Может быть, вы сами его застрелили!

– Зачем мне было его убивать? – он почти кричал. – Я же цивилизованный человек!

Этот аргумент не стоило опровергать, поэтому я сказал:

– У вашей жены есть револьвер?

Он повернул ко мне свое искаженное, несчастное лицо и сказал глухо:

– Боже ты мой! Послушайте, Марлоу... вы же не можете всерьез этого думать!

– Есть у нее револьвер или нет?

Слова выдавливались у него маленькими жалкими кусками:

– Да. Есть. Маленький дамский револьвер.

– Вы его купили здесь, в городе?

– Я... я его не покупал. Однажды на вечеринке во Фриско я отнял его у одного пьяного, пару лет назад. Он размахивал револьвером и думал, что это очень остроумно. Я так и не вернул его. – Он с такой силой сжимал колени, что побелели костяшки пальцев. – Тот парень, вероятно, и не вспомнил, куда его дел, был пьян до бесчувствия.

– Уж слишком много совпадений, – сказал я. – Вы бы могли узнать этот револьвер?

Он задумался, выдвинув вперед подбородок и полузакрыв глаза. Я снова оглянулся. Один из пожилых господ проснулся от собственного храпа. Он откашлялся, почесал нос тонкой высохшей рукой и вытащил из жилетного кармана золотые часы. Мрачно посмотрев на циферблат, он спрятал часы и тотчас же снова заснул.

Я достал револьвер и положил его в руку Кингсли. Он испуганно посмотрел на оружие.

– Я не знаю, – сказал он. – Может быть. Он похож на тот. Но я не уверен.

– Там сбоку номер.

– Ни один человек не помнит номер своего револьвера!

– Будем надеяться, что она тоже не помнит. Иначе это меня искренне огорчило бы.

Он положил револьвер на кресло рядом с собой.

– Грязный пес! – сказал он тихо. – Должно быть, он глубоко ее обидел!

– Не совсем улавливаю вашу мысль, – сказал я. – Этот мотив убийства только что казался вам немыслимым, потому что вы – цивилизованный человек. А для вашей жены, значит, он годится?

– Это не одно и то же, – возразил он с раздражением. – Женщины гораздо импульсивнее мужчин!

– Да. А кошки импульсивнее собак.

– Что?

– Некоторые женщины импульсивнее, чем некоторые мужчины. И только. Нам нужен мотив получше, если вы собираетесь доказать, что ваша жена совершила убийство в состоянии аффекта.

Он повернул ко мне голову. Его холодный взгляд должен был означать, что мои остроты неуместны. Возле уголков рта образовались белые пятна.

– Должен признаться, мне не до шуток, – сказал он. – Нельзя, чтобы полиция нашла этот револьвер. Кри-стель его зарегистрировала в полиции. Так что я номера не знаю, но полиция-то знает! Нельзя, чтобы револьвер попал к ним в руки!

– Но миссис Фальбрук известно, что револьвер находится у меня.

Он упрямо покачал головой.

– Придется рискнуть. Да, я, конечно, понимаю, что вы рискуете многим. Я собираюсь вам за этот риск заплатить. Если бы обстоятельства допускали возможность его самоубийства, то я бы сам попросил вас отнести револьвер обратно. Но при данных обстоятельствах это невозможно.

– Да уж, какое там самоубийство! Вы можете представить самоубийцу, способного трижды в самого себя промазать? Но все же покрывать преступника я не стану, даже если вы пообещаете мне премию. Револьвер вернется на свое место.

– Я думал... о значительной сумме, – сказал он спокойно. – Допустим, о пятистах долларов.

– И что вы хотите за свои пятьсот долларов купить?

Он наклонился ко мне. Глаза его были серьезными и мрачными, но уже не такими жесткими.

– В доме Лэвери есть что-нибудь, кроме револьвера, что свидетельствует против нее?

– Костюм с черно-белым узором и шляпа, точно такие, какие описывал посыльный из гостиницы в Сан-Бернардино. А может быть, еще дюжина разных вещей, которых я не знаю. И почти наверняка отпечатки пальцев. Вы говорили, что у нее не снимали отпечатки пальцев, но это обязательно произойдет в ходе следствия. А у вас дома, скажем, в спальне, найдется немало ее же отпечатков пальцев – для сравнения. И в вашем доме на озере Маленького фавна. И в машине.

– Ну, машину можно было бы забрать из гостиницы... – начал он, но я перебил.

– В этом нет никакого смысла. Есть масса других мест. Какими духами она пользуется?

На мгновение он выглядел озадаченным.

– О, «Гиллерлейн-Регаль».

– Какой примерно у них запах?

– Это своего рода шипр, сандаловый шипр.

– Так там вся спальня насквозь им пропахла. Правда, мне этот запах показался почему-то дешевым. Но я, возможно, в этом ничего не понимаю.

– Дешевым? – переспросил он, оскорбленный в своих лучших чувствах. – Боже мой, дешевым! Да мы получаем тридцать долларов за унцию!

– Ну, та штука, которую я нюхал, стоит, наверно, три доллара за два литра!

Он снова обхватил колено руками.

– Кстати, поскольку мы говорим о деньгах. Пятьсот долларов чеком. Тут же, на месте.

Я дал этой фразе упасть на пол, как грязному перышку. Один из стариков позади с трудом поднялся на ноги и заковылял из библиотеки.

– Я вас нанял, – сказал Кингсли серьезным тоном, – чтобы вы уберегли меня от скандала, и, конечно, чтобы вы оказали помощь моей жене, если она в этом нуждается. Возможность избежать скандала лопнула, но вы в этом не виноваты.

Теперь на карту поставлена судьба моей жены. Я не верю, что она застрелила Лэвери. У меня нет никаких доводов, никаких! Я просто это чувствую! Может быть, она и провела у него последнюю ночь, и даже оружие может принадлежать ей. Но это еще не доказывает, что она его убила. Безусловно, она обращалась со своим револьвером так же небрежно, как и с остальными вещами. Револьвер мог попасть в руки бог знает кому.

– Полиция Бэй-Сити не будет особенно напрягаться, чтобы прийти к такому убеждению. Судя по одному полицейскому, с которым мне там пришлось познакомиться, они схватят первого, кого сумеют, и сразу начнут размахивать своими резиновыми дубинками. И, насколько я понимаю, прежде всего они постараются схватить вашу жену.

Он сжал пальцы в замок. В его горе было что-то театральное, впрочем, так часто бывает при настоящем несчастье.

– До известного пункта я с вами согласен, – сказал я. – На первый взгляд вся сцена выглядит уж слишком убедительно. Она оставляет там одежду, в которой ее видели в отеле и которую легко опознать. Она бросает револьвер на лестнице. Прямо-таки трудно поверить, чтобы женщина могла быть так глупа.

– Слабое утешение, – угрюмо сказал Кингсли.

– Но все это ничего не означает. Потому что мы исходим из того, что человек, совершающий преступление под влиянием страсти или ненависти, просто делает это и удаляется. Все, что я до сих пор слышал о вашей жене, говорит о том, что она – особа безрассудная и легкомысленная. Обстоятельства убийства указывают на отсутствие заранее продуманного плана. Напротив, налицо все признаки абсолютной спонтанности. Но если бы даже не было ни одного следа, указывающего на вашу жену, то полиция все равно узнала бы о ее связи с Лэвери. В таких случаях прежде всего выясняют материальные условия убитого, обстоятельства его жизни, круг его друзей и подруг. При этом должно всплыть ее имя, а если оно всплывет, то они неминуемо свяжут это с ее исчезновением месяц назад. Я прямо-таки вижу, как они потирают руки от радости! И они непременно займутся поисками владельца револьвера, и если это ее револьвер, то...

Он схватил оружие, лежавшее рядом на кресле.

– Бросьте, – сказал я. – Это оружие они получат. Ваш друг Марлоу, конечно, человек деловой, и, кроме того, вы лично ему весьма симпатичны, но скрыть от полиции револьвер, из которого убит человек, – на такой риск никто не пойдет. Единственное, на что я согласен, это попытаться доказать, что хотя ваша жена и выглядит виновной, на самом деле, она неповинна в убийстве.

Он вздохнул и протянул мне револьвер. Я спрятал его в карман. Потом снова вытащил его и попросил:

– Одолжите мне ваш носовой платок. Я не хочу делать это своим. Ведь меня могут обыскать.

Он дал мне свежий белый платок, и я тщательно вытер им револьвер.