Я посмотрел на мисс Фромсет. Наконец она медленно оторвалась от разглядывания потолка и теперь смотрела на мой пробор. В ее глазах ничего нельзя было прочитать. Они были как закрытые гардины.

Кингсли продолжал:

– Я не хотел с ней говорить. Она тоже не хотела со мной говорить. Я не хотел ее видеть. Я думаю, нет сомнений, что это она застрелила Лэвери.

Уэббер, по-видимому, совершенно в этом уверен.

– Это ничего не означает, – возразил я. – Что он говорит и что думает – далеко не одно и то же. Итак, она позвонила вторично. Когда?

– Было уже около половины седьмого, – сказал Кингсли. – Мы сидели в конторе и ждали ее звонка, – он повернулся к девушке. – Рассказывайте дальше вы...

– Я сняла трубку в кабинете мистера Кингсли. Мистер Кингсли сидел рядом, но в разговоре не участвовал. Она потребовала, чтобы ей принесли денег в этот «Павлиний погребок», и спросила, кто это сделает.

– У нее был испуганный голос?

– Ничуть! Она была абсолютно спокойна и холодна, я бы сказала, холодна как лед. Она все тщательно продумала. Она была готова к тому, что деньги привезет кто-то, ей не знакомый. Казалось, она была заранее уверена, что Деррис... что мистер Кингсли сам не поедет.

– Можете спокойно говорить Деррис, – заметил я. – Я догадываюсь, кого вы имеете в виду.

Она легко улыбнулась.

– Итак, она будет заходить в этот «Павлиний погребок», через каждые пятнадцать минут после полного часа. В пятнадцать минут девятого, десятого и так далее... Я... я предложила, чтобы поехали вы. Я вас точно ей описала. И вы должны надеть шейный платок Дерриса, его я тоже описала. В кабинете в шкафу было несколько вещей, платок мне сразу бросился в глаза. Его не перепутаешь.

Да, не перепутаешь. Несомненно. Яичница с петрушкой. Все равно что явиться в винный погребок с красно-бело-зеленым мельничным колесом под мышкой.

– Надо сказать, что для запуганной девушки вы рассуждаете вполне здраво, – заметил я.

– Я полагаю, что момент для шуток выбран неудачно, – резко вмешался Кингсли.

– Вы уже говорили что-то в этом духе, – возразил я. – Я нахожу, что вы чертовски наивны, предполагая, что я пойду в этот погребок, чтобы отнести деньги лицу, которое, как мне известно, разыскивается полицией.

Его лицо подергивалось.

– Согласен, это определенный перебор, – сказал он. – А вы сами что думаете?

– Если об этом станет известно, мы все трое окажемся сообщниками. Для супруга разыскиваемой женщины и его секретарши найдутся смягчающие обстоятельства. Но то, что уготовано мне, никак не назовешь увеселительной прогулкой!

– Я намерен это компенсировать, насколько в моих силах, – сказал он. – А если она невиновна, как вы утверждаете, то мы не окажемся сообщниками.

– Хорошо, предположим, – возразил я. – Если бы я был убежден в ее виновности, то я бы вообще не стал с вами на эту тему разговаривать. Кроме того, имеется дополнительная возможность. Если я приду к убеждению, что убийство совершено ею, то всегда смогу передать ее полиции.

– Едва ли она станет вам признаваться. Я взял конверт и спрятал его в карман.

Скажет все, если захочет получить деньги. – Я посмотрел на часы. – Если я поеду сейчас же, то успею к пятнадцати минутам второго. В такой час встреча будет особенно уютной.

– Она выкрасила волосы в темный цвет, – сказала мисс Фромсет. – Вы должны об этом знать.

– Вряд ли это поможет мне поверить, что она – несчастная жертва случая. – Я опорожнил свой стакан и встал. Кингсли тоже допил одним глотком, поднялся, снял с шеи платок и протянул его мне.

– Чем это вы заслужили немилость полиции? – спросил он.

– Тем, что попытался реализовать сведения, которые мне любезно сообщила мисс Фромсет. Я разыскивал человека по фамилии Талли, который расследовал дело о смерти Флоренс Элмор. Это и привело к небольшому конфликту. Полиция наблюдала за его домом. Талли был частным детективом, работавшим по заданию Грей-сонов.

Глядя на высокую черноволосую девушку, я добавил:

– Вы, вероятно, в состоянии объяснить ему всю ситуацию. В данную минуту не это самое важное. У меня нет на это времени. Вы подождете меня здесь?

– Нет, – покачал головой Кингсли. – Мы поедем ко мне домой и там будем ожидать вашего звонка. Мисс Фромсет встала и зевнула.

– Нет, я очень устала, Деррис. Я поеду и лягу спать.

– Вы поедете со мной, – сказал он резко. – Вы должны помочь мне, иначе я окончательно сойду с ума.

– Где вы живете, мисс Фромсет? – спросил я.

– На площади Сансет, Бристон Тауэр. Квартира 716. А что? – Она смотрела на меня задумчиво.

– Может случиться, что мне потребуется это знать.

Выражение лица Кингсли было мрачным, а глаза его по-прежнему сохраняли взгляд больного зверя. Я повязал на шею его платок и зашел на кухню, чтобы погасить свет. Когда я вернулся, они оба стояли у двери. Кингсли обнял ее за плечи. У нее действительно был очень усталый вид.

– Ну что же, будем надеяться, – начал он, но не закончил, сделал быстрый шаг ко мне и протянул руку:

– Вы отличный парень, Марлоу. Спасибо.

Я посмотрел на него с недоумением. Они вышли.

Подождав, пока не поднялся лифт и они не вошли в него, я спустился по лестнице в гараж, чтобы снова разбудить мой бедный «крайслер».

«Павлиний погребок» находился в узком доме, рядом с магазином сувениров, в витрине которого поблескивали в свете уличных фонарей маленькие хрустальные зверюшки. Передняя стена погребка была облицована глазурованным кирпичом, в центре был изображен пестрый павлин.

Я вошел в бар и уселся в маленькой нише. Свет был желтым, как янтарь, кожа кресел – красная, столики, стоявшие в нишах, имели крышки из полированного металла. За одним столом сидело четверо солдат, они пили пиво, и глаза их уже порядочно остекленели. Несмотря на пиво, они явно скучали.

Напротив них расположилась небольшая компания из двух дам и двух потрепанных кавалеров, вели они себя шумно, и это был единственный источник шума в погребке. Не было видно никого, кто бы походил на Кристель Кингсли, какой я ее себе представлял. Морщинистый официант положил передо мной салфетку с изображением павлина и поставил коктейль. Потягивая его маленькими глотками, я поглядывал на янтарно-желтый циферблат настенных часов. Пятнадцать минут второго минуло. Один из мужчин, сидевших с дамами, внезапно встал и вышел, второй кавалер спросил:

– Ты зачем его так обругала?

Пронзительный голос ответил:

– Обругала? Вот это мне нравится! Он неприлично себя ведет, парень!

Мужчина ответил скучающим тоном:

– Ну, это еще не причина, чтобы ругаться!

Один из солдат внезапно рассмеялся, потом своей загорелой рукой стер смех с лица и снова утопил взгляд в пивной кружке. Я потихоньку потирал колено. Оно было горячим и распухшим, но, по крайней мере, онемелость прошла.

Вошел продавец газет – маленький бледный мексиканский мальчик с большими черными глазами. Проходя вдоль ниш, он пытался сбыть пару вечерних газет до того как бармен выставит его за дверь. Я купил газету и посмотрел, нет ли в ней интересной уголовной хроники. Ничего такого не было.

Я сложил газету и вдруг увидел стройную темноволосую женщину в длинных черных брюках, желтой блузе и сером пальто, появившуюся неизвестно откуда и проходившую мимо моей ниши, не глядя в мою сторону. Я попытался сообразить, то ли мне знакомо это лицо, то ли мне просто приелся этот стандартный тип чрезмерно стройных, терпких красоток, которых я уже видел тысячами. Она вышла на улицу. Пару минут спустя опять появился мексиканец-газетчик, бросил осторожный взгляд на бармена и направился прямо к моей нише.

– Вас, мистер, – прошептал он, и его большие черные глаза многозначительно заблестели. Он приглашающе махнул рукой и протопал к выходу. Я допил коктейль и пошел за ним. Женщина стояла перед витриной и разглядывала сувениры. Когда я появился, она скосила глаза в мою сторону. Я подошел к ней.