— Ты читала «Незнакомку из Уайлдфелл-Холла»? — удивилась Айла. — Но ведь этот роман не переиздавался.

Викки прищурилась.

— Ничего, отцу есть, где доставать редкие книги.

— А правда, что роман неприличный? — с любопытством спросила Клеменси. Викки фыркнула:

— Вздор. Воспевать пьянство прилично, а обличать — нет? Или он неприличный, потому что женщина осмелилась говорить честно?

…Виктория не на шутку рассердилась на Альбуса за его поведение на балу. То есть, Клеменси объяснила, что это из-за бала, а то он недоумевал, почему она в день отъезда поздоровалась с ним сквозь зубы, больше не разговаривала и смотрела в сторону. Клеменси надеялась, что подруга перестанет дуться после каникул. Не тут-то было: в вечер возвращения она снова неохотно поприветствовала его и сразу куда-то отошла. Пришлось извиниться и пообещать, что в следующем году пригласит ее непременно.

В середине января в «Ежедневном Пророке» напечатали некролог: Асклепиус Гонт скончался. Альбус слишком мало знал его, чтобы по-настоящему грустить, однако почувствовал жалость пополам с любопытством: умер ли Гонт в действительности или, приняв иную форму, перебрался в особняк дяди, чтобы среди нежити ожидать того самого ученика? Жаль, второй раз в Буковый дом страшновато наведаться.

Чего в самом деле жаль, так это возможности пообщаться с по-настоящему свободомыслящим человеком. Косность учителей действовала на нервы.

На трансфигурации Колдфиш, не то слишком крепко отметив зимние праздники, не то не смея отступить от буквы учебника, предписывавшего давать ученикам относительную самостоятельность, рискнул объявить на одном из уроков «свободную тему». Кривился он при этом так, будто его насильно кормили лимонами.

Надлежало по очереди подойти к учительскому столу и провести трансфигурацию любой сложности, что до предметов, их можно было выбрать на свой вкус. Первым подскочил Дональд и сорвал аплодисменты, превратив чернильницу в квоффл, квоффл — в бладжер, который чуть не кинул летать по классу, а бладжер — в снитч, вслед за чем потянул золотой крылатый шарик Джейн, встав перед ней на одно колено. Альбус про себя усмехнулся его предсказуемости. Сам же решил подождать, пока не выступят все, и после Элфиаса, который вполне сносно превратил учебник в шляпу (недаром тренировались каждые выходные), неспешно подошел к учительскому столу. Подкинул в воздух перо, даже дунул, чтобы поднялось повыше. Взмах палочкой — и вниз полетел острый кинжал с резной рукояткой. Альбус подхватил его и метнул прямо в доску, вызвав всеобщий вздох и возмущенный крик Колдфиша, но кинжал снова не долетел до цели — он повис в воздухе, став огненным шаром. Миг спустя шар рассыпался золой. Снова взмах — и на пол плавно опустилось все то же перо.

Колдфиш хлопал жидкими белесыми ресницами, на лице его выступали кирпичные пятна.

— Наглость… Неслыханная наглость, мистер Дамблдор! Я сказал — одно превращение, одно, и не опасное, а что сделали вы? Десять баллов Гриффиндору за безупречную трансфигурацию, но за самонадеянность вы получаете отработку!

«Холодная рыба с картофелем», — ругнулся Альбус про себя. Его не пугала отработка, и все же стало крайне досадно. Еще хуже, когда он написал эссе об ускоренных способах трансфигурации (на досуге пришли мысли, вот и строчил всю ночь), но Колдфиш отказался даже просмотреть.

— Вам тринадцать лет, юноша. Тринадцать. Ничего умного вы придумать не можете. Сожгите ваш опус, он наверняка достоин розги, и радуйтесь, что я не послал вас к завхозу.

Безотчетно захотелось кинуть во что-нибудь Бомбардой. Некоторое время Альбус скрипел зубами, даже, выйдя, пнул стену несколько раз и действительно чуть не разорвал несчастный свиток пергамента, но тут ему показалось, что он нашел выход. Вечером он сбегал в совятню и отправил письмо с приложенным к нему эссе в «Вестник трансфигурации».

Февраль выдался пасмурным и промозглым. Часто сыпал снег, на прогулках под ногами чавкала слякоть, ботинки промокали. В гостиной Гриффиндора у камина выстраивались очереди из тех, кому надо было высушить ноги.

От сырости совсем разболелась мисс Спэрроу. С каждым уроком ей все труднее было говорить, так что она сначала перешла на шепот, а после и вовсе стала записывать на доске страницы, задания на которых следовало выполнить, а сама весь урок сидела за столом, оперев голову на руки и часто захлебываясь надсадным кашлем.

Когда к концу месяца на улице потеплело, ей как будто стало лучше. Она явилась на урок румяная, с блестящими глазами, и объявила, что сегодня они будут учиться решать логические загадки. Альбусу, отвыкшему от звуков ее голоса, сделалось почему-то жутко.

— Теперь откройте страницу двести пять, — неприятно-звонко велела учительница. — Упражнение…

Она вдруг запнулась, со свистом втянув воздух, и некоторое время молчала. Клеменси, сидевшая рядом с Альбусом, вскочила, налила воды (в классе были графин и стакан) и подала учительнице, но та, держась за горло, словно не видела ничего вокруг. Потом ее лицо исказилось от боли, и от страшного приступа кашля она упала на пол. На прикрывавшую рот ладонь брызнула кровь. Студенты с криком окружили ее.

— Мисс Спэрроу! — Альбус обхватил ее и попытался поднять. — Мисс Спэрроу, вам надо в Больничное крыло.

Она билась, вырываясь из его рук. Кровь лилась на пол. Сцепив зубы, Альбус крепко перехватил учительницу поперек пояса и поволок из кабинета.

Она долго кашляла, пока совсем не обессилела и не повисла на руках мальчика без сознания. Альбус охнул и тихо выругался: до Больничного крыла было еще долго, а мисс Спэрроу, маленькая и худенькая, все-таки была для него слишком тяжелой. Искать того, кто мог бы помочь? Но тогда придется оставить ее на холодных камнях. Альбус снова потащил учительницу по коридору, решив идти, пока хватит сил.

— Дамблдор! — окрикнули за спиной. — Что это выделаете с мисс Спэрроу?

Мальчик с облегчением вздохнул: его догонял профессор Кей.

— Ей стало плохо на уроке. Она закашлялась, и кровь текла. Ей надо в Больничное крыло.

— Давайте вместе.

Подхватив девушку на руки, Кей велел Альбусу придерживать ей голову, чтобы при новом приступе кашля она не захлебнулась кровью.

До конца урока мальчик сидел у Больничного крыла, чтобы никто из учителей не наткнулся на него, гуляющего по школе в учебное время. Один раз, правда, пришлось спрятаться: Финеас привел к Больничному крылу завхоза. После звонка, когда Альбус собирался уйти, его окликнул вышедший из Больничного крыла профессор Кей.

— Я добавил десять баллов Гриффиндору. Вы проявили похвальное хладнокровие и терпение. Надеюсь, произошедшее вас не слишком шокировало.

— Нет, сэр, — вспоминая лужи крови на полу и мисс Спэрроу, теряющую сознание у него на руках, Альбус ощущал отчасти жалость, отчасти брезгливость и раздражение, но никак не страх.

Тем временем к Больничному крылу прибежали Клеменси и Айла: сегодня была их очередь дежурить, а если поступила такая тяжелая больная, миссис Шанпайк точно потребуется помощь.

— Как она? — взволнованно спросила Клеменси, поравнявшись с Альбусом; Айла остановилась немного в стороне. Профессор Кей пристально посмотрел на нее:

— Я могу надеяться, что вы, не в пример большинству женщин, не сплетница?

— Я могу надеяться, что вы когда-нибудь сможете быть к женщинам непредвзятым, сэр? — спросила Айла удивительно низким голосом и встала рядом с подругой. — Мы не будем сплетничать. Впрочем, можете не говорить: мы идем в Больничное крыло и сейчас сами все узнаем.

— Зачем же было спрашивать? — профессор Кей грустно улыбнулся. Клеменси покраснела и дернула Айлу за рукав.

— Естественный порыв, — мягко ответила та.

— В самом деле, Клеменси спросила меня, сэр, а не вас, — вмешался Альбус, но прежде, чем Кей успел что-то ответить, позади бархатно сказали:

— Минус пять балов с Гриффиндора и с Рейвенкло за пререкания с преподавателем. Мисс Хитченс, отойдите в сторону: вы мешаете мне пройти.