Я использовал эти фрагменты, а также те, что цитируют Косма Индикоплов, Дионисий Периэгет и Плиний Старший, как опоры разрушенного моста. Мне хотелось восстановить пролеты этого чудесного Моста Ветров, возведенного на Дороге Китов.

Я благодарю директора библиотеки Упсальского университета, предоставившего мне возможность изучить великолепное издание «Фрагментов Пифея Массалиота», подготовленное Арведсоном в 1824 году, архивариуса и библиотекаря Торговой палаты Марселя месье Анри Роллана, а также директора Музея древностей Гланума и его превосходительство посла Исландии в Париже, которые предоставили мне для работы необходимые документы и фотографии.

Так из цитат и находок, изучения почти исчезнувших следов, ветров и льдов, приливов и отливов у меня сложился образ Пифея. Теперь любой марсельский мальчуган, удивлявшийся, что греческий мореплаватель изображен в галльских штанах, может найти ответ в «Бортовом дневнике античного мореплавателя».

Г. Брош был первооткрывателем Пифея, и я с волнением думаю о том, сколько нового он узнал бы о своем кумире, если бы совершил путешествие в Исландию. Знал ли он о «Доисторической Норвегии» Хокона Шетелига? Знал ли он о находках древнегреческих монет на берегах Балтики? Не думаю. И мне хочется своей книгой дополнить его труд. Думается, что Г. Брош был сторонником лишь толкования текстов, как он подчеркнул в своей работе о Пифее. Но жизнь и путешествия Пифея — нечто большее, чем перечисление цитат критиков и их опровержение. Пифей — символ распространения эллинской цивилизации в страны Северной и Западной Европы. Пифей выводит средиземноморский мир в мир Океана.

Мне кажется, что я продолжаю труд Броша и иду дальше. Представляю его радость, если бы он узнал о находке великолепного кубка в Вике, что свидетельствует о проникновении греков в страну кельтов и объясняет путешествие Пифея морем — он пытается найти для Массалии новые рынки, до которых легко добраться; те же цели преследует Эвтимен, отправляясь в Западную Африку.

Надеюсь, я завершу изыскания Броша, вручив издателю этот «Дневник». Он мог быть написан примерно в 330 году до н. э.

Курсивом выделены подлинные фрагменты, в книгу введен греческий текст[3]. Через две тысячи четыреста лет после своего путешествия Пифей переиздан, как был «переиздан» Массалией Гомер во времена Пифея.

Приключения Пифея, его исследования и опыты на полторы тысячи лет обогнали европейскую науку и ставят его в ряд представителей Ренессанса он был философом, астрономом, математиком, географом, изобретателем, поэтом и мореплавателем), искушенным в тайнах торговли и дипломатии.

Пифей Массалиот, открыватель северных стран Европы, передает нам свой «Бортовой дневник», который мог бы быть «со всем тщанием» написан на борту его судна, позволив бриттам, свебам, готам и скандинавам войти в историю Западной Европы и цивилизации вообще.

Первый день Гекатомбеона [6]. Я, Пифей, сын Кринаса-массалиота и внук Пифея-фиванца, решил записать все, что собираюсь предпринять, дабы с помощью чисел доказать справедливость моих расчетов, касающихся положения гиперборейских земель и Массалии. Пет ничего могущественнее чисел, и тот, кто владеет ими, может считать себя столь же сильным, как и боги, но богам ведомы все числа, а потому мы находимся у них в подчинении.

Мне, массалиоту, приятно вести отсчет времени от года основания моего родного города Протисом Эвксеном [7]. И поэтому я помечаю первый лист моего свитка первым днем Гекатомбеона двести девяностого года Массалии[4].

Вчера я беседовал с Парменоном, архонтом, ведающим делами флота, о корабле, какой хотел бы заказать, чтобы совершить плавание в Гиперборею.

Парменон усмехнулся. Я не люблю улыбок на лицах людей, когда излагаю то, чему меня научили числа.

— Почему бы тебе не последовать за намнетами, возвращающимися домой по рекам и дорогам? — ответил он и добавил: — А ты спрашивал мнение дельфийского оракула?

Как вдолбить ему в голову, что намнеты живут в стороне и гораздо южнее тех районов, куда я собираюсь отправиться! Парменон по-прежнему считает, что Земля — диск, в центре которого располагаются Дельфы, и очень гордится тем, что сделал в молодости для Казначейства.

«Я знаю, где находится пуп Мира» [8] — таково его любимое присловье.

Увы! Эвтимен прав, когда уверяет, что Парменон с трудом может рассчитать расстояние между собственным пупком и кончиком носа!

Парменон стар и боязлив. Если он советует последовать за намнетами, то только потому, что подозревает о моем намерении прорваться через охранение пунов у Столпов Геракла. Я знаю, что в настоящий момент мы соблюдаем своего рода перемирие, но уверен — они не простят тому, кто пройдет мимо Гадеса.

— Нет, — отвечаю я, — я не собираюсь в Элладу. Я хочу отправиться к гиперборейцам. Я хочу увидеть Солнце, которое не укладывается спать в чертогах Медведицы.

Парменон даже привстал, чтобы заглянуть мне в глаза, поскольку я вскочил на ноги. На его лице отразилось скорбное удивление.

— К гиперборейцам? Пифей, что ты там будешь делать? К полуночным варварам? Уж не сошел ли ты с ума, Пифей?

— Нет, я в здравом рассудке. Я хочу проверить рассчитанные мною числа: они свидетельствуют, что Земля наша кругла, как огромный шар, и что Массалия лежит почти на полпути между местами, где дни равны между собой, и полюсом сферы, где день не прекращается все лето. Помоги мне, о могущественный Парменон. Дай мне корабль и позволь Массалии сравняться славой с Карфагеном, у которого был великий мореплаватель Ганнон. Разве ты не знаешь, что Карфаген посылает свои корабли в обход Африки, и разве мы не можем воспользоваться перемирием между пунами и нами и завязать торговые связи с гиперборейцами, как это сделали наши конкуренты в полуденных странах Ойкумены? Доверься мне, Парменон, поверь мне, о могущественный архонт.

Затем я спросил Парменона, не считает ли он меня младенцем, уверяя, что мой корабль упадет в Аид, как только достигнет края диска, плывя по реке Океан. Сегодня я думаю, что Парменон был искренним. Его удивление и оскорбленный вид не походили на игру актера на подмостках Одеона. Он верил в свою правоту! И когда я крикнул ему в лицо, что у шара нет краев, он посмотрел на меня с такой тоской, что я понял — он зарежет петуха перед Асклепием, дабы я вылечился от безумия.

О Афина! Самое трудное не в том, чтобы предпринять опасное путешествие или построить крепкий и быстрый корабль, а в том, чтобы найти понимание у других людей.

Наконец Парменон согласился, чтобы я пред-. ставил свой проект на рассмотрение архонтам, но попросил отсрочки в две декады, словно забыв, что я молод и сгораю от нетерпения.

Я ушел от Парменона в смущенном состоянии духа, зная, сколько препятствий придется преодолеть. Думаю, самыми тяжелыми будут те, которые поставят передо мной друзья. Они добры и любят меня, но совершенно лишены понимания.

Второй день Гекатомбеона. Этой ночью я заново проделал все расчеты. И пока дважды опорожнились песочные часы, я наблюдал за Стражем Медведицы [9]. Неподвижность звезды на небосводе укрепила меня в решимости добраться, если возможно, до той точки нашего мира, что лежит у полюса ближе других и где я смогу вдоволь налюбоваться этой звездой. Удастся ли мне увидеть, как она постепенно займет место над мачтой моего корабля, и можно ли вообще приблизиться к желанной точке?!

Начало, этого года совпало с тем днем, когда солнце словно останавливается в небе, как бы колеблясь, продолжать ему свой бег или нет. И я смог удостовериться, что отношение длины тени гномона к его высоте равнялось сорока одному и четырем пятым к ста двадцати [10].