- Что значит опасным?

- Умным. Не у всех чернокожих мозги как у мула, видите ли. Некоторые очень хорошо соображают, и мой отец всегда считал, что умных нужно ломать в первую очередь. Выпори их до крови, а потом заставь работать до смерти, потому что если среди твоих людей возникнут какие-то волнения, можешь быть уверен, что их начали умники, так что избавься от умных, и не будет никаких волнений. Вот первое и последнее правило для владельца рабов, Старбак, а вы, вероятно, его нарушили. Я не считаю, что пороть рабов без повода - это по-христиански, и потому не предлагаю вам этого, но по-прежнему советую отослать мальчишку.

- Я этого не сделаю. Мне нравится Люцифер, - ответил Старбак.

- Люцифер? Так он себя называет? Боже ты мой! - Свинерд был шокирован нечестивостью этого имени. - Выясните, как его зовут на самом деле, Старбак. Не потакайте подобной чепухе! И заставьте его постричься. Вам же не нужен чернокожий денди. И Бога ради, заберите у него этот пистолет! Для начала, это противозаконно, но что важнее - если вы позволите ему считать, что он стоит выше остальных чернокожих, то скоро он решит, что стоит и выше вас. Дайте умному рабу палец, и он лишит вас руки, - полковник прервал этот поток советов, чтобы прислушаться к стрельбе, которая снова усилилась, словно обе стороны одинаково отчаянно пытались победить до того, как солнце скроется за горизонтом. - Нас, слава Богу, это не касается. Поспите этой ночью, Старбак, потому что смею сказать, что завтра мы будет по горло заняты янки.

Длинноволосый обладатель пистолета Люцифер проводил полковника глазами.

- Что он сказал обо мне? - спросил он Старбака.

- Дал мне хороший совет, - ответил Старбак. - Велел отхлестать тебя до крови и уморить работой.

Люцифер ухмыльнулся.

- Вы же не хотите так поступить. Я ваш талисман на удачу, майор, - он оглянулся в сторону уходящего силуэта Свинерда и сделал подчеркнуто строгий жест сжатым правым кулаком, который в последний момент разжал, и из него высыпались осколки костей и белый порошок.

Старбак решил, что узнал в мусоре, который выбросил Люцифер, ребра маленькой птички, но не хотел спрашивать, что означает сей странный жест. Он боялся это узнать, и потому вместо этого выглянул из-за деревьев и наконец увидел янки. Всадники скакали галопом по дальним полям, пришпорив лошадей в сторону стрельбы, которая до сих пор трещала на западе. Враг собирался вместе, как грозовые облака. И завтра он ударит.

Надежды преподобного Старбака, которые пали так низко во время неудобств железнодорожной поездки, теперь вновь воспарили, и снова именно едкий дым сражения наполнил его диким и радостным возбуждением. Он позавтракал с майором Гэллоуэем, а потом, оставив багаж на ферме, священник отправился верхом к станции Манассас, чтобы оценить причиненный ей ущерб и представиться в штабе генерала Поупа.

Генерал был сама любезность и охотно выдал знаменитому священнику разрешение остаться в армии, даже пригласил его следующие несколько дней поучаствовать вскладчину в штабных ужинах. Получив все эти знаки уважения, преподобный Старбак поскакал на юг, в Бристоу, чтобы посочувствовать своему старому другу Натаниэлю Бэнксу, на долю которого выпала малоинтересная задача по охране станции. Бэнкс, до сих пор считающий свои действия у Кедровой горы победой, горько пожаловался на теперешнее задание, но преподобный Старбак был не в настроении поощрять подобное злословие. Он воспрял духом, когда увидел, как из Уоррентона прибывает поезд за поездом, и каждый набит отозванными с укреплений у Раппаханнок войсками. Повреждение путей к северу от Бристоу означало, что пассажирам приходилось сходить с поезда в открытом поле, и вскоре цепочка стоящих паровозов и вагонов протянулась больше чем на две мили.

Солдаты уходили с поля в приподнятом настроении, хвастаясь, что они пришли дать Каменной стене пинка раз и навсегда. Священнику нравилось состоянии их духа. Его собственный дух воспрял еще больше, когда ближе к вечеру он услышал на севере звук канонады.

Он повел усталую лошадь в сторону этого звука, по тихим полям и покинутым лесам, пока, наконец, не приехал в долину, по которой бежала дорога на Уоррентон и тонкие струйки дыма показывали, что в низине идет сражение. Он поскакал в его сторону, прибыв как раз в тот момент, когда вражеский полк предпринял атаку на открытый правый фланг янки.

Одетые в серое нападавшие продвигались в шеренгах из двух рядов. На их винтовки были прикреплены штыки, отражающие багрянец последних лучей солнца. Они шли в четком строю, сначала сбив зигзагообразную изгородь, а потом через пастбище. Они шли молча, мятежники явно припасли свои знаменитые вопли для последних нескольких ярдов атаки. Некоторые мятежники слева от священника выкрикивали этот странный клич, но та, более мощная схватка между двумя шеренгами стрелков, похоже, шла без явного преимущества какой-либо из сторон.

Северяне увидели угрозу правому флангу и направили ей навстречу три полка, два из Висконсина и третий - из Нью-Йорка. Янки формировали ряды на повороте долины, пригнувшись за изгородью. Нападавшие, не представляя численности противостоящих их атаке янки, побежали вперед, и сумерки огласил их первый жуткий вопль. Этот вызов побудил северян за изгородью встать и дать нестройный залп через пастбище. Его шум прокатился по долине и эхом отдался обратно. В тускнеющем свете замелькал огонь из винтовок, а слоистое облако порохового дыма поплыло над лугом в сторону конфедератов, которые внезапно в изумлении застыли.

Преподобный Старбак, не замечая свистящих по бокам пуль, пытался криками приободрить северян. Первый залп остановил атаку мятежников, второй превратил их в кровавое месиво, а после третьего полк в сером начал отступать. Их стрельба совсем ослабла, а выстрелы северян участились. Один из флагов южан упал, его подхватили, но он тут же упал снова, когда знаменосца отбросила назад дюжина пуль.

- Вот как нужно поступать с демонами, ребята! - прокричал преподобный Старбак.

Груда мертвых и раненых показывала то место, где остановилась приливная волна атаки конфедератов, и теперь выжившие отступали и неохотно покидали эту неровную кровавую кучу. Чуть раньше священник вооружился револьвером Кольта из запасов Гэллоуэя, и теперь вспомнил о нем и вытащил из седельной сумки. Он выстрелил в сторону упорных мятежников, которые, несмотря на то, что их шеренга была разбита и вся в крови, еще пытались отстреливаться от превосходящих сил северян.

- Слева по касательной! Вперед! - прозвучал зычный голос, и Нью-Йоркский полк бросился вперед на остатки нападавших, словно в грозившиеся закрыться ворота.

- Стой! - приказал командир ньюйоркцев. - Цельсь!

Священник поспешил вслед за продвигающимися ньюйоркцами.

- Пли!

Залп ньюйоркцев обрушился на оставшиеся от фланга мятежников клочки. Это был убийственный залп, настолько мощный, что, казалось, отбросил выживших мятежников назад, словно ударом. В вечернем воздухе поднялся кровавый туман, когда пули вонзились в цель. Серые мундиры покрылись красным, а поле наполнилось еще большим числом мертвых и умирающих. Какой-то солдат откатился из рядов мятежников с хлещущей из глазницы кровью. Он рухнул на колени, словно в молитве, и преподобный Старбак триумфально закричал, выстрелив в него.

- Делаете Господню работу? - подъехал к нему полковник нью-йоркского полка.

- Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч[83], - провозгласил преподобный Старбак, а потом выстрелил в мятежника, который, похоже, отдавал приказания. - Это слова Господа нашего, - добавил он в сторону полковника.

- На сей раз мы уж точно делаем Господню работу как следует, - попытался перекричать залп своих солдат полковник.

- Молюсь об этом! - преподобный Старбак опустошил свой револьвер в надежде, что прикончил хотя бы одного мятежника. Его запястье болело от массивной отдачи оружия. Он давненько уже не стрелял и не был уверен, что помнит, как заряжать револьвер.