– Я волновался о тебе, понятия не имея, что произошло.

– Не заставляй меня чувствовать себя виноватым вновь, – Мэттью поджал губы, отворачиваясь.

– Не заставляю. Констатирую факт, чтобы ты знал, что, проделывая подобное, ты делаешь моему старому сердцу дополнительную стимуляцию.

– Ты не старый, – подросток задрал нос, щурясь. – Даже для меня.

– Даже для тебя? – Ховард начал веселиться, улыбаясь во все зубы. – Вы нарываетесь, мистер Беллами.

– Что же мне будет за это, сэр? – Мэттью облизал губы, медленно ведя языком, и запрокинул голову ещё сильнее.

С минуты на минуту должен был раздаться звонок, и им нужно будет в срочном темпе покинуть этот класс, чтобы попытаться вовремя добраться до разных пунктов назначения. Но, кажется, обоих это не слишком волновало. Доминик погладил Мэттью по плечам, собирая белую рубашку неряшливыми складками, прижался ближе и коснулся губами его лба.

– Возможно, я и в самом деле припрячу все сладости, – начал перечислять он, борясь с желанием начать шутливо загибать пальцы, – и перестану заказывать пиццу, которая тебе так нравится…

Беллами фыркнул, смешно морща нос.

– Или же оставлю тебя без единой порции ласк и поцелуев до самого дня твоего рождения.

– Это самый настоящий грязный шантаж, – незамедлительно отозвался Беллами, хмуря брови. – Ты не посмеешь.

– Неужели? Я держался достаточно долго, продержусь ещё два месяца.

– Тебе в самом деле не захочется сделать что-нибудь, когда я… – Мэттью сбился, словно забыв, что хотел сказать, но вместо слов он опустил руку вниз, касаясь бедра учителя.

– И кто теперь кого шантажирует? – Доминик рассмеялся, но тут же прервал веселье, когда понял, как серьёзно настроен его нерадивый и гиперсексуальный ученик.

– Я соскучился.

– Прошло всего три дня, детка, – он не выдержал и прижал Мэттью к себе, обещая внутреннему голосу, что сейчас сделает три шага к двери и запрёт её изнутри. – А ты ведёшь себя так, словно я вновь не касался тебя целый месяц. Не целовал твои губы, не ласкал тебя там…

– Перестань, – Мэттью отвернул голову, но Ховард не позволил ему, ухватывая его пальцами за подбородок и вновь направляя к себе.

– Перестать что? Идти у тебя на поводу? – он опустил руку вниз и резко сжал пальцы в области ширинки. – Сходить с ума от твоей близости? Рядом с тобой я похож на истосковавшийся по дождю лес в суховей. Стоит искре вспыхнуть в одном месте, пламя охватывает всё.

Мэттью не ответил ему. Покраснел ещё больше, облизал губы и поднял голову, глядя тем самым – уже знакомым до дрожи в руках – взглядом.

– Нельзя, только не здесь, – прошептал слепо Доминик, касаясь губами его щеки. – Нельзя.

– Кого ты пытаешься отговорить от этой затеи? – вторил ему Беллами, так же тихо шелестя на ухо.

– Себя, – честно ответил Ховард. – Каждый раз я уговариваю себя, потому что удерживать твои порывы я научился лучше, чем свои.

– Тогда я… я должен сдерживать твои? Так делают настоящие пары?

– Тебе нравится эта фраза? – Доминик улыбнулся. – Они делают и так: помогают друг другу бороться с внутренними демонами, но иногда поощряют их, и это перерастает в нечто… волнительное.

– Волнительное?..

Звук приближающихся шагов было слышно издалека. Доминик отстранился от Мэттью, в один большой прыжок преодолел расстояние и уселся за стол, раскрыв первую попавшуюся книжку, шикая на того, чтобы он принял более естественное положение. Беллами повернулся к нему лицом, растерянно глядя и мгновенно белея от страха, и потянулся к сумке, доставая из неё тетрадь. Дверь распахнулась так, словно незваный гость заявился если не с целью их растерзать, то покалечить.

– Мистер Ховард, вас ждут… ученики, – заместитель директора, миссис Томпсон, оглядела их, чуть сдвинув очки на переносицу, и задала вполне закономерный вопрос: – Что здесь происходит?

– Мне понадобилась помощь мистера Ховарда с сочинением, и я… – на лице Мэттью появилось именно то выражение лица, которое было способно подкупить кого угодно, даже самого остервенелого любителя унизить ученические способности, – и я… и мы совсем потеряли счёт времени. Звонок уже прозвенел, да?

– Как вы могли догадаться, мистер Беллами, – её тон предсказуемо сменился на куда более мягкий, а на губах появилось подобие улыбки. – Вам тоже пора на урок.

Мэттью кивнул и стремительно исчез, оставляя Доминика с ней один на один.

– Поторопитесь, мистер Ховард, – она вышла в коридор, но вновь обернулась: – И не забудьте о дополнительных занятиях, на которые мистер Беллами тоже может прийти, если у него остались какие-либо вопросы.

Доминик кивнул, натянуто улыбнувшись, и, оставшись наедине с самим собой, приложил ладонь ко лбу, начав его нервно тереть. Он чувствовал себя более чем странно – ещё не покинувшее его возбуждение беспокоило не больше обычного, а пережитый стресс и вынужденное враньё и вовсе не трогали, словно он делал так тысячу раз. Подобная реакция удивила даже его самого. Он встал, отряхнул наконец брюки и, досчитав до десяти, покинул класс, направившись на урок.

***

Они встретились после школы, когда Доминик, проведя все положенные уроки, направился на стоянку, где его ждал Мэттью. Как правило, тот освобождался раньше и, за имеющееся в его распоряжении время, успевал прогуляться до продуктового магазина, купив там себе что-нибудь съестное. Когда Ховард вылавливал его на скамейке, стоящей недалеко от стоянки, тот был уже сыт и доволен настолько, что сходу начинал приставать, шутливо выворачиваясь, когда учитель пытался ухватить его за ухо или дать подзатыльник. Этот раз не стал исключением – они старались вести себя так, словно ничего не произошло; Доминик пытался быть осторожным в словах и действиях, усевшись на своё место и уставившись вперёд.

На исходе последнего урока он вспомнил тот сон. И хотел рассказать об этом Мэттью, чтобы непонимание, возникшее между ними, возымело иной смысл – ведь Доминик назвал его именем человека, которого когда-то самозабвенно любил, не из-за того, что перепутал их. Джим пришёл к нему во сне с самыми добрыми намерениями. Он улыбался ему, позволял смотреть на себя и ждал чего-то, чтобы окончательно раствориться в воздухе. И эти объятья оказались самым настоящим прощанием. Ховард пытался что-то сказать, но слова отказывались быть произнесёнными, и с губ срывались только жалкие выдохи, сопровождаемые паникой. Ему кивнули, улыбнулись и приложили палец к губам, призывая к молчанию. Слова не требовались, потому что они ничего не значили. Доминик даже и не думал забывать о нём, хранил память как нечто неприкосновенное, что невозможно вынуть из души и забыть в один прекрасный день. Джим, казалось, был благодарен ему за одно только это, и, прощаясь, прошептал одну единственную фразу:

– Будь счастлив.

И Доминик понял, что будет делать всё, что от него потребуется, чтобы выполнить это обещание, которое он даже не успел дать Джиму. Тот ушёл – окончательно и бесповоротно, обняв на прощание и едва ощутимо коснувшись губами его щеки.

Доминик рассказал об этом Мэттью. Тот слушал молча, даже не шевелясь, и под конец вздохнул – тяжко и совсем не наигранно.

– Я такой идиот.

– Не говори глупостей, – приободрил его Ховард, потрепав по плечу. – Ты ничего не знал.

– Я мог бы быть учтивей и применить хотя бы чуточку логики, потому что… Потому что за десять лет вы…

– Перестань, Мэттью, – Доминик сжал пальцы. – Здесь нет твоей вины.