Русское «приварок» вызывает представление о какой-то вареной пище. «Горячего» в нашем смысле рабы обычно не получали. Pulmentarium — это добавок к хлебу. Хлеб и в древней Греции и в Риме считался основной едой; все остальное было только добавкой к нему (то же представление в украинском выражении: «е хлiб и до хлiба»). Рабы кроме хлеба получали то, что мы назвали бы «закуской». Кроме маринованных столовых маслин, выдававшихся скупо (обстоятельство, заслуживающее внимания: маринованные маслины шли в продажу — см. гл. 7.4, и хозяин оставлял для рабов самый необходимый минимум), в нее входили, конечно, различные пряные травы и дешевые овощи (ср. Пл. 19.58). Все это, приправленное уксусом и маслом (секстарий оливкового масла по питательности равняется одному фунту коровьего), было по-южному остро, возбуждало аппетит и сдабривало пресноту хлеба. Рыба и мясо перепадали рабам редко (см. гл. 23 и 134). Получали они halex — это был густой, очень острый рассол с рыбьими внутренностями, остававшийся от приготовления garum — очень дорогого рыбного соуса, считавшегося деликатесом. Приготовлением garum славились Помпеи; там же делали и halex. Не служит ли наличие его в рационе для рабов указанием на близость катонова имения к Помпеям?

Туника — это длинная рубаха-безрукавка, обычная одежда всякого рабочего люда в древней Италии. «Р. III. S.», которые стоят в латинском тексте, могут обозначать или длину: 3 1/2 римск. фута, т. е. несколько длиннее 1 м, или вес: на тунику следовало взять 3 1/2 фунта шерсти, т. е. 1 кг с лишним. Плащ — sagum — из толстой грубой материи, обычная одежда в армии. Одежда вся была шерстяная. Старую одежду чинили, комбинировали вместе и получали centones: заплатанные и сшитые из лоскутов куски материи, служившие по мере надобности и плащом, и одеялом.

Вопросы кормежки волов были для Катона столь важны, что он возвращается к ним в своей книге несколько раз.

Цифра явно испорчена: такого количества сена, при нормах, данных в гл. 54, должно было хватить на 10 — 17 дней.

См. у Колумеллы (2.10.29): «Вику сеют дважды: в первый раз, когда мы сеем ее на зеленый корм около осеннего равноденствия... и во второй, когда в январе и даже позже мы бросаем ее в землю на семена...».

Возможно, что, как полагает Бригаут, выражение «bene colere» — «хорошо возделывать поле» — является техническим термином, определяющим того добропорядочного гражданина, о котором Катон говорит в своем «Введении»; цитируя это место Катона, Плиний (18.11) говорит: «Плохая обработка поля [agrum male colere] навлекала цензорское порицание...». Как известно, цензор при составлении списка граждан и распределении их по классам, в соответствии с их имущественным цензом, имел право так называемой «censura morum», т. е. право выносить порицание отдельным гражданам за их проступки морального характера, вычеркивать недостойных из списка сенаторов и проч.; Катон во время отправления должности цензора в 184 г. до н. э. так прославился строгостью именно в этом отношении, что получил впоследствии прозвище «Censorius» — «Катон-цензорий», в отличие от своего знаменитого потомка Катона Утического. (С. П.).

Хорошая обработка поля состояла прежде всего, по старинному представлению, в хорошей пахоте. Что значило «хорошо пахать» — об этом говорит Колумелла (2.4.1 — 2): «Пахать надо, проводя борозды столь густо и часто, чтобы с трудом можно было разобрать, в какую сторону шел плуг... после нескольких перепашек земля на пару превращается в порошок, так что после посева приходится разбивать очень мало глыб, а то и вовсе не приходится. Римляне встарину говорили, что плохо вспахано поле, на котором, посеяв семена, надо еще разбить глыбы». Старый афоризм интересен своим пренебрежительным отношением к удобрению. Катон привел его bona fide, не замечая, что его собственная забота о навозе и унаваживании никак с этим старым отношением не вяжется. Сочетание старого и нового очень интересно в его книге. И этот же афоризм дает нам объяснение, почему Катон так внимателен к вопросам удобрения: он был здесь учителем, и уроки его находились в полном соответствии с требованиями жизни.

Дальше следует своего рода резюме основных моментов хозяйственной деятельности. Показательно, что на первом месте стоит масличный сад и что хлебное поле отнюдь не обойдено молчанием. Резюме сводится к трем моментам: 1) к хорошей обработке маслинника; 2) хлебного поля; 3) к энергичному созданию комбинированных культур.

«miscere» — буквально «смешивать», «перемешивать» (слово это, пропущенное в рукописи Катона, вставлено по ссылке на него у Пл. 17.127) — необычно в значении «пахать», но чрезвычайно выразительно и образно: при пахоте земля действительно «перемешивается».

Катон требует в маслиннике глубокой вспашки; ср. у Колумеллы (2.2.24): «...особенно в Италии земля, засаженная деревьями, по которым вьются лозы, и маслинами, требует, чтобы ее глубоко вспахивали и рыхлили. Плуг должен отрезать у лоз и маслин верхние корни, которые, оставшись, приносят ущерб урожаю...». Вспомним его же требование срезать у лозы все корни до глубины в полтора фута.

Содержание этих слов Катон предполагает общеизвестным.

Т. е. разной глубины.

Рукописи дают «serere»; Шнейдер предложил «sarire» — мотыжить, и Кейль эту конъектуру принял: «multum serere de cultura dici non potuti». Непонятно, почему.

Катон именно думает о превращении хлебного поля, о котором только что говорилось, в arbustum или в маслинник: для этого нужно «много сажать» в питомниках и пересаживать деревца с соблюдением основных правил в этой работе: делать ее своевременно, вынимать деревцо, не повреждая его корней, с возможно большим комом земли, хорошенько его прикапывать и утаптывать землю: Катон счел нужным повторить свои советы из гл. 28. Внимание его занято преимущественно маслиной.

Ход мыслей вполне последователен: у хорошего хозяина и телеги, и сбруя должны быть в исправности и наготове; о мулах упоминается только здесь и в гл. 138.

«Funem torculum» — ср. гл. 12 — 13 и 135.

Тележный ремень в 60 футов — «funum loreum in plostrum p. LX» — вероятно, служил для упряжи нескольких пар волов, в случаях перевозки больших тяжестей, например доставки в имение трапета (гл. 22); «ремешок» — «funiculum» — употребляли, вероятно, для привязывания ярма к дышлу. (С. П.).

Собранные маслины ссыпали в особое помещение, пол которого был высоко приподнят над землей: о нем и идет речь. См. Варр. 1.55.5; Кол. 12.52.3.

Сбор опавших маслин сдавался с подряда, см. гл. 144. Естественно, что сборщикам хотелось сразу же набрать как можно больше маслин, а не ходить, нагибаясь и с трудом разыскивая в траве опавшие ягоды. Поэтому они и ждали, пока маслин нападает больше, чтобы подобрать все заодно. Катон рекомендует не допускать этого. Современные специалисты также требуют, чтобы маслины лежали на земле самое большее несколько часов.

Так считали и во времена Катона, и два века спустя, — ср. у Колумеллы (12.52.18): «Большинство хозяев думает, что если положить маслины в помещение, то масла от лежания на полу станет больше: это так же не верно, как и то, что хлеба на току будто бы прибывает...» — так часто думают и теперь крестьяне южной Европы. Катон, уделивший в своей книге так много места маслине, стремился ввести новые правила и в маслоделие. Об его осуждении старой практики говорит, кроме только что данных, еще ряд «отрицательных» советов: «не пользуйся медной посудой», «косточек не дробить», «смотри, чтобы не захватить отстоя», «не рубить дров в давильне» (см. сл. гл.). На правильную технику приготовления масла обращает он внимание хозяина с самого начала: 3.2 — 4, и выделяет ее еще в особый отдел: гл. 64 — 69.

Лучший и наиболее дорогой сорт, см. прим. 6 к гл. 3. Оно делалось из недозрелых маслин — ср. у Колумеллы (11.2.83): «[В конце октября] надо рвать маслины, из которых ты хочешь сделать зеленое масло; самое лучшее получается из маслин, начинающих чернеть»; ср. у него же дальше (12.52.2): «Жать зеленое масло чрезвычайно выгодно, потому что его натекает достаточно, а цена его такова, что доход хозяина [от продажи] его почти удваивается». Катон, однако, находил, что всего выгоднее простое масло из зрелых маслин: вкусы в его время были еще нетребовательны. Вот как описывает процесс изготовления масла Колумелла (12.52.9 — 11): «... [маслины надо, сорвав их] просеять, подостлав чистые рогожки или плетенки, и очистить их. Совершенно чистые относят в давильню, кладут под пресс и давят совсем слегка. Затем, когда кожица разорвется и станет мягкой, на каждый модий маслин подсыпают по два секстария соли... и давят эту мягкую массу. То, что сначала натекло в круглый чан (это лучше, чем в квадратный свинцовый), черпальщик [capulator] тотчас же переливает в глиняные чаны, для этого приготовленные. В погребе для масла должно стоять три ряда чанов: в [первый] чан первого ряда сливают масло, натекшее от первого прессования, в [первый] чан второго — от второго и в [первый] чан третьего — от третьего... После того как масло немного постоит в первых чанах [каждого ряда], черпальщик должен тихонько перелить его во вторые [в соответственном ряду] и так далее в следующие, до самого последнего... [от переливания] масло становится прозрачнее и освобождается от отстоя [amurca]. В каждом ряду достаточно поставить по тридцать чанов, если масличный сад не слишком велик...». Это описание делает понятным работу черпальщика у Катона.

Изготовление масла отдавалось обычно маслоделу-специалисту, с которым заключался особый договор: гл. 145. Хозяин требовал от маслодела соблюдения определенных правил, охранявших его от воровства и обмана, и приставлял к маслоделу особого «сторожа»-надсмотрщика, который должен был блюсти хозяйские интересы. Характерно, что на эту должность ставился свободный человек (ср. гл. 13): памятуя, что «у раба только половина души», хозяин ему не доверял.

Катону, видимо, хотелось, чтобы его маслодел выполнял еще и предписания новой маслодельной техники. Надсмотрщику поэтому вменялось следить, между прочим, за их соблюдением. Черпальщика хозяин тоже ставил своего, чтобы быть уверенным в многократной и тщательной переливке масла (см. предш. гл.).

Ср. гл. 13: «в давильне стоит кровать, где будут спать два надсмотрщика, люди свободные...».

В полном соответствии с этим находятся и современные требования чистоты: масло вбирает в себя всякие запахи, поэтому, например, в давильнях запрещено курение. Приборы, употребляющиеся в маслоделии, требуется ежедневно мыть кипятком.

Ср. у Плиния (15.22): «[Надо] переливать масло несколько раз в день раковиной и в свинцовые котлы: от меди оно портится».

Ср. у Колумеллы (12.52.6): «...чтобы не разбивать косточек, — от этого портится вкус масла...».

«Labrum» и «dolium» здесь равнозначны. Таких labra для масличного сада в гл. 10 (10.4) упоминается 12. У Колумеллы масло переливали десятикратно: неужели у Катона только двукратно? Не различал ли он двумя названиями вместилища одного ряда от вместилищ другого? В следующей главе есть приказ надсмотрщику «сливать отстой до тех пор, пока масло не дойдет до чана, который стоит в погребе последним», — такая фраза заставляет с уверенностью говорить о многократном переливании и у Катона.

Ср. у Плиния (15.22): «[Масло следует жать] в жаркой, запертой давильне, в которой нет сквозняка: поэтому там не следует рубить дров».

«factus» — см. у Варрона (1.24.3): «„Фактом“ зовется количество маслин, выжатое за один раз; одни говорят, что это 160 модиев, другие, что значительно меньше: они спускают это число до 120 модиев»; ср. у Плиния (15.23): «Жать больше 100 модиев [за один раз] не советуют; [количество выжатых за один прием маслин] называется „фактом“... Три факта с двумя прессами полагается четырем человекам выжать за сутки при непрерывной работе днем и ночью». По его же словам, модий маслин давал 6 фунтов масла (15.14). За каждый «факт» рабочие получали «премию»: по секстарию масла (ср. «добавки» в гл. 144).

Работа в давильне не прекращалась круглые сутки.