Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Элеонора, обреченная прежней своей судьбе, поняла теперь, что любовь порочного брата лишь умножит ее несчастья. Не прошло и недели, как беглянок принудили произнести обет: сопротивляться было бесполезно, у них отняли всю одежду и дали взамен постылое облачение, от которого они так упорно отказывались. Одна из них легла в постель и уморила себя голодом. Трое оставшихся в живых сдались, с особенной легкостью — Элеонора; она и протестовала только для виду, показывая этим, что уступает принуждению. Такие сцены разыгрываются в монастырях чуть ли не каждый день, но родители отнюдь не стремятся предать их гласности, что уж говорить о монахинях. Доказательства тому дают хотя бы окружные послания визитадинок,{256} которые они печатают всякий раз, когда умирает одна из тех, что отданы им под власть.

По внешности как будто смирившись, Элеонора была в глубочайшем отчаянье. Ее возлюбленному, тому самому, которого дед и бабка прочили ей в мужья, удалось передать Элеоноре письмо. Он просил поведать ему, не претерпело ли ее целомудрие непоправимого ущерба, и, если, к его счастию, этого не произошло, заверял, что по-прежнему намерен жениться на ней, пусть Элеонора на это рассчитывает. В ответ она написала следующее:

«Я утратила все на свете — подчините этому сознанию ваши чувства. Я больше недостойна вас и хочу одного — смерти».

Благородная девушка написала это для того, чтобы возлюбленному легче было ее позабыть. Как их мало, людей, приносящих себя в жертву спокойствию другого!

Деброн за попытку похитить сестру был изгнан из отчего дома, изгнан собственной своей матерью. Отправленный в Париж, он предался самому грязному разврату — и как жестоко за это поплатился! Узнав, что он живет с уличной женщиной, г-жа Деброн примчалась к нему, чтобы вышвырнуть вон эту особу. Она застала их в постели, и Деброн, застигнутый врасплох, окруженный слугами матери, в ответ на ее восклицание: «Как! Вы, мой сын, живете с этой дрянью, подобранной в грязи!» — произнес слова, по сей день знаменитые в его родном городе:

— С тех пор как я взял ее к себе, она мне верна, во всем покорна, родила мне дочь и нежно любит ее; она порядочнее вас, сударыня.

Так эта недостойная мать была наказана любимым сыном. Справедливое наказание, хотя сам он от этого не менее виновен.

Любовницу Деброна заточили в исправительный дом, невзирая на его яростные протесты: он как раз потому и привязался к этой женщине, что не видел в ней ни единого из тех свойств, без которых нельзя прослыть порядочной женщиной. Но по какому праву распорядилась г-жа Деброн жизнью этой обездоленной?

Элеонора меж тем с ужасом думала, что срок послушничества подходит к концу. После того как г-жа Деброн предала широкой огласке ее вторичное водворение в монастырь, а вся четверка дурных матерей твердила, будто их дочери добровольно отдались двадцати юнцам (хотя сами юнцы это отрицали), надеяться ей было не на что, оставалось только скорбно повторять:

— Я все утратила, на земле нет больше места для меня, могила моя разверзлась.

Но от этих слов отчаянье Элеоноры лишь усугублялось.

И вот страшная минута настала. Тупо следила Элеонора за приготовлениями к церемонии, безропотно позволила обрядить себя, как велит нелепый, варварский обычай. К аналою ее подвели последней; она оглянулась на двух своих рыдающих навзрыд подруг, потом посмотрела туда, где стояли их семьи, и увидела всех четырех матерей, ибо мать умершей девушки тоже пришла полюбоваться жертвоприношением, на которое обрекла бы дочь, останься та в живых.

Элеонора впилась в них глазами и, казалось, говорила: «Итак, свою роль фурий вы сыграли, чем же займетесь завтра?» Тут она заметила своего возлюбленного — он притаился в темном углу и не спускал с нее увлажненного взора. Она кивнула ему с чуть заметной улыбкой — от этой улыбки содрогнулась даже ее мать, ее бесчеловечная мать. Подруги Элеоноры уже приняли постриг, пришел ее черед; священник прочитал установленные слова и спросил, добровольно ли она посвящает себя богу.

— Да, и жертва моя еще полнее, чем вы все полагаете, — последовал ответ.

Обряд подходил к концу, с нее сняли украшения и уже собирались облачить в одежду, позорящую человеческий разум.

— Погодите, — сказала Элеонора, — погодите минутку… — И, повернувшись к товаркам, еле живым от отчаянья, проговорила: — Следуйте моему примеру. К чему эти ребяческие слезы? Наши матери бесчеловечны, они дали нам только жизнь, так не будем же обязаны им и жизнью.

С этими словами она подняла руку, которую все время крепко сжимала, и, ударив себя в грудь, пронзила сердце стилетом. Потом вздохнула. Это был последний вздох Элеоноры.

У ее подруг не хватило мужества совершить то, что совершила она, хотя времени на это хватило бы — так велико было всеобщее замешательство и ужас. Они стояли, забрызганные кровью Элеоноры… Г-жа Деброн сделала вид, будто ей дурно. Ее муж яростно вскрикнул и, вместо того чтобы приводить ее в чувство, занес было руку для удара, но не ударил…

Так окончила жизнь эта девушка, такая пленительная, такая кроткая и достойная. Ее красота, лишь на миг озарившая край, где она родилась, до сих пор не забыта, и все, у кого не совсем очерствела душа, горько оплакивали Элеонору. После смерти прелестной дочери и после мерзостных деяний распутного сына их мать влачит существование, отравленное раскаяньем и стыдом. Хотя она всем внушает отвращение, матери семейств из простонародья не смеют поносить ее вслух — ведь она богата и, значит, власть имуща, — но своей ненавистью к ней заражают детские души. Сколько раз трех- и четырехлетние малыши, завидя г-жу Деброн, кричали: «Злодейка! Злодейка! Гляньте-ка на злодейку своей дочки!» Кара справедливая, но слишком мягкая.

Что касается ее сына, он через несколько лет отчасти исправил беспутное свое поведение, ему нашли должность, женили… Опустим занавес над омерзительной картиной существования юной его супруги, прежде очаровательной, а ныне влачащей мучительную жизнь; предмет всеобщей жалости, эта женщина изъедена язвами, дети ее умирают в младенчестве, сперва сделавшись убийцами своих кормилиц. А сам Деброн в тридцать два года ходит на костылях — у этого неистового человека не хватило терпения до конца излечить свой недуг. И вы, преступная Эвстаки, вы свидетельница всех этих несчастий, и они довершают ваши мучения.

Французская повесть XVIII века - i_018.jpg

ФЛОРИАН

КЛОДИНА

Савойская новелла
Перевод М. Архангельской

В июле 1788 года я посетил замок Ферней, который после смерти Вольтера стал похож на все другие опустевшие, покинутые гением замки; заодно я решил повидать знаменитые савойские ледники. Один из моих женевских друзей любезно согласился меня сопровождать. Не стану описывать наше путешествие: чтобы заинтересовать читателя, мне пришлось бы изъясняться тем восторженным высокопарным стилем, непонятным профанам, без которого ныне путешественнику, преодолевшему хотя бы два лье и наделенному чувствительной душой, просто невозможно обойтись; мне пришлось бы что ни слово изумляться, испытывать трепет и предаваться восторгам, а я, признаюсь, до сих пор так этому и не научился. Скажу просто: я видел Монблан, ледяное море и арверонский источник. Я долго в молчании смотрел на страшные скалы, пронзающие облака, на широкую реку, которую называют морем, видел, как она внезапно прерывает свой бег, а неподвижные волны ее, кажется, все еще бурлят от ярости, смотрел на огромный свод из вековых снегов, откуда низвергается пенный поток, пронося глыбы льда мимо обломков скал. Все это повергло меня в страх и уныние: природа предстала передо мной в ужасном своем образе, отлученная от солнца, во власти бога бурь. Созерцая эти леденящие душу красоты, я возблагодарил Всемогущее существо, сделавшее их такой редкостью, и поспешил в обратный путь, который лежал через долину, прелестную долину Маглан. Мне хотелось дать отдохновение моим уставшим глазам, в свое удовольствие путешествуя по этим местам, где сама природа улыбается тебе, и любуясь берегами Арвы с раскинувшимися на них богатыми коврами зелени, тихими дубравами, пестрыми лугами с редкими хижинами, где мне виделся старец в окружении семьи, мать, кормящая грудью сына, молодые влюбленные у алтаря. Вот такое зрелище радует взор, трогает сердце, навевает приятные воспоминания, пробуждает невинные желания.

126
{"b":"571172","o":1}