- Мне дали задание, - сказал Томас.

- Задание! И какое же? - кардинал говорил с притворной добротой, как будто потакал маленькому ребёнку.

- Предотвратить попадание священной реликвии в злые руки.

Рот кардинала расплылся в полуулыбке.

- Какой реликвии, сын мой?

- Злобы.

- Ага! И в чьи же руки?

- В ваши, - сказал Томас.

- Вот видите, на что способен этот бесчестный Бастард! - теперь кардинал разговаривал со всеми присутствующими. - Он взял на себя смелость лишить святую матерь церковь одной из самых священных реликвий! Он уже отлучен от церкви!

Ему отказано в спасении, но он все равно осмелился прийти сюда и привести своих шлюх в это священное место, чтобы украсть то, чем Господь наградил своих верных слуг.

Он поднял руку и указал на Томаса.

- Ты отрицаешь то, что отлучен от церкви?

- Я себя только в одном признаю виновным, - сказал Томас.

Кардинал нахмурился.

- В чём именно?

- Что у тебя был брат, - ответил Томас. Лицо кардинала потемнело и вытянутый палец задрожал, а потом опустился. - У тебя был брат, - сказал Томас, - и он мертв.

- Что ты об этом знаешь? - спросил кардинал угрожающим тоном.

- Я знаю, что он был убит стрелой, выпущенной дьявольским отродьем, - ответил Томас. Он мог бы попросить, чтобы его оставили в живых, но знал, что ничего этим не добьется.

Его загнали в ловушку, окружили латниками и арбалетчиками со взведенным оружием, и всё, что ему оставалось - это бросить вызов.

- Я знаю, что его убили ясеневой стрелой на закате, - продолжал он, - стрелой, очищенной от коры женщиной, оснащенной стальным наконечником, выкованным беззвездной ночью, и оперенной перьями гуся, зарезанного белым волком. И я знаю, что та стрела была выпущена из лука, пролежавшего неделю в церкви.

- Колдовство, - прошептал кардинал.

- Все они должны умереть, ваше преосвященство, - в первый раз заговорил отец Маршан, - и не только шлюхи и отлученные от церкви, но и эти люди тоже! - он указал на Робби и сира Роланда. - Они нарушили свои клятвы!

- Клятвы человеку, пытающему женщин? - язвительно усмехнулся Томас. Он слышал, как стучат копыта лошадей по мостовой за дверью аббатства. Там раздавались гневные голоса.

Кардинал тоже услышал голоса и взглянул на дверь, но не заметил ничего угрожающего.

- Они должны умереть, - сказал он, переведя взгляд обратно на Томаса. - Их убьет Злоба, - он щелкнул пальцами.

Позади высокого алтаря столпилась дюжина монахов, но теперь они отошли в сторону, и Томас заметил там еще одного монаха. Это был старик, и его явно избивали, белая ряса была забрызгана кровью, капающей с разбитой губы и носа.

А за ним, в тени позади алтаря, находилась усыпальница. Она представляла собой резной и разукрашенный каменный гроб, покоящийся на двух каменных постаментах в нише апсиды[59].

Крышка гроба была отодвинута в сторону, и теперь знакомая фигура выступила из тени. Это был шотландец Скалли, вплетенные в длинные волосы кости звякнули, когда он подошел к склепу и протянул внутрь руку. Теперь кости появились и в его бороде, и они стучали по кирасе, которую он носил поверх кольчуги.

- Ты солгал мне, - сказал он Робби, - заставил меня драться за проклятых англичан, а твой дядя говорит, что ты должен умереть, что ты просто выпердыш, а не мужчина. Ты не достоин имени Дугласов. Ты просто собачье дерьмо, вот кто ты.

И он вытащил меч из гроба. Он был совершенно не похож на меч на фресках. Этот выглядел как фальшион, один из тех дешевых клинков, что могли служить и косой, и оружием.

У него было толстое изогнутое лезвие, расширяющееся к острию - оружие, предназначенное скорее для того чтобы грубо рубить, чем колоть. Сам клинок выглядел старым и был в запущенном состоянии - потемневший, покрытый пятнами и ржавчиной, но его вид все равно заставил Томаса упасть на колени.

Сам Христос смотрел на этот клинок, возможно, дотрагивался до него, и в ночь перед своим концом отказался от того, чтобы это оружие спасло ему жизнь. Это был меч рыбака.

- Убей их, - приказал кардинал.

- Нельзя проливать кровь, - запротестовал седобородый монах. Должно быть, это был аббат.

- Убейте их, - повторил кардинал, и арбалетчики подняли оружие. - Не с помощью стрел! - призвал Бессьер. - Пусть Злоба исполнит свой долг и послужит церкви, как и должна была служить. Пусть она сделает свою великолепную работу!

И тут лучник спустил тетиву, и вылетела стрела.

 Стрела ударила Скалли прямо в кирасу. Она была оснащена шилом - стальным наконечником для пробивания доспехов.

Наконечники были длинными, тонкими, хорошо наточенными и без зазубрин, а начальный отрезок ясеневого древка заменен на более тяжелый дубовый.

Если какая-нибудь стрела и могла пройти сквозь сталь, то именно с тяжелым наконечником-шилом, в тонком острие которого сосредотачивался весь ее вес и сила, но сейчас этот наконечник смялся, как дешевое железо.

Лишь немногие кузнецы умели делать хорошую сталь, а некоторые обманывали, посылая железные наконечники вместо стальных, но хотя стрела и не смогла проткнуть кирасу Скалли, сила удара была достаточна для того, чтобы отбросить его на три шага назад, так что он приземлился и тяжело осел на ступенях алтаря.

Он подобрал попавшую в него стрелу, осмотрел погнутый наконечник и ухмыльнулся.

- Если кто-нибудь и свершит убийство в этой проклятой церкви, - донесся голос из глубины аббатства, - то это буду я. Что, черт возьми, здесь происходит?

Томас обернулся. Аббатство заполнили латники и лучники, все с одинаковой эмблемой - стоящий на задних лапах лев и золотые лилии на голубом поле.

Та же самая эмблема, что носил Бенджамин Раймер, ливрея графа Уорика, и этот громогласный голос и уверенность вновь прибывшего предполагали, что по нефу ступает граф собственной персоной.

Он был одет в дорогие и запачканные в грязи доспехи, звенящие при ходьбе, и сапоги с подбитыми сталью каблуками, которые оглушительно стучали по камням нефа.

Он не носил жиппон, так что на нем не было никакой эмблемы, хотя его статус обозначался короткой толстой золотой цепью, свисающей поверх голубого шелкового шарфа.

Он был несколькими годами старше Томаса, с тонкими чертами лица, небрит и с буйной каштановой шевелюрой, сплюснутой шлемом, который теперь находился в руках оруженосца.

Он бросил сердитый взгляд и обежал глазами аббатство. Казалось, все, что он увидел, вызывало презрение. Второй человек, чуть старше, с седыми волосами и короткой бородой в видавших виды доспехах, последовал за ним, и что-то в его грубом загорелом лице показалось Томасу знакомым.

Кардинал ударил посохом по ступеням алтаря.

- Кто ты такой? - потребовал он ответа.

Граф, если это был он, не обратил на него внимания.

- Кто кого, черт возьми, здесь убивает? - спросил он.

- Это дела церкви, - высокомерно заявил кардинал, - а ты должен уйти.

- Я уйду, когда буду готов, черт возьми, - отозвался вновь прибывший и быстро повернулся на шум в глубине аббатства.

- Если здесь будут какие-нибудь чертовы проблемы, я прикажу своим людям очистить проклятое место ото всех вас и весь монастырь тоже. Вы хотите провести ночь в чертовом поле? Ты кто такой?

Этот вопрос он задал Томасу, который, предполагая, что это граф, встал на одно колено.

- Сэр Томас из Хуктона, сир, вассал графа Нортгемптона.

- Сэр Томас дрался при Креси, милорд, - тихо произнес седовласый воин, - один из людей Уилла Скита.

- Ты лучник? - спросил граф.

- Да, милорд.

- И посвящен в рыцари? - его голос звучал одновременно удивленно и неодобрительно.

- Да, милорд.

- Заслуженно посвящен в рыцари, милорд, - твердо произнес второй, и Томас вспомнил его. Это был сир Реджинальд Кобэм, прославленный воин.

- Мы вместе были у брода, сир Реджинальд, - сказал Томас.