Англичане и гасконцы по-прежнему отходили, но теперь медленнее. Первая атака оставила за собой мертвых и стонущих раненых, но строй не был прорван.

Командиры сидели верхом чуть позади пеших латников и кричали им, чтобы те сомкнули ряды и держали строй.

А французы пытались прорвать строй, пробить и прорезать себе путь через щиты, чтобы раздробить англичан на мелкие группы, окружить и перебить.

Воины рубили топорами, выкрикивая непристойности, кололи пиками, взмахивали булавами, щиты разлетались, но строй устоял.

Он отодвинулся назад под напором, и всё больше французов прорывалось через проем, но англичане и гасконцы дрались с отчаянием загнанных в угол и с уверенностью воинов, которые провели вместе многие месяцы, воинов, понимающих и доверяющих друг другу и знающих, что с ними произойдет, если строй будет прорван.

- Добро пожаловать на дьявольскую резню, сир, - сказал сир Реджинальд Кобэм принцу Уэльскому. Оба сидели верхом позади строя и наблюдали, и теперь сир Реджинальд видел, что накал сражения ослабевает.

Он ожидал, что французы будут верхом, и встревожился, когда понял, что они намереваются драться пешими.

- Они выучили урок, - сухо объявил он принцу.

Он смотрел, как ряды столкнулись и как жестокая атака французов не смогла разделить строй англичан и гасконцев, но теперь трудно было отличить одну сторону от другой, они были слишком близко.

Задние ряды обеих армий рвались вперед, толкая передние на противника и предоставляя им слишком мало места для того, чтобы замахнуться оружием.

Враг по-прежнему пробивался через проемы в изгороди, расширяя атаку, но он не прорвал упрямый строй.

Люди в строю либо отражали атаки врага, либо небольшими группами нападали, крушили и резали, а потом отступали, чтобы перевести дыхание и оценить противника.

Они больше выкрикивали оскорбления, чем дрались, и сир Реджинальд понимал, почему. И атакующие, и защищавшиеся нуждались в том, чтобы прийти в себя после первого шока, но все больше французов прибывало через проем в изгороди, и битва теперь становилась более беспощадной, потому что атакующие действовали более обдуманно, а англичане, голодные и страдающие от жажды, быстрее уставали.

- Всё идет неплохо, сир Реджинальд! - ободряюще воскликнул принц.

- Так и должно быть, сир.

- Тот мальчишка - это принц? - принц Уэльский заметил в рядах французов золотую корону, венчающую отполированный шлем, и по самому большому знамени он понял, что в атаке должен участвовать дофин.

- Точно принц, - ответил сир Реджинальд, - или, может, его двойник?

- Настоящий он принц или нет, - заявил настоящий английский принц, - нужно оказать ему знаки внимания, - он ухмыльнулся, перекинул ногу через высокую луку седла и спрыгнул на землю, позвав оруженосца. - Щит, - сказал он, протягивая левую руку, и топор, полагаю.

- Сир! - воскликнул сир Реджинальд, а потом замолчал. Принц выполнял свой долг, а кости бросил сам дьявол, и советовать принцу соблюдать осторожность было бесполезно.

- Сир Реджинальд? - спросил принц.

- Ничего, сир, ничего.

Принц криво улыбнулся.

- Чему быть, того не миновать, сир Реджинальд, - он опустил забрало и стал протискиваться через английский строй, чтобы встретиться с французами. Рыцари, избранные для защиты наследника английского престола, последовали за ним.

Враги заметили его яркий жиппон, узнали дерзкий французский герб на широкой груди и издали гневный и яростный рев.

А потом атаковали снова.

Томас достиг вершины холма как раз в тот момент, когда сражение расширилось в стороны. Французы пробились через проем в изгороди и продвигались вдоль нее, в то время как другие рубили густой колючий кустарник, чтобы сделать новые проемы. Где-то справа от Томаса кто-то прокричал:

- Лучники! Лучники! Сюда!

Томас выскользнул из седла. Его люди прибывали небольшими группами и вставали на левый фланг англичан, который пока не принимал участия в сражении, но он побежал позади строя, туда, откуда донесся призыв.

Там он увидел, что вызвало этот крик. Два арбалетчика пробрались к центру изгороди вместе со своими павезами и стреляли в людей графа Уорика.

Он помедлил, чтобы надеть тетиву на лук, оперев один его конец о торчащий корень дерева, а другой согнув левой рукой, чтобы надеть петлю тетивы на рог с выемкой наверху.

Большинство не смогли бы даже согнуть лук, чтобы надеть на него тетиву, но он проделал это не задумываясь, а потом вытащил стрелу для лошадей из мешка, расчистил себе путь через задние ряды и натянул тетиву.

Оба арбалетчика были примерно в тридцати шагах, оба под прикрытием своих огромным щитов, и это означало, что они крутят ручки, чтобы взвести тетиву.

- Я с тобой, - послышался чей-то голос, и он увидел, что Роджер из Норфолка, которого все называли Рябым, присоединился к нему с луком наготове. - Твой слева, - сказал Томас.

Правый щит внезапно качнулся в сторону, и показался стоящий на коленях арбалетчик с оружием, нацеленным на английских латников.

Томас отпустил тетиву, и стрела попала французу в лицо. Тот упал навзничь, но пальцы привычно нажали на спусковой крючок, так что арбалет выстрелил, и болт прожег небо, а другого воина отбросила стрела Рябого, вонзившаяся в грудь.

Томас уже снова натягивал лук и выпустил стрелу в спину убегающему с павезой.

- Люблю лучников, - сказал один из латников.

- Можешь на мне жениться, - отозвался Рябой, и последовал взрыв смеха, а потом крик, потому что вдоль внутренней стороны изгороди надвигалась группа французов.

- Сдерживайте их, ребята, сдерживайте их! - прогремел голос. Граф Оксфорд теперь находился позади строя. По крупу его лошади струилась кровь, там торчал обрубок арбалетного болта.

Томас выбрался из плотно сомкнутых рядов и побежал обратно на левый фланг, где становились его латники.

- Ближе к изгороди! - скомандовал Томас.

Кин собирал брошенных лошадей и привязывал их к низко свисающим ветвям дуба. Лучники надевали тетиву на луки, хотя и не видели цели, потому что врага закрывали латники.

- Сэм! Присматривай за концом изгороди! - прокричал Томас. - Дай мне знать, если ублюдки попытаются ее обойти.

Он сомневался, что они это сделают, там склон становился крутым, что делало его тяжелым местом для атаки, но лучники могли удерживать этот фланг против любой атаки, кроме самой непреклонной.

Опасность таилась на внутренней стороне изгороди, где французы, почувствовав, что достигли конца вражеского строя, пытались пойти на прорыв. Они атаковали группами, выкрикивая боевой клич.

Барабаны все еще грохотали. Горны завывали с другой стороны изгороди, призывая французов сломить врага. Сломить и разделить, оттеснить к лесу, а там преследовать и добить.

Это было бы отмщением за весь ущерб, который нанесли Франции англичане, за сожженные дома и зарезанный скот, за захваченные замки и рыдающих вдов, за бесчисленное насилие и украденные богатства. И они вновь воспылали гневом.

Латники Томаса теперь сражались. Если их разобьют, то за ними уже никого не останется, но Карил стоял, как скала, вызывая французов подойти на расстояние удара булавы.

Они подошли. Последовал крик и схватка, люди рубили друг друга топорами, булавами и боевыми молотами. Француз зацепил Ральфа из Честера своей алебардой за латы и резко потянул, и англичанин покачнулся вперед, вслед за тянущим его за наплечник крюком, а булава врезалась в боковую часть его шлема, он упал, а другой француз замахнулся топором, чтобы пробить кирасу.

Томас увидел, как покачнулся Ральф, хотя не мог слышать его крик в шуме битвы, но булава снова опустилась, и Ральф затих.

Карил нанес скользящий удар по руке убийцы, достаточный, чтобы того отбросило назад, но французы снова наступали в предчувствии победы, стоял оглушающий скрежет стали о дерево и стали о железо.