– В тебе слишком много энергии, – пошутил Доминик, вплетая пальцы в его чуть влажные от пота и недавнего душа волосы.

– Можно подумать, продолжение тебя совсем не интересует, – хихикнул тот, устраиваясь коленями на постели и принимаясь двигаться не так уж и невинно.

– Должен признать… – Ховард запнулся, когда увидел, как Мэттью заводит руку себе за спину и тут же ощутил его пальцы на своём члене. Он с почти безразличным видом обхватил его, двинул пару раз рукой и толкнулся назад.

Доминик на несколько секунд перестал дышать, понимая, насколько это положение похоже на то самое – почти заветное. Мэттью вновь двинул тазом, сжимая ягодицами его член, и закрыл глаза, запрокидывая голову. В этом молчаливом действии сексуальности было куда больше чем во всех предыдущих перемещениях по постели – изрядно измятой, надо сказать. Ховард устроил руки на его талии, удерживая в одном положении, и Мэттью, поощрённый и воодушевлённый, продолжил двигаться так, словно уже получил всё, о чём только мог мечтать.

– Вот так мне нравится, – сказал он, смахивая со лба влажную прядку. – И тебе тоже.

– Знал бы ты, насколько, – выдохнул Доминик, со всей ответственностью понимая, что ещё пара мину подобных манипуляций, и он кончит без дополнительных действий.

Мэттью был старательным. Двигался размеренно, сжимал коленями бёдра Ховарда, кусал губы и боялся открыть глаза. И не понятно, было ему стыдно, или настолько хорошо, что хотелось погрузиться в ощущения целиком и полностью. Доминик позволил себе такую же самоотдачу, начиная совершать поступательные движения навстречу, и потерял счёт времени, растворяясь в этом танце, сводящем с ума и рассылающем почти точечные искорки удовольствия по всему телу. Подросток начал двигаться быстрее, навалился на Ховарда сильнее, и тот обхватил его член пальцами, через пару мгновений наблюдая с затаённым дыханием за тем, как из него выплеснулись две белёсые струйки ему на живот. Он тут же упал на учителя, тяжело и сбивчиво дыша, нисколько не заботясь о том, что не все люди в этой комнате получили свою долю удовольствия, опомнившись только тогда, когда Доминик, разморённый произошедшим почти так же, как и сам Мэттью, стал целовать его. Мэттью ответил, и Доминик обхватил его голову ладонями, прижимая к себе и наслаждаясь поцелуями едва ли не больше всего остального. Пальцы подростка оказались там, где надо, сначала нерешительно, а после с завидным рвением начиная ласкать возбуждённый член.

– Кажется, я снова возбуждён, – хихикнул Мэттью, не прекращая движений.

– Посмотрим, что можно сделать с этим, – ответил ему Доминик, ощущая, как оргазм накрывает его с головой.

***

Эта грань между сном и явью почти неощутима, и невозможно понять, пребываешь ли ты всё ещё во сне, или подсознание грубо вытолкнуло тебя из мира, в котором снова можешь видеть его. Это было больше похоже на сон: чёрно-белый, даже тусклый, но Ховард будто бы не замечал этого, обнимая человека, с которым окончательно распрощался – отпустил, позволив самому себе жить дальше, без сожалений. Джим улыбался ему, и в его добрых тёмных глазах плескалось много невысказанных слов; он не спешил делиться ими, только молча наблюдал за Домиником, позволяя под конец крепко себя обнять. А тот, едва почувствовав на своих плечах до боли знакомые руки, обнимающие одновременно и крепко, и ласково, вздохнул тяжело и как в бреду зашептал:

– Джим, Джимми…

Но тот снова ничего не ответил, исчезая окончательно. Он словно прощался, давая своё одобрение, поощряя одним кивком всё то, что происходило и происходит в жизни Ховарда. Быть может, ему не нравилось это, но он не смел выказывать недовольство, улыбаясь, делая шаг назад и растворяясь тускло-серой дымкой, оставляя после себя только витиеватые тени. Их тут же жадно слизал ветер, непонятно откуда взявшийся в доме – том самом, проект которого он нарисовал десять лет назад. Доминик зажмурился, надеясь, что он вернётся, но в гостиной не оказалось никого, кроме него самого, стоящего на коленях и цепляющегося пальцами за тёмный паркет.

***

Он проснулся ближе к пяти, чувствуя странную смесь усталости и удовлетворения. В голове внезапно отдало тяжёлой болью, словно он вынырнул из долгого запоя, приветствуя непрошеное похмелье. Мысли будто бы по собственной воле повернули в иное русло, делая своему хозяину напоминание о том, что было пару часов назад. Доминик улыбнулся, потягиваясь, и чувствуя себя окончательно довольным жизнью. Странное ощущение чего-то забытого беспокоило его недолго, пока он не понял, что Мэттью рядом нет. Он сел, огляделся по сторонам, но не заметил никаких следов пребывания оного, словно его здесь и не было вовсе. Одежда Ховарда была всё так же разбросана по всей комнате, а светлой рубашки, которую он самостоятельно стаскивал с Беллами, он так нигде и не заметил. Вздохнув, Доминик выбрался из постели, отыскал в шкафу домашние штаны, надел их и поспешил вниз, чтобы найти Мэттью, который наверняка ждал его в гостиной, смотря телевизор, или же сидел на кухне, вцепившись в чашку с зелёным чаем. Но его нигде не обнаружилось, и Ховард принялся искать свой телефон, брошенный вместе с сумкой в прихожей. Вещей Мэттью тоже нигде не было видно, поэтому он справедливо решил, что тот уехал домой.

«Где ты?» – сухо написал он, опасаясь добавлять что-нибудь от себя, ведь никогда не знаешь, кто может прочесть сообщение, ему не предназначающееся.

Доминик принялся бродить по кухне, то заглядывая в холодильник, то поглядывая на чайник, который тоже никто не трогал с самого утра – вода в нём была холодная, и желания распивать чай так же не имелось. Чувство странного беспокойства уже давно стало его спутником, а избавиться от него удастся не так скоро, как хотелось бы. Казалось бы, стоит только получить что-то одно, и та, которую мы привыкли называть судьбой, незамедлительно отбирала в два раза больше, не давая как следует насладиться наградой. Думать о плохом не хотелось, но отчёт о доставке сообщения не спешил приходить, освещая погасший экран. Ховард решил убедиться в собственной догадке и, набрав заветный номер, узнал, что телефон Мэттью выключен.

Он мог делать уроки, гулять с друзьями или же просто спать. Но его внезапное исчезновение после такого волнительного… времяпрепровождения беспокоило даже больше отключённого мобильника. Доминик взял себя в руки, решив навести порядок в доме, и увлёк себя этим нехитрым занятием до самого вечера. Перед сном он вновь набрал номер Мэттью, но получил в ответ вполне ожидаемое оповещение. Завтрашняя суббота давала ему право самолично заявиться к нему домой, и уже там выпытать все секреты, которые внезапно возникли у подростка от него.

***

Отсутствие школьной ярмарки было Ховарду на этой неделе вполне на руку. Проснувшись утром неприлично рано, он до полудня слонялся без дела, пытаясь занять себя чем-нибудь, не желая разбудить Мэттью звонком на телефон – если тот вообще включил его. Зная, что Хейли по своей натуре жаворонок, он поболтал с ней о малозначимых вещах, обсудил все последние новости, даже подцепил парочку местных сплетен о соседях, и почти успокоился, устроившись в кресле с книгой, до которой долгое время не доходили руки. Время внезапно перевалило за обед, и напомнило о себе лишь только неприятным урчанием в желудке, который вполне явственно намекал об отсутствии завтрака как такового. Ховард решительно направился на кухню, перехватил там пару вчерашних тостов, ютящихся на тарелке в холодильнике, и направился в спальню, чтобы одеться. Он спустился вниз уже при параде, проследовал мимо гостиной в прихожую и обулся, выскальзывая за дверь, не забыв ухватить с комода две связки ключей – от дома и машины.