О юная дева, замолчи или принеси воска с пасеки, чтобы я не слышал твоего нения, которое мешает мне постигать музыку Сфер. И все же благодарю тебя за горькие и вместе с тем сладкие мысли! Завтра на заре я снова выхожу в море!

Седьмой день. Гемероскопий. Я всегда со щемящей тоской в сердце посещаю этот застывший на скале аванпост. И никогда не знаю, что ждет меня, когда прохожу через узкие ворота крохотной крепости. Стража измучена болотной лихорадкой. У воинов желтый цвет лица. Они постоянно опасаются гнева почитателей Молоха или мести иберов, которых пуны умело натравливают на нас.

Несколько рыбаков из Нижнего города — можно ли назвать городом это жалкое скопление плетеных хижин? — добывают для них разведывательные данные.

Я было направился в крепость, но не смог устоять от соблазна вначале побеседовать с тружениками моря. Торгуясь за свежую рыбу, я пытался развязать им языки с помощью амфоры сеонского вина.

На стенах появились лучники, но Солнечные колеса на парусах успокоили их.

— Солдаты всегда боятся, — с презрением процедил старый рыбак, — ведь крепость для них хуже тюрьмы. У нас есть море для бегства. Оно всегда гостеприимно.

Я отметил про себя, что спокойствие их напускное. В конце концов они поклялись, что не замечали за последнее время ничего подозрительного. Несколько дней назад, правда, заходила за рыбой монера из Нового Карфагена [40]. Они показали мне монеты с изображением Дидоны и с метателем пращи с Ивисы. Судно вроде бы направлялось к островам.

Я пригласил на обед впавшего в немилость начальника, командующего гарнизоном этой маленькой крепости. Он пожаловался нам с Эвтименом, что архонты забыли о нем, сослав сюда, на скалу среди болот.

— Целый год я не видел жены и детишек.

Я никогда не понимал, зачем назначать отчаявшихся или озлобленных людей на посты, где надлежит проявлять энтузиазм и веру. Эти несчастные не в силах противостоять поклонникам Молоха, если те решат захватить крепость. А Массалия потеряет важную базу своего флота.

Без сожаления расстаюсь с «Дневным Стражем», ибо ночью мне здесь не по себе. «Артемида» стоит на якоре под скалой, я опасаюсь неожиданных шквалов в этом негостеприимном порту. Завтра на заре снова уйдем в море.

Угрюмый человек за столом навевает тоску. Он омрачает радость грядущего успеха, переполняющую наши с Эвтименом сердца. Эвтимен тоже рвется в море.

Начальник ничего не знает о положении в Майнаке. Этой крепости, по его мнению, угрожают жители Гадеса и Малаки. Он не видел ни одного судна, идущего оттуда. Послушать его, так давно пора покинуть Майнаку и Гемероскопий. Массалии, видите ли, не нужны столь отдаленные колонии. И когда мы с Эвтименом заводим разговор о странах, лежащих за Столпами, он открывает глаза от удивления и, завидуя нам в душе, жалеет нас, безумцев. Если бы я захотел вынудить его бросить свой пост, то пригласил бы с собой.

Восьмой день. В море. На заре мы покинули Гемероскопий. Солдаты, их начальник, торговцы и рыбаки, а также жрец Артемиды проводили нас до самого берега. Их успокоил наш визит, а значение, придаваемое городом нашей внешне безумной затее, укрепило их уверенность в будущем Массалии.

Ветер с полуночи почти совсем упал. «Артемида» и «Геракл» идут на расстоянии окрика друг от друга, гребцы работают в едином ритме, паруса едва надуты. Мы удаляемся от берега в открытое море, чтобы не возбуждать подозрений у пунийских лазутчиков. На массалийских картах указаны приметные вершины иберийских гор. Воздух прозрачен. Солнце припекает все сильнее.

В середине дня приказал всем отдыхать. Нас неторопливо несут паруса. С полудня катят пологие невысокие волны. Мы приближаемся к Столпам, к той части Внутреннего моря, где уже ощущается дыхание Океана.

Я прошу Артемиду о помощи, ведь эти волны могут быть предвестником противного ветра из Ливии, который задержит нас и принесет корабли пупов!

Девятый день. Горы едва различаются на закате солнца. Дыхание моря противится нашему продвижению. Плотный, как стена, воздух противостоит нам. Я велел зарифить бесполезные теперь паруса: налетел порывистый встречный ветер. Без парусов легче пройти незамеченными. Утром сменили курс. Теперь солнце в полдень находится у нас слева по борту и прямо по носу вечером.

Спустился к гребцам. Им явно не по себе. Я успокоил их и попросил не жалеть сил до конца декады: сумей они преодолеть усталость — мы успешно минуем Столпы. Их ждет ночь отдыха в Майнаке, если они будут держать язык за зубами. Они обещали молчать. Они получат мясо и любые вина, какие пожелают, но пить должны умеренно, чтобы не проболтаться. Все повеселели.

Я взял в руки тамбурин и сам задал ритм гребли. Келевст припевал:

а все хором подхватывали:

Второй келевст хлопал в ладоши.

В этот момент Венитаф протянул правую руку вперед и указал на нависающую над Майнакой гору, похожую на остроконечный шип [41].

Я дал команду сушить весла [42] по правому борту, и «Артемида» повернула к берегу. Венитаф орлиным оком следит за морем.

Вечер в Майнаке. Когда жители заметили идущие к берегу два черных судна, они укрылись в крохотном акрополе.

Приблизившись к берегу, я крикнул, чтобы мне прислали лодку, иначе Эвтимену пришлось бы спускать на воду свой челнок.

Один из тимухов подплыл на рыбацкой лодке. Он был бледен, но оправился, поняв, что «Артемида Лучница» и «Геракл» пришли из Массалии.

Разделив со мной кубок дружбы, он улыбнулся, и черты его лица разгладились:

— Вы нас основательно напугали. Месяц назад на таких же черных кораблях сюда явились жители Малаки, которые обвиняли нас в том, что две рыбацкие лодки, преследуя тунца, якобы дошли до Столпов. Они потребовали плату за рыбу, выловленную в «их море», и нам пришлось отдать половину запасов рыбного соуса и путарги, приготовленных для отсылки в Массалию. Наша жизнь стала невыносимой. Я дрожу от страха при мысли, что какой-нибудь корабль из Тингиса или Тартесса заметил, как вы вошли в порт. В прошлом году на наших глазах две тингисские триеры потопили корабль из Сиракуз, который пригнал сюда сильнейший ветер с восхода. Мы даже не сумели спасти несчастных — их лучники и пращники не позволили нашим лодкам приблизиться к тонущим.

Давно пора отыскать проход через Танаис! Я умолял Эвтимена быть предельно осторожным и высаживаться на сушу в Африке только в совершенно безопасных местах. А мой друг опасается за меня — ведь мне предстоит идти мимо Гадеса.

Я придумал хитрость на случай встречи с врагами: Эвтимен бросится в бегство, а я — в погоню за ним. Если вражеские суда окажутся слишком любопытными, я обгоню его и возьму на буксир. Объединив наши усилия, мы попытаемся уйти от поклонников Молоха!

Десятый день. Маинака. Тимухи послали наблюдателей, переодетых иберийскими пастухами, чтобы осмотреть море с вершины горы. Дождусь их возвращения, а ночью мы уйдем в сторону ливийского берега.

Гребцы заметно отъелись у этих бедных людей. Как ни странно, но бедняки делятся своим добром с большей легкостью, нежели богачи. Хотелось бы расплатиться с ними, но как предложить им деньги, если тебя приглашают за стол?

Я провел расчет гномоновых отношений в Майнаке и весьма озадачил тимухов и жителей, измеряя в полдень тень палки, воткнутой в песок. Майнака расположена на одной линии с Тавромением по отношению к Экватору Мира. Когда я представляю, как долго придется идти на полуночь, меня охватывает бешенство.

Вернулись разведчики с гор. Море пусто. Этого следовало ожидать, но не хотелось перечить тимухам.

Вечером приказал отплывать. На прощание расцеловались с Эвтименом Океан может разлучить нас навсегда. Я взволнован. Гребцы боятся, но вино и сопровождающие их до моря девушки придают им храбрости. Дрожат не они дрожит легкий помост, настеленный на песке! Везет же людям.