Ховарда, только и успевающего кивать миссис Томпсон, пока он неотрывно следил за ошивающимся рядом с учениками мистером Андерсоном. Тот вежливо улыбался девушкам, наклоняясь, чтобы рассмотреть надписи на их рубашках, застёгнутых только на пару пуговиц, а ещё он, что раздражало больше всего, не убирал руку с плеча Мэттью. Заметив один единственный взгляд Доминика, Андерсон сжал пальцы сильнее и ухватил лежащий на столе маркер, начиная что-то выводить на плече Беллами. Подросток, казалось бы, не обращал на него никакого внимания, что-то рисуя на спине Моргана, так удачно, во всех смыслах, подвернувшегося под руку.