Элеонора сидела рядом с Томасом и смотрела на дальний холм. Там теперь было солдат не меньше, чем у англичан, а основные силы французского войска только начали прибывать. Холм заполнили конные латники, строясь в конрои. Конрой был основной боевой единицей рыцарей или латников и включал от двенадцати до двадцати человек, но в дружинах больших военачальников численность людей в конрое была гораздо больше. На дальнем холме собралось столько всадников, что некоторым пришлось спуститься по склону, и он в один миг стал разноцветным: на латниках были плащи, расшитые гербами их господ, на конях — цветистые попоны, а французские флаги добавляли синих, красных, желтых и зеленых цветов. И все же, несмотря на все эти цвета, преобладал унылый серый цвет стали. Перед всадниками виднелись красно-зеленые камзолы генуэзских арбалетчиков. Пока их была всего горстка, но к ним присоединялись все новые и новые.

В центре английского войска раздались радостные возгласы, и Томас, шагнув вперед, увидел, что лучники встают на ноги. Первой его мыслью было, что французы пошли в атаку, но всадники не скакали, и стрелы не летели.

— Встать! — вдруг скомандовал Уилл Скит. — На ноги!

— Что такое? — спросил Джейк.

И тут Томас увидел всадников. Не французов, а дюжину англичан, ехавших перед фронтом выстроившегося в ожидании войска; они следили, чтобы не приближаться к вырытым стрелками ямам. Трое из всадников держали знамена, и одно из них было огромным штандартом с лилиями и леопардами в золотом обрамлении.

— Это король, — сказал кто-то, и стрелки Скита грянули приветствия.

Король остановился и заговорил с солдатами в центре линии, потом направился на правый фланг. Его эскорт ехал на крупных жеребцах, а сам король восседал на серой кобыле. На нем был яркий плащ, шлем с короной он повесил на луку седла и ехал с непокрытой головой. Красно-синий с золотом королевский штандарт двигался впереди остальных флагов, за ним везли личный королевский герб с восходящим солнцем, а третьим, вызвавшим самые громкие приветствия, был необычайно длинный вымпел с изображением эссексского огнедышащего дракона. Это был флаг Англии, флаг воинов, сражавшихся против Вильгельма Завоевателя. Теперь его нес потомок Вильгельма, демонстрируя, что это флаг Англии, флаг воинов-англичан, приветствовавших своего короля.

Эдуард остановил лошадь рядом со стрелками Уилла Скита и поднял белый посох, призывая к тишине. Стрелки сняли шлемы, а некоторые опустились на одно колено. Король выглядел еще молодо, его волосы и борода золотились, как восходящее солнце на его штандарте.

— Я благодарен, — начал было Эдуард, но таким хриплым голосом, что пришлось начать заново. — Я благодарен вам за то, что вы здесь.

Это вызвало новые крики ликования, и Томас, кричавший вместе со всеми, даже не задумался, что у них, в сущности, не было никакого выбора.

Король снова поднял белый посох, призывая к тишине.

— Французы, как видите, решили присоединиться к нам! Возможно, им одиноко.

Шутка была так себе, но она вызвала оглушительный хохот, перешедший в насмешки над врагом. Король улыбнулся, ожидая, когда шум утихнет.

— Мы пришли сюда, — снова возгласил он, — только для того, чтобы защитить свои права, свои земли и привилегии, принадлежащие нам по людским и божеским законам. Мой французский кузен бросил нам вызов, и тем самым он бросил вызов Богу.

Солдаты смолкли и внимательно слушали. Жеребцы под королевским эскортом рыли копытами землю, но никто из всадников не шевелился.

— Бог не потерпит дерзости Филиппа Французского, — продолжал король. — Он покарает Францию, и вы, — он выбросил вперед руку, указывая на лучников, — вы будете Его орудием. С вами Бог, и я обещаю, я клянусь вам перед Богом собственной жизнью, что не покину этого поля, пока его не покинет последний солдат моего войска. Мы будем вместе стоять на этом холме, будем вместе сражаться и вместе победим во имя Бога, святого Георгия и Англии!

Снова раздались радостные возгласы, король улыбнулся и кивнул, а потом обернулся к вышедшему вперед графу Нортгемптонскому. Эдуард наклонился к нему в седле, внимательно выслушал графа, после чего выпрямился и улыбнулся.

— Есть ли здесь мастер Скит?

Скит мгновенно покраснел, но не выдал своего присутствия. Граф ухмыльнулся, а король все ждал; потом несколько стрелков указали на своего командира:

— Вот он!

— Подойди сюда! — сурово велел король.

Скит в явном замешательстве пробрался между лучниками, приблизился к королевской лошади и опустился на колено. Король вынул меч с рубиновой рукоятью и прикоснулся клинком к его плечу.

— Нам сказали, что ты один из лучших наших солдат, и отныне ты будешь именоваться сэр Уильям Скит.

Стрелки радостно заорали. Уилл Скит, отныне сэр Уильям, остался стоять на колене, а король поехал дальше и произнес ту же речь перед солдатами в конце строя и перед теми, кто обслуживал пушки в кольце крестьянских телег. Граф Нортгемптонский, явно приложивший руку к обращению Скита в рыцари, поднял йоркширца и повел обратно к ликующим солдатам. Когда стрелки стали хлопать Скита по спине, он все еще был красный до ушей.

— Полная чушь! — сказал он Томасу.

— Ты это заслужил, Уилл, — ответил тот и с усмешкой поправился: — Сэр Уильям.

— Просто придется платить больше налогов, и все, — сказал Скит, но было видно, что он доволен.

На лоб ему упала капля дождя, и он, нахмурившись, крикнул:

— Тетивы!

Большинство стрелков еще раньше спрятали свои тетивы, но теперь всем лучникам пришлось снять их, так как дождь припустил не на шутку. Графский латник закричал, чтобы женщины ушли за гребень холма.

— Слышите? — крикнул Скит. — Женщин — в обоз! Некоторые женщины плакали, но Элеонора лишь на мгновение сжала Томасу руку.

— Выживи, — просто сказала она и пошла под дождем мимо принца Уэльского, который с шестью всадниками проследовал на свое место среди латников, построившихся позади стрелков Уилла Скита.

Принц решил сражаться верхом, чтобы видеть битву через головы пеших солдат, и в знак его прибытия под ливнем развернули его знамя, самое большое среди всех прочих на правом фланге.

Томас перестал видеть, что делается на дальнем холме, так как все было застлано широким занавесом проливного серого дождя. Оставалось сидеть и ждать. Кожаный панцирь под кольчугой стал холодным и влажным. Томас съежился, глядя на серую пелену и зная, что, пока дождь не пройдет, лук как следует не натянешь.

— Им бы надо прямо сейчас скомандовать атаку, — сказал сидевший рядом отец Хобб.

— В этой грязи им не найти дорогу, святой отец, — ответил Томас и, увидев у священника лук и мешок со стрелами, но больше никакого оружия и доспехов, добавил: — Вам бы не помешала кольчуга или хотя бы стеганый панцирь.

— Мои доспехи — моя вера, сын мой.

— А где ваша тетива? — спросил Томас.

У священника не было ни шлема, ни шапки.

— Я обвязал ее вокруг... Ну, не важно. Хорошо во всех отношениях, разве что не помочишься. Зато там сухо. — Отец Хобб непристойно ухмыльнулся. — Я прошел по рядам, Том, и все высматривал твое копье. Здесь его нет, — сказал он.

— Ничего удивительного, черт возьми. Я и не думал, что оно тут.

Отец Хобб пропустил упоминание нечистого мимо ушей.

— Кроме того, я поболтал с отцом Прайком. Ты его знаешь?

— Нет, — односложно ответил Томас. С его шлема на перебитую переносицу бежал дождь. — На кой черт мне знать отца Прайка?

Отца Хобба не смутила грубость Томаса.

— Это исповедник короля и великий человек. Когда-нибудь, довольно скоро, он станет епископом. Я спросил его про Вексиев.

Священник помолчал, но Томас ничего не ответил, и он продолжил:

— Отец Прайк помнит это семейство. Говорит, у них были земли в Чешире, но в начале царствования нашего короля Вексии поддержали Мортимера и за это были изгнаны. Он сказал кое-что еще. Они всегда считались набожными, но их епископ заподозрил у них странные еретические идеи.