Ховард с радостью принял этот антипохмельный дар, жадно глотая не столько лекарство, сколько воду, о которой мечтал всё время, пока умывался и чистил зубы; даже прополощенный рот не унимал жажды. Обезвоживание – та ещё дрянь.

– Мне нужно съездить по делам в центр, не хочешь прогуляться? – спросила Хейли откуда-то издалека. Кажется, она была на кухне, чем-то там сходу начав активно греметь.

Он последовал за ней, уселся за стол и принялся наблюдать за человеком, с которым был так давно знаком. Эту дружбу можно было окрестить как угодно, называть любыми лестными эпитетами, но они оба были… абсурдными. Ещё вчера вечером она сделала всё, чтобы продемонстрировать своё резко ухудшившееся настроение, а сегодня мило болтала с ним, орудуя лопаткой, пока переворачивала что-то на сковороде. Она, так и не дождавшись ответа, продолжила рассуждать о том, чем бы они могли заняться после того, как она закончит свои дела, словно его решение ей было уже известно. На самом деле, так оно и было.

– Было бы славно зависнуть где-нибудь до вечера, – всё же ответил он. – Может, сходить куда-нибудь, в кои-то веки посетить приличное место?

– Совершенно с тобой согласна, – она повернулась в пол-оборота и сдула с лица мешающую прядь волос. – Ты не бываешь нигде, кроме школы. Скоро совсем одичаешь.

– Мы ходим с Мэттью иногда в кино, – возразил он.

– Но что может быть лучше, чем напиться в компании совершеннолетнего человека, которому дозволено всё? – она рассмеялась, а Доминик нахмурился. – Ничего!

– Не думаю, что это единственная радость, которая должна преследовать меня по жизни.

– Действительно. В любом случае, у тебя всегда для подобных целей есть я.

Доминик не знал, говорила она с иронией, пытаясь пошутить над самой собой, или же вполне явственно намекала на то, что он приходил к ней только тогда, когда ему плохо – ему нужен совет, дружественный пинок или что-либо другое в этом же стиле. На мгновение ему сделалось неловко, и он не нашёлся, что ответить. А Хейли, немного помолчав и дав им обоим вслушаться в многозначительную тишину, продолжила говорить о том, чем они могут заняться. «Вплоть до самого позднего вечера», – добавила она. И он с радостью присоединился к ней в планировании воскресной прогулки.

***

Он, конечно же, пытался звонить Мэттью. Писал ему сообщения, держал телефон по несколько минут у уха в надежде на ответ, но всё оказывалось тщетным – в трубке раздавались только вежливое сообщение от оператора связи и короткие гудки, вгоняющие в большую апатию. Хейли говорила, что он всё равно увидит Мэттью в школе, и только эта мысль успокаивала, и он невольно начинал отсчитывать часы до начала занятий. Хоть по понедельникам у Мэттью и не было английского языка, не увидеться с ним не представлялось возможным; их школа не такая уж и большая. Утро понедельника он встретил также с телефоном у уха, надеясь, что хотя бы сейчас Мэттью ответит на его звонок. Или хотя бы его номер окажется доступным для других абонентов – тот часто созванивался утром со своими приятелями, встречаясь где-то на задворках школы, чтобы «обсудить последние события», как говорил сам Беллами. Доминик усмехнулся тогда, узнав об этом, но промолчал, искренне радуясь, что Мэттью проводит время с друзьями даже в школе.

Добравшись до работы, Доминик первым делом заглянул в преподавательскую и поинтересовался, не спрашивал ли его кто-нибудь. Одна из учительниц подняла на него удивлённый взгляд, нахмурилась и выдала, что никто не желал увидеть его или оставить какое-либо послание, в том числе и в субботу. Он кивнул, пытаясь удержать вздох разочарования, и исчез из кабинета, направляясь к лестнице, чтобы подняться на четвёртый этаж. Аудитория оказалась уже открыта, и в ней болтались скучающие школьники, такие же сонные и недовольные, как и сам Ховард.

– Доброе утро, мистер Ховард, – так же скучающе протянули они. Он поздоровался, и через несколько секунд прозвучал звонок на урок.

***

Занятие подходило к концу, когда телефон в кармане коротко завибрировал. Доминик прервался на полуслове, вызвав хихиканье учениц на задних партах, и глупо улыбнулся, велев всем переписывать домашнее задание с доски. Он уселся за стол, достал мобильник из кармана и увидел на экране сообщение. Оно было от Мэттью.

«Мне так стыдно», – гласило оно.

«Можно мне зайти после этого урока?» – почти сразу же пришло следующее.

Губы гудели от желания растянуться в довольной улыбке. Доминик прочистил горло, глянул ради приличия в окно, за которым начинали собираться тучи, грозя пролиться тёплым весенним дождём на всех возжелавших прогуляться в это время, и стал набирать ответ, не испытывая никаких сомнений относительно того, что он должен был написать.

«Ты знаешь, где меня найти»

***

Когда все ученики покинули класс, Доминик снова сел за стол, разложил в идеальном порядке бумаги, разбросанные по нему, и замер в ожидании. У него было множество вопросов, но, казалось, что на деле он не будет способен задать ни одного из них. Мэттью проявил инициативу сам, даже признался, что ему неловко за…за что? Должно быть, причина его обиды и в самом деле была не такой уж и значительной. Оставалось только дождаться его, смиренно сложив руки на столе и разглядывая надоевший пейзаж за окном. На улице и в самом деле пошёл дождь, и ученики, решившие выбраться на улицу, вскрикивая и гогоча, побежали обратно под навес школьного крыльца. В дверь нерешительно постучали, и Ховард вскочил на ноги, не в силах усидеть на месте.

– Сэр?

Вот так сюрприз.

– Мэттью, – он улыбнулся, едва завидев лицо Мэттью, смущённо смотрящего из-за двери.

– Я пришёл извиниться… – он вошёл в класс и прикрыл дверь, облокотившись на неё спиной. – За то, что вёл себя как дурак. Втянул в это Пола, не захотел видеть тебя…

– Что случилось? – Доминик сделал шаг к нему, застывая напротив. – Я обидел тебя?

– Обидел, – Мэттью поджал губы, глядя куда угодно, но только не на учителя. – Но это не должно было задевать меня так сильно, как в итоге… произошло.

– Да что, в конце концов, случилось?

– Когда мы спали… – он запнулся, – и я, только проснувшись, потянулся к тебе, – он снова замолчал.

– И что же? – нетерпеливо спросил Доминик.

– И ты назвал меня Джимом, – выдохнул Мэттью.

Словно это была его вина.

– Боже сохрани, – пробормотал Ховард, прикладывая ладонь ко лбу.

– Я расстроился, – начал оправдываться Беллами, запинаясь через слово. – Собрался так быстро, как мог, и убежал из дома. Прости меня, я вёл себя как идиот…

– Ты глупый, – Доминик, встал на колени, несмотря на то, что их могли застать в любой момент, держа Мэттью за руки, и поцеловал его в раскрытую ладонь. – Это ты меня прости.

– Тебе не за что извиняться, это я должен… Я ведь понимаю, что ты не специально и это… это получилось само по себе.

– Верно. Но это не значит, что я люблю тебя меньше или думаю о тебе недостаточно часто. Я не могу вспомнить ни одного дня в этом году, чтобы я не вспоминал о тебе хотя бы час, – он снова оставил поцелуй, только теперь начиная отсчитывать каждый палец. – Каждую минуту, каждую секунду. Я люблю тебя, знаешь?

– Знаю, – Мэттью улыбнулся, и на его щеках расцвела пара розовых пятен, которые говорили о том, что Доминик мало того что прощён, но ещё и задел за живое. – Я тоже тебя люблю.

Ховард встал, не заботясь о том, чтобы отряхнуть брюки, и обнял его, привлекая к себе и касаясь губами его макушки. Вдохнул сладковатый, так полюбившийся ему запах и прикрыл на секунду глаза, позволяя всем переживаниям уйти.