– В этом случае для него проблема заключалась в том, как избавиться от машины. Куда бы он ее ни отогнал, назад ему надо было возвращаться пешком, да так, чтобы его никто не видел. Если бы он ее просто бросил на дороге, ну, скажем, внизу в Сан-Бернардино, то ее бы быстро нашли и опознали. Этого он допустить не мог. Самое хитрое было бы сбыть ее скупщикам, из тех, которые разбирают машины на запчасти. Но где ему было искать такого скупщика?

Значит, остается шанс, что он спрятал автомобиль в лесу, причем недалеко отсюда – ведь возвращаться ему надо было пешком.

– Для человека, утверждающего, что он не заинтересован, вы весьма основательно все раскладываете по полочкам, – заметил Паттон сухо. – Так, машина спрятана в лесу. И дальше?

– Тогда он должен считаться с тем, что ее найдут. В здешних краях охотники и лесорубы время от времени обходят лес. И если машина будет найдена, то для Билла лучше, чтобы вещи его жены оказались в «форде». Это дало бы ему пути к отступлению – не блестящие, но все-таки возможные.

Скажем, на нее кто-то напал, убил и изобразил дело так, чтобы виновным оказался Билл. Во-вторых, можно было бы по-другому объяснить случившееся:

Мюриэль действительно совершила самоубийство, но обставила все таким образом, чтобы обвинение в убийстве пало на Билла. Так сказать, самоубийство с актом мести.

Паттон обдумывал мои слова спокойно и тщательно. Он снова подошел к двери и сплюнул, уселся и пригладил волосы. Он смотрел на меня с весьма скептической миной.

– Первое, возможно, именно так, как вы говорите, – согласился он. – Только я не знаю никого, кто мог бы такое совершить. Но при этом история с запиской все равно повисает в воздухе.

Я покачал головой.

– Вы же сами высказали подозрение, что Билл сохранил записку от прошлой ссоры. Скажем, она ушла – так, по крайней мере, он думал – и не оставила записки. Прошел месяц, он не слышит о ней ни слова, чувствует себя подавленным и неуверенным и достает старую записку, чтобы защититься на случай, если с ней что-то стряслось. Он ничего об этом не говорил, но мог иметь такое намерение.

Паттон покачал головой. Эта версия его явно не устраивала. Честно говоря, она и мне не очень нравилась.

– А что касается вашей второй гипотезы, то она просто абсурдна.

Покончить жизнь самоубийством и при этом подстроить так, чтобы другой был обвинен в убийстве – нет, это не вяжется с моим примитивным представлением о человеческой природе.

– Тогда ваши представления о человеческой природе действительно примитивны, – сказал я. – Потому что такие вещи уже случались. И всякий раз так поступала женщина.

– Ерунда, – сказал он, – мне пятьдесят семь лет, и я повидал всяких людей, в том числе всяких сумасшедших, но за эту теорию я и цента не дам.

Мне кажется более вероятным, что она написала записку и действительно собралась уехать, но он успел ее перехватить, пришел в ярость и убил. А потом ему пришлось проделать все эти трюки, о которых мы говорили.

– Я никогда ее не видел, – сказал я. – Так что я понятия не имею, как она могла действовать. Билл говорил, что встретил ее с год назад в одном баре в Риверсайде. Она могла до встречи с ним иметь весьма запутанное прошлое. Билл мне сказал, что она была очень темпераментна. Что она в сущности была за человек?

– Очень живая блондинка, привлекательная, если она приводила себя в порядок. Выйдя замуж за Билла, она, так сказать, опустилась ниже своего уровня. Ловкая женщина, ее лицо умело скрывать тайны. Кстати, Билл говорит, что она легко впадала в гнев. Мне этого наблюдать не пришлось. Наоборот, я не раз был свидетелем его собственных очень неприятных вспышек.

– Вы думаете, она выглядела похожей на фотографию девушки по имени Милдред Хэвиленд?

Он перестал жевать, и губы его сжались. Лишь некоторое время спустя его челюсти снова пришли в движение.

– Черт меня побери, – сказал он, – мне надо будет сегодня чертовски осторожно ложиться спать. Сначала посмотреть, нет ли вас под моей кроватью. Откуда у вас эта информация?

– Мне ее дала хорошенькая девушка – она назвалась Вирджи Кеппель. Брала у меня интервью – ведь она по совместительству журналистка. И сообщила мне, что фотографию показывал здесь полицейский из Лос-Анджелеса по имени Де Сото.

Паттон хлопнул себя по колену, плечи его обвисли.

– Да, я совершил ошибку, – сказал он рассудительно. – Одну их моих обычных ошибок. Этот невежа показывал фотографию всему городу, прежде чем прийти ко мне. Вот я и рассердился. Фото было похоже на Мюриэль, но не настолько, чтобы быть уверенным. Де Сото сказал, что он полицейский. Я ответил, что работаю в этой же лавочке, только сохранил свою сельскую невинность. Он объяснил, что получил задание установить, где находится эта дама, – больше ему ничего не известно. Может быть, с его стороны было ошибкой разговаривать со мной так пренебрежительно. А я, со своей стороны, был не прав, когда сказал ему, что не знаю никого, похожего на его маленькую карточку.

Великан неуверенно улыбался, глядя в потолок, потом опустил глаза и твердо посмотрел на меня.

– Я надеюсь, вы оцените мое доверие, мистер Марлоу? А ваши выводы абсолютно точны. Вам не приходилось бывать на озере Бобра?

– Никогда о нем не слышал.

– Приблизительно в миле отсюда, – он показал большим пальцем через плечо, – есть узкая дорога, которая сворачивает на запад. Там сквозь деревья еле-еле протиснешься. Она поднимается примерно на пятьсот футов за милю и выходит к озеру Бобра. Чудное по красоте место. Иногда туда отправляются люди на пикник, впрочем, не очень часто. Слишком дорого это обходится для покрышек. Там вблизи два-три маленьких озерка, заросших тростником. А в теневых местах еще до сих пор лежит снег. Есть там несколько простых хижин, которые год от года все больше заваливаются, и еще большой заброшенный барак, построенный десять лет назад университетом Монклер для летнего студенческого лагеря. Он стоит в стороне от дороги, в густом кустарнике.

Сзади к нему пристроена прачечная со старым ржавым котлом. И еще там есть дровяной сарай с дверью, которая открывается вбок, на роликах. Сперва он предназначался для гаража, но потом его использовали для хранения дров.

Обычно его запирают. Наколотые дрова – единственное, что у нас воруют. Но одно дело – взять дрова из открытого штабеля, а другое – ломать из-за этого замок. Я думаю, вы уже догадались, что я нашел в этом сарае.

– Я полагал, что вы отправились вниз, в Сан-Бернардино?

– А я передумал. Решил, что будет не правильно везти Билла вниз в одной машине с телом его жены. Поэтому я отправил труп в санитарной машине, а Билл поехал с Энди. Тогда я и подумал, что неплохо было бы сначала немного осмотреться, прежде чем передавать дело следственному судье.

– Значит, в сарае была машина Мюриэль?

– Да. И в машине лежали два незапертых чемодана. Битком набитые платьями, причем набитые в спешке. Сплошь женские платья. И что главное, мой мальчик: это место не мог знать никто чужой!

Я согласился с ним. Шериф засунул руку в карман своей видавшей виды кожаной куртки и достал маленький пакетик, завернутый в папиросную бумагу.

Развернув его на ладони, он протянул мне руку.

– Взгляните-ка!

Я наклонился и посмотрел. На папиросной бумаге лежала тонкая золотая цепочка с крошечным замком. Цепочка была разорвана, причем замок оставался запертым. ВсЈ – и цепочка и бумага – было покрыто слоем тонкого белого порошка.

– Угадайте, где я это нашел, – сказал Паттон.

Я взял цепочку в руки и попытался сложить ее в месте разрыва. Концы не подходили друг к другу. Ничего не сказав по этому поводу, я лизнул палец и попробовал порошок на вкус.

– В пакете с сахарной пудрой, – сказал я. – Такие браслеты некоторые женщины носят на щиколотке и никогда не снимают, как обручальное кольцо. Кто бы его ни снял, замком он не воспользовался.

– И что вы из этого заключаете?

– Не много, – ответил я. – Нет никакого смысла думать, что Билл снял эту цепочку с ноги Мюриэль и в то же время оставил ожерелье на шее. С другой стороны, зачем было Мюриэль самой прятать эту цепочку? Обыск, притом настолько тщательный, чтобы найти эту вещь, никто не стал бы делать, пока не появился труп. Если бы цепочку снял Билл, он просто бросил бы ее в озеро.