— Это весьма щедро, сэр, весьма щедро, — ответил Джеймс, совершенно позабыв свое твердое решение не называть этого человека «сэр».

— Для меня честь присоединиться к вам, — поспешно продолжил он, едва осмеливаясь поверить, что и правда будет вызволен из сырого и отзывающегося эхом на каждый звук склада отдела снабжения.

— В таком случае, добро пожаловать, майор, — Пинкертон протянул руку в приветствии.

— Мы тут ведем себя без церемоний, — сказал он, твердо и энергично пожав руку Джеймса, — так что с этого момента можете звать меня Бульдогом.

— Бульдогом? — запнулся Джеймс.

— Это всего лишь прозвище, майор, — заверил Пинкертон Джеймса.

— Хорошо, — Джеймс еще колебался, — Бульдог. И почту за честь, если вы будете называть меня по имени, Джеймсом.

— Я так и собирался, Джимми, так и собирался! Начинаем работу утром. Хочешь забрать свое барахло сегодня вечером? Можешь ночевать здесь, в буфетной, если не возражаешь против крыс.

— В плену я привык к крысам, — ответил Джеймс, — и даже к кой-чему похуже.

— В таком случае, майор, вперед! Нужно начать работу рано утром, — заявил Пинкертон, а как только Джеймс ушел, глава секретной службы сел за стол и написал короткое письмо для отправки на юг вместе с запиской Джеймса.

В письме он просил предоставить детальные сведения об оборонительных сооружениях к востоку от Ричмонда и особенно интересовался численностью войск на этих укреплениях. Потом Пинкертон попросил доставить эти сведения мистеру Тимоти Уэбстеру, в отель «Баллард-Хаус» на Франклин-стрит в Ричмонде.

Тимоти Уэбстер был лучшим шпионом Пинкертона, который уже подготовил три налета на Конфедерацию и разрабатывал четвертый.

В это время Уэбстер представлялся как прорвавший блокаду торговец, пытающийся основать свое дело в Ричмонде, хотя на самом деле использовал фонды секретной службы, чтобы приобрести друзей среди неосторожных офицеров и политиков Конфедерации.

Миссия Уэбстера заключалось в том, чтобы выяснить всё об обороне Ричмонда, и это задание было чудовищно рискованным, но теперь, с появлением осведомителя Джеймса Старбака, Пинкертон почувствовал уверенность в успехе операции Уэбстера.

Он запечатал конверт с двумя письмами, откупорил бутылку драгоценного шотландского виски и сам себе провозгласил тост:

— За победу.

Полковник Гриффин Свинерд жадно поглощал жареную капусту с картошкой, когда в его палатку вошли Бёрд и Старбак. Начался дождь, и тяжелые тучи принесли с собой преждевременную темноту, так что в палатке пришлось зажечь два светильника, что свисали с верхней перекладины.

Только что получивший это звание полковник сидел под этими двумя фонарями в огромной шинели из серой шерсти поверх форменных панталон и грязной рубахи.

Он вздрагивал всякий раз, когда жевание вызывало приступ зубной боли в его желтой и гнилой челюсти. Его слуга, уродливый раб, объявил о прибытии майора Бёрда и капитана Старбака, а потом быстро удалился в ночь, где огонь костров арьергарда пробивался сквозь ветер и дождь.

— Значит, вы Бёрд, — произнес Свинерд, намеренно проигнорировав Старбака.

— А вы Свинерд, — ответил Бёрд с той же резкостью.

— Полковник Свинерд. Вест-Пойнт, выпуск двадцать девятого года, бывшая Армия Соединенных Штатов, Четвертый полк легкой пехоты, — налитые кровью глаза Свинерда в свете фонарей казались болезненно желтыми.

Он пережевал полную ложку своей еды, запив ее огромным глотком виски.

— Ныне назначенный заместителем командующего бригады Фалконера, — он ткнул ложкой в сторону Бёрда. — Что превращает меня в офицера, старшего вас по должности.

Бёрд признал субординацию коротким кивком, но не стал называть Свинерда «сэром», а, очевидно, тот именно этого и добивался. Свинерд не настаивал, вместо этого царапнув по тарелке острым ножом и наполнив рот еще одной ложкой неаппетитной смеси.

В его палатке пол был выстлан свеженапиленными сосновыми досками, там находился складной стол, кресло и походная кровать, а в качестве подставки для седла использовались козлы. Вся мебель, также как палатка и седло, была новенькой, с иголочки.

Это и до войны обошлось бы недешево, но Бёрд даже не мог представить, сколько подобные вещи могли бы стоить во времена дефицита. Рядом с палаткой расположилась повозка, в которой, как предположил Бёрд, с комфортом перемещался Свинерд, еще одно свидетельство потраченных на личное имущество Свинерда средств.

Свинерд проглотил очередную порцию еды и снова влил в себя виски. Дождь колотил по туго натянутому полотну шатра, а где-то в темноте заржала лошадь и залаяла собака.

— Теперь вы в бригаде Фалконера, — официально объявил Свинерд, — состоящей из Легиона, добровольческого батальона округа Изард из Арканзаса, Двенадцатого и Тринадцатого флоридских полков и Шестдесят пятого виргинского. И все они теперь под командованием бригадного генерала Вашингтона Фалконера, да благословит его Бог, чье прибытие к Раппаханнок ожидается завтра. Вопросы?

— Как поживает мой зять? — вежливо поинтересовался Бёрд.

— Военные вопросы, Бёрд, военные.

— В полной ли мере мой зять поправился, чтобы исполнять свой воинский долг? — любезно спросил Бёрд.

Свинерд проигнорировал издевательский вопрос. Его правая щека дернулась от тика, когда он провел искалеченной рукой по седеющей бороде, где застряли остатки капусты.

На край тарелки полковник положил мокрый кусок жевательного табака, который теперь засунул обратно в рот и усиленно зачмокал, а потом встал и подошел к козлам, служившим подставкой под седло.

— Вы когда-нибудь снимали скальп? — бросил он вызов Бёрду.

— Нет, насколько я могу припомнить, — Бёрд попытался скрыть удивление и отвращение, вызванные этим неожиданным вопросом.

— Для этого нужна сноровка! Как и для любого другого дела, Бёрд, нужна сноровка!

У молодых солдат всегда возникает с этим проблема, потому что они пытаются срезать скальпы, а так делать не нужно. Совсем не нужно. Нет, их нужно сдирать, сдирать! Помогая при этом ножом, если есть необходимость, но только чтоб края подравнять, вот так вы получите нечто прекрасное и с волосами!

Вроде этого! — Свинерд вытащил смотанные в клубок волосы из кармана шинели и помахал ими перед носом у Бёрда.

— Я снял с дикарей больше скальпов, чем любой человек из ныне живущих, — продолжал Свинерд, — и горжусь этим. Я хорошо послужил своей стране, Бёрд, никто не служил ей лучше, смею вас заверить, но в награду получил лишь возможность наблюдать за выборами этого черножопого шимпанзе Линкольна, так что теперь нам приходится драться за новую страну, — Свинерд произнес эту речь весьма эмоционально, наклонившись достаточно близко, так что Бёрд мог почувствовать смесь капусты, табака и виски в его дыхании.

— Теперь продолжим, Бёрд, мы с вами. Как мужчина с мужчиной, да? Как там полк? Скажите-ка мне.

— Полк в порядке, — коротко ответил Бёрд.

— Будем надеяться, Бёрд. Что с ним всё в порядке! Генерал не уверен, что майору пристало им командовать, вы меня понимаете? — Свинерд приблизил лицо к Бёрду.

— Так что нам с вами лучше поладить, майор, если вы хотите, чтобы мое хорошее мнение о вас изменило точку зрения генерала.

— Что вы предлагаете? — спокойно спросил Бёрд.

— Я ничего не предлагаю, майор. Я недостаточно умен, чтобы вносить предложения. Я лишь слепой солдат, которого только что оторвали от черного дула винтовки, — Свинерд разразился приступом сиплого хохота, а потом плотно закутался в шерстяную шинель, натянув ее на тощую грудь, и нетвердой походкой направился обратно в кресло.

— Для меня имеет значение, — продолжал Свинерд, усевшись, — лишь готов ли Легион к сражению и знает ли он, за что дерется. Ваши солдаты это знают, Бёрд?

— Уверен, что да.

— Я говорите так, будто не уверены, Бёрд. Совсем не уверены.

Свинерд замолчал, чтобы глотнуть виски.

— Солдаты — народ простой, — продолжал он.