Гиппарх говорит, что в Византии отношение гномона к длине его тени такое же, какое, по словам Пифея, в Массалии.
Страбон
Я знаю из расчетов, что в Мире есть страна, где это отношение равно единице, поскольку тени у гномона нет. И напротив, чем ближе оказываешься к его стержню, тем длиннее тень гномона по отношению к самому гномону. Я понял это, побывав немного далее Авенниона для проверки своих чисел. Как и Фалес, я считаю Мир настолько огромным шаром, что человеку Земля кажется плоской. А ведь стоит лишь взглянуть на горизонт с верхушки акрополя Массалии, дабы убедиться в обратном. Разве мы не видим, как суда исчезают за горизонтом, наподобие мухи, шествующей по яблоку и обходящей его кругом?
Но люди так созданы, что верят только собственным иллюзиям, и их бедные глаза не в силах вынести сверкания истины и чистоты чисел.
Третий день Гекатомбеона. Звезда Артемиды кругла, кругло Солнце, и наш Мир должен быть столь же круглым, как они. Вселенная есть собрание шаров, но находимся ли мы в центре этого скопления? Неужели вселенная вращается вокруг нас? Меня бесит, что не могу разрешить эту трудность, и я хочу отправиться в ту точку Гипербореи, где лежит вершина Мира и где можно оценить красоту высших чисел!
А Парменон советует мне последовать за намнетами! Почему бы не за гельветами, раз они принимают свое озеро за внутреннее море и верят, что Альпы — вершина Мира? Льды Альп просто ближе к эфиру, но это еще не Гиперборея, где льды образовались из-за отсутствия солнца. Разве зимой в Массалии не случается ночных заморозков, тогда как днем их не бывает?
Четвертый день Гекатомбеона.
Мне нужен корабль, и я должен быть достаточно богат, чтобы построить его так, как мне хочется. Расчеты ничего не стоят без проверки на месте мне необходимо совершить путешествие в Гиперборею. Не самое главное составить гномоновы таблицы для всех стран Ойкумены. Надо проверить все числа и радоваться тому, что их можно применить для дела.
Первый день второй декады Гекатомбеона.
Прошло шесть дней, а в моих делах ничего не меняется. Я хотел снова увидеть Парменона, но он, чтобы не принимать меня, сослался на праздничные церемонии, посвященные Гекате. Он — член Совета по проведению праздников и очень занят. Суетные заботы! Много ли новых знаний прибавится после убийства сотни быков? [11] Чем это обогатит богиню мудрости Афину? Зато народ и жрецы получат свою долю мяса. А кроме того, сотня ревущих быков, которых режут на агоре, кровь, стекающая к Лакидону багровыми ручейками, радостное зрелище даже для тех, кто ест досыта. Посейдон может считать, что жертвы приносят ему! О Афина, если жертва угодна тебе, то внуши нашим архонтам и тимухам желание разузнать о народах Земли и о землях народов, лежащих на пути в Гиперборею! Там Массалию ждут богатства. Там она может добыть себе славу.
Второй день второй декады Гекатомбеона. Парод накормлен до отвала. Жрецы лоснятся от довольства. Архонты отпировали. Тимухи продали быков. Все удовлетворены. Драхмы, статеры, оболы скатились по прилавкам в кошельки богачей. А я терзаюсь и жду знака, чтобы представить мой проект Совету. Массалия, ты — город торговцев! Однако я люблю тебя и хочу послужить твоим интересам. Пора открыть новые пути и раздвинуть тесные торговые границы. Я знаю, что пуны ходят в океаническую Африку, а финикийцы поднимаются в страны Борея за янтарем, оловом, золотом и мехами. Я не верю, что проход через Геракловы Столпы опасен, надо только обмануть эскадры Тартесса и Тингиса. Когда Парменон рассуждает о судах, падающих в Океан по ту сторону Ойкумены после выхода из пролива, он не ошибается — суда падают на дно, и именно по ту сторону Столпов. И тем не менее Парменон говорит нелепицу, хотя и не подозревает об этом: самое печальное в том, что они гибнут оттого, что корабли врага разбивают или сжигают их. Вот почему мне нужен корабль более быстрый, чем суда пунов. И нужны люди, умеющие грести и выполнять маневры, и эти люди не должны дрожать от страха, как Парменон.
Третий день второй декады Гекатомбеона.
Отправился к Фелину и долго ждал, пока он примет меня, но не пожалел об этом. Фелин молод и горит энтузиазмом. Он выслушал меня и обещал свою поддержку, хотя и опасается старцев из Совета больше, чем пунов.
— Не наседай на них, — посоветовал он мне, — выжди, пока они поймут тебя и пока их умы свыкнутся с твоими замыслами. Умей выжидать, нетерпеливец, и тогда я смогу тебе помочь. Старики любят управлять событиями или хотя бы верить в то, что управляют ими. Надо, чтобы идею высказали они сами, хотя заронишь ее в их головы ты.
Услыхав такие речи, я не смог сдержать гневного жеста, но всегда улыбающийся Фелин тихо произнес:
— Послушай, Пифей, научись убеждать, как того требует твое имя[5]. Наука убеждать не что иное, как умение посеять свои идеи в чужих умах. Пшеничное зерно не ревнует к колосу. Когда ты вернешься из своего великого путешествия, то поблагодаришь меня.
Я ушел от Фелина с утешением в душе, но с недоумением на сердце. Завтра по его совету пойду к Политехну. За какие грехи мне, Пифею, кому столь приятен лишь один вид пенящегося моря, приходится ходить с визитами, подобно женщине? Может, мне лучше превратиться в разряженную гетеру?
Пятый день второй декады Гекатомбеона.
Я нанес визит Политехну, отправившись к нему в дом, что высится над Лакидоном у фонтана агоры. Это — прекрасное здание, украшенное на манер афинских жилищ. Политехн совершил путешествие в Элладу и привез оттуда вазы и статуи. И перед тем, как изложить ему цель моего визита, я был вынужден восхищаться изящными амфорами и прекрасными изваяниями из коллекции этого богача.
— Как тебе нравится Дионис с дельфинами? А битва гигантов с Гераклом? Видел ли ты эту оторванную руку, которая служит ему дубинкой? А что ты скажешь о менаде с обнаженной грудью?
Я восхищался, но мои мысли разбегались, и я уже не знал, что должен сказать. Может, Политехн показывает свое собрание произведений искусства гостям из хитрости, желая затмить их разум лицезрением женщин и богов?
— Посмотри на эту Афродиту, она может быть копией со статуи Праксителя?
Ну это уж слишком. Я пришел не для того, чтобы любоваться обнаженной Афродитой, а чтобы поговорить о числах и о строительстве кораблей.
Я разозлился и сказал, что предпочитаю Посейдона и его мужественный гнев, а не женские прелести Афродиты. Политехн крайне удивился или сделал вид, что удивлен, и спросил:
— Разве ты не любишь женщин, Пифей? Я думал, что моряки приносят жертвы Афродите Пандемии во всех портах, где они бросают якорь.
— Я люблю только свою мать и многогрудую кормилицу Артемиду Фокейскую, а не твою бесстыжую богиню, удел которой размягчать мужчин удовольствиями. Эту я и знать не хочу, поскольку она отдаляет меня от расчетов и моря.
— Поздравляю тебя, — с издевкой произнес Политехн, — но я думал, ты пришел ко мне полюбоваться тем, что я привез из Афин и Коринфа.
Я ощутил смущение перед этим могущественным человеком, и злые слезы наполнили мне глаза.
— Я пришел к архонту, ведающему торговыми судами Массалии.
— Ах так! — воскликнул Политехн. — Но в таком случае тебе следовало бы прийти ко мне на агору или в Зал собраний. И тогда я не отяготил бы твоих глаз созерцанием этих произведений искусства. Я забыл, что ты происходишь от Пифея-беотийца [12].
При этих словах я вскочил, словно ужаленный ядовитой гадюкой.
— Мой дед, конечно, был фиванцем, — вскричал я, — но зачем попрекать этим? Я весь во власти грандиозных проектов, а потому не интересуюсь вазами. Они прекрасны, но числа мешают мне рассмотреть их.
Тогда Политехн смягчился и пригласил сесть рядом с ним на подушки.
— Я тоже люблю числа, — сказал он, — но великолепные формы и восхитительные линии женских тел можно сравнить с самыми прекрасными из них! Как и музыка, Пифей, женщина есть число и отношения чисел. Знакомы ли тебе аккорды лиры? Это тоже числа, золотые числа гармонии [13].