«Можно купить вам кофе?» – внезапно всплыло в голове, напоминая о тех самых днях, когда они с Мэттью были практически незнакомы. «Если позволишь купить тебе чай», – эхом отозвалась память. Всё началось совсем не с этого, но избирательность воспоминаний забавляла.

– Мудак, – выдохнул Доминик вслед завернувшему за угол Андерсону.

Он был зол и дезориентирован, отчего хотелось сделать какую-нибудь глупость. По сути сам Ховард был ничем не лучше Андерсона, однажды позволив себе оступиться и поддаться так называемым ухаживаниям со стороны Мэттью. Первые шаги подростка в его сторону, первые слова, первая прогулка до места, где Доминик вырос, первый поцелуй. Всё складывалось в одну симпатичную картинку, не лишённую проблем, но от этого не менее счастливую. Ни о чём жалеть не приходилось, было лишь желание набить морду тому, кто пытался посягнуть на честь Беллами без его ведома.

Джесси обнаружился на своём месте: он разгадывал то ли кроссворд, то ли судоку, и, стоило Доминику подобраться ближе, он сразу же стыдливо прикрыл журнал рукой, сделав вид, что усиленно наблюдает за камерами слежения.

– Всё в порядке? – спросил он, когда Ховард поравнялся с ним.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ваш разговор не был похож на дружескую беседу, если вам интересно моё мнение. Какие-то проблемы, сэр?

– Никаких проблем, – склонившись над столом Джесси, Доминик прочистил горло и шутливо произнёс: – Левый верхний угол по горизонтали: одолжение.

– Спасибо, – парень рассмеялся и вписал слово, а после вновь сделался необычайно серьёзным: – Мне не нравится этот мистер… Эндрю?

– Андерсон.

– Он работает здесь всего ничего, а я уже начал улавливать неладное в слухах, которые на меня в излишке вываливают во время обедов.

– В любом случае скоро учебный год закончится, и кто знает, будет ли он работать здесь и в сентябре, – усмехнувшись, Ховард помахал Джесси и направился к выходу, не оглядываясь покидая пределы школы.

========== Глава 32 ==========

Последующая неделя вполне закономерно могла показаться самой счастливой в жизни Доминика. Он ясно отдавал себе отчёт в том, что его жизнь была наполнена приятными моментами и до последней недели июня этого года, но все они затмевались тем фактом, что он наконец принял ситуацию и позволил себе немного расслабиться. Его идеальным днём всегда был тот, когда не приходилось думать ни о чём серьёзнее, чем об ингредиентах на ужин: когда время текло тягучим потоком, обволакивая с ног до головы, и только ты распоряжался этими блаженными минутами.

Он просыпался ближе к полудню, проводил с полчаса в постели, листая книгу или новостные ленты в телефоне, а после выбирался на кухню – заварить себе чашечку крепкого чёрного кофе, без молока и сахара. Запах свежесваренного кофе, приятная музыка и шершавость страницы книги под пальцами – всё это задавало настроение на весь день, и Доминик каждый раз намеревался распорядиться им по назначению. Раз в пару дней звонила Хейли – аккуратно перед обедом, – рассказывала о себе и не слишком настойчиво интересовалась его делами, а после всегда желала одного – хорошего дня.

И день становился таковым, стоило только захотеть.

После обеда в дверь звонили, а после начинали тихо скрестись с другой стороны, ловко проскальзывая в дом через зимний сад, почти опустевший на лето. Мэттью нравилось ухаживать за цветами – копаться в земле, стоя на коленях, осторожно перебирать зелёные листья, а ближе к вечеру, когда вязкая жара покидала дворы, накрепко закрывать калитку заднего двора, чтобы никто не мог увидеть того, что там происходило.

Высокий забор лишал любопытствующих возможности увидеть, и это давало простор для действий куда больше, нежели себе можно представить. Доминик устраивался в любимом плетёном кресле, брал в руки газету и, конечно же, даже и не думал читать её: всё его внимание было устремлено исключительно на хрупкую фигуру неподалёку. Мэттью сочетал в себе два приятных качества: хорошо скрываемую слабость и постоянно демонстрируемую твёрдость духа. Доминик гордился им и поощрял, не забывая при случае подставлять плечо поддержки.

Любимой частью «программы» для Ховарда был момент, когда Мэттью, облачившись в сменную одежду для работы в саду, начинал разматывать шланг, чтобы полить все кусты и цветы. Самым главным было – вовремя спрятаться за газетой, чтобы не спугнуть настрой подростка, который, увлёкшись, начинал напевать что-то себе под нос, топать ногой в такт и покачивать головой, погружаясь в мелодию, создаваемую самостоятельно.

Он был необычайно красив в этот момент. Собранные в маленький пучок волосы, блестящая от пота шея (с цепочкой на ней), красные пятна на лбу и щеках и, конечно же, все остальные части тела, не оставшиеся без внимания. Он прикусывал нижнюю губу, старательно орудуя шлангом, и даже не подозревал, каким именно взглядом оглаживал его тело сидящий в стороне Доминик, казалось бы читавший сводки новостей. Но кому были интересны политика и общественная жизнь, когда рядом вертелся кто-то столь привлекательный и желанный?

Доминику нравились подобные дни. Он чувствовал себя преступно счастливым и отчасти беззаботным. А также безработным, но он вполне мог себе позволить отпуск длиной в неполные три месяца. Каждое лето у него было много забот в школе, но стоило наступить середине июля – вместе с оплачиваемым отпуском приходила хандра. Джим всегда брал дополнительный месяц отпуска на работе, чтобы провести это время с Домиником: поездки по стране, путешествия за рубеж, совместное ничегонеделание. В одиночку справляться с подобным оказалось непосильной задачей.

Из раздумий Доминика вырвали упавшие на лицо капли воды. Он вздрогнул и вскинул голову, незамедлительно получая в лицо новую порцию воды, только теперь из шланга. Мэттью смотрел на него с широкой улыбкой, в его глазах горел нисколько не скрываемый азарт.

– Я не люблю, когда ты думаешь, – сообщил он, вновь направляя шланг на Доминика. Тот соскочил со своего места и, пытаясь прикрыть лицо руками, потерпел маленькое поражение.

– Кто-то должен делать это, – отплёвываясь от воды, ответил Ховард и пошёл в наступление.

С настроением творилось нечто удивительное. Хотелось совершить что-нибудь необдуманное и, может быть, даже безрассудное. Прижать подростка к себе, поднять его на руки, поцеловать в губы, объявив всему миру о том, что Мэттью – только его. Что у них есть право быть вместе и любить друг друга.

В два прыжка добравшись до Беллами, он ухватил его за плечи и потянул на себя. Бегло осмотрев высокий забор на наличие посторонних глаз, Доминик удовлетворённо выдохнул и начал действовать. Мэттью рассмеялся, выворачиваясь, и снова пустил в ход водное оружие, сбивавшее дыхание с нормального ритма. Он продолжал плескаться и веселиться, никого и ничего не смущаясь – так и эдак менял напор в шланге, носился по траве и счастливо и заливисто хохотал.

– Ты не поймаешь меня, – в очередной раз отпрыгнув в сторону, сказал он.

– Почему же? – Доминик был готов ринуться с места в любой момент, но ждал случая, чтобы застать Мэттью врасплох.

– Ты неповоротливый!

Именно это и послужило нужным сигналом. Ховард ринулся с места, догнал Беллами и повалил его на траву, нависая сверху, не забыв зафиксировать его руки над головой, прижав их к земле; маленькие кулаки аккуратно уместились в его ладонях.