— Ты сама говорила, что человеку нужно давать шанс.

— Да, конечно. И ты правильно поступаешь. Но Глэдис никогда мне не нравилась, а теперь… Вряд ли я смогу забыть, что она тебя предала.

— Она ни в чем не виновата. Ее обманули.

— Согласна. Не нужно убеждать меня, Малкольм. Я не буду воевать с твоей невестой. Но и стать с ней подругами мы вряд ли сможем.

— Надеюсь, все измениться. Мне будет больно, если две дорогих мне существа…

— Прости, но что же мне делать? Я могу пожалеть Глэдис, но не могу оправдать ее.

Они ушли, оставив Альбуса в недоумении. Речь, конечно, шла о Глэдис Фадж — Малкольм собирался жениться на ней. Но в чем она провинилась, да так, что ее не могла простить снисходительная ко всем Розалин? В последнее время за Глэдис не водилось проступков, разве что она часто ходила на дополнительные занятия к профессору Розье: ей не слишком давалось зельеварение, а предстояли итоговые экзамены — ЖАБА.

Итоговые контрольные, как назло, проходили в солнечную и свежую неделю, когда полдня казалось, будто на улице раннее утро. Ученики томились, с тоской глядя на окна, и только самые прилежные могли заставить себя не думать о том, как хорошо сейчас на улице.

На письменном экзамене по заклинаниям солнце заливало класс так, что стены казались золотыми. Альбус, быстро управившись, немного отдохнул, помассировав глаза и виски, и стал оглядывать остальных. Вон Клеменси подмигивает ему: она тоже справилась, а Айла и Лэм еще трудятся, должно быть, впихивая в ответ все, что вычитали в дополнительной литературе. Оливер Хоуп пыхтит от натуги, а Дональд, кажется, раздумывает, подсказывать или нет. Джейн сидит прямо, лишь слегка наклонив шейку, а Нэнси, которую Сполдинг нарочно отсадил на другой конец класса, нервно кусает губы: лист перед ней почти чист. «Странно, что Хоупа от Поттера не отсадили… Если послать записку — не перехватят ли? Или рискнуть?» И вдруг его словно ослепило.

Поморгав, он понял: то сверкнули на солнце длинные волосы сидевшей впереди Виктории. Снопом золотых нитей рассыпались они по плечам и горели жарко, словно раскаленные в печи, и вместе с тем так мягко струились, спадая с плеча… «Если дотронусь — обожгусь или нет?» Альбус без раздумий протянул руку и коснулся гладких прядей. Викки слабо вздрогнула, но не отодвинулась. Он осторожно пропустил волосы между пальцев. Они в самом деле касались кожи, как шелк. Затаив дыхание, он полностью погрузил ладони в золотые пряди, немного сжал, подержал на весу, улыбаясь от ощущения, становившегося все более приятным. А потом ему захотелось потрогать точеное плечико, показавшееся, когда он отодвинул массу локонов: настоящее ли? Но, едва он положил ладонь ей на плечо, Викки чувствительно шлепнула его по руке, а Сполдинг, видимо, давно стоявший рядом и наблюдавший, поднял за ухо из-за парты.

— Вы отменный сластолюбец, молодой человек. Не ожидал такой развращенности в столь юном возрасте. Наклонитесь над партой.

Сполдинг трижды огрел его тростью пониже спины и велел стоять до конца урока, потом обратился к Виктории:

— А вам стыдно, мисс, так небрежно относиться к великой и страшной силе, которая вам дана. Вы же не будете в сейф в Гринготтсе водить каждого встречного и поперечного.

— Вы имеете в виду красоту Виктории, сэр? — подняла руку Айла, в голосе девочки звучало подавленное возмущение. — Я бы не стала сравнивать женскую красоту с деньгами.

— И то верно, — хмыкнул Дональд. — Красоту покупают на деньги.

— Встать, бесстыдник! — прикрикнул профессор и вновь обернулся к Айле. — Я не с деньгами сравнил, мисс, а с сокровищем. И дело не только в красоте. Каждая женщина обладает великим сокровищем, непреодолимой волшебной силой. В каком-то смысле любая маггловка сильнее самого могущественного волшебника, потому что она женщина и может вдохновить мужчину на подвиг. Только эту силу, — он покосился на Лэмми. — Не следует тратить на недостойных.

— Женщина, думаю, сама поймет, на кого ей следует тратить силу, — тихо проронила Айла. Викки, до сих пор сидевшая, опустив глаза, вскинула подбородок и отбросила волосы:

— А если я хочу не вдохновлять на подвиг, а совершить его сама?

— Мисс, зачем это вам? — Сполдинг засмеялся. — Пожалейте свои нежные ручки. Тысячи мужчин будут готовы луну вам достать с неба.

— А если луна в моих глазах ценна, только если я сама ее достала?

— В таком случае вы унизите мужчину, который будет рядом с вами.

Айла снова посмотрела на учителя.

— Он может достать свою луну, а я свою.

— Если с вами будет достойный человек, — последнее учитель выделил голосом, — вам не понадобиться ничего делать самой, у вас ни в чем не будет недостатка. А если вас к этому тянет, значит, вам чего-то не хватает, и рядом с вами недостойный человек.

— Сэр, простите, — встрял Альбус. — Но сила красоты и очарования не может сравниться, наверное, с Империо. Ведь влюбленный все-таки не теряет власти над собой.

— Глупый мальчишка, — вздохнул учитель. — Лучше бы вы не раскрывали рта, чем так позориться. Замолчите, иначе снова попробуете трости.

Альбус только улыбнулся про себя, снова удивившись, как люди злятся, если говорить им самое очевидное.

Седьмой курс готовился к выпускному балу. Глэдис Фадж, обсуждая с подружками наряды к прощальному балу, посмеивалась над Анджелой, раздумывавшей, что бы ей сделать с чудовищным нарядом, присланным матерью. Пожалуй, Розалин в своей неприязни к высокомерной Глэдис была не так уж неправа, однако Альбус по-прежнему не понимал, почему было сказано именно про предательство. Между тем Розалин вместе с Анджелой, сидя в гостиной, отрезали от платья лишние рюши и нелепые банты, пытались сделать повыше линию декольте и перекроить рукава, фасон которых уже третий сезон, как вышел из моды.

Оскар тоже был недоволен нарядом невесты, однако куда больше его интересовало, как хотя бы на ЖАБА обойти Гольдштейна. Это ему не удалось, и оставшиеся до выпускного дни он ходил злой и нелюдимый. Малкольм и Патрик в последний раз тренировали квиддичную команду.

Сириус Блэк по-своему прощался с Хогвартсом, каждый день обливая водой первокурсника из хаффлпафцев или гриффиндорцев и под конец разбив о голову бутылку огневиски и искупавшись в фонтане в школьном дворе.

…Вечер, когда проводили выпускной, был светел и душен. Альбус с друзьями почти до заката шатался у озера; они даже покатались на лодках, потом девочки уселись на покатый ствол ивы, а мальчишки дружно стали его раскачивать. Гораций, разумеется, остался в стороне, поберег нежные ладони, чем вызвал у Виктории фейерверк острот. Зато Элфиас, старательно раскачивая ствол, поглядывал на Слагхорна с явным превосходством. Викки в летнем кисейном платье, в башмачках с лентами, с распущенными волосами казались в летних сумерках то ли призраком принцессы, то ли русалкой из сказки, расстроившей когда-то Ариану, и Альбус снова мечтал пощупать ее точеные плечики, чтобы убедиться, настоящие ли они.

Наконец девочки устали, да и у Горация вид стал утомленный, так что, разведя друзей по гостиным, Альбус отправился к себе. Ужин по случаю выпускного отменили, еду прислали прямо в комнаты факультетов, и мальчик, раскрыв книгу, с удовольствием придвинул к себе блюдо с сэндвичами, кувшин с морсом, ел, читал, да так и не заметил сам, как уснул.

Его разбудил топот и глухие рыдания. В опустевшей гостиной кроме него были только Малкольм и Анджела. Девушка, упав на диван, безутешно плакала, а парень стоял над ней в растерянности. На костяшках его пальцев Альбус заметил кровь, но еще больше поразился, когда разглядел, что у Анджелы порвана и выпачкана кровью юбка.

— Что случилось? — тихо спросил он, подойдя. — Ее кто-то… избил?

Малкольм, вздрогнув, странно покосился на него. Присев на корточки, Альбус погладил Анджелу по голове:

— Что с тобой? Кто тебя обидел? Блэк?

Она вдруг стихла, почти не дыша. Малкольм положил ему руку на плечо:

— Ты что-то знаешь?

— Нет, — мальчик поправил очки. — Но Блэк буянил всю неделю, вот я и подумал…