— Надеюсь, к выборам вы поставите моего племянника на ноги, доктор Энис. Мне нужен молодой и энергичный кандидат, чтобы поддержать моего зятя и вернуть округу статус-кво.

На узком лице Дуайта не отразилось согласия.

— Любому из нас трудно рассчитывать на превосходное здоровье, и Хью вряд ли этого добьется. Придется нам удовольствоваться вторым по списку, надеюсь, кандидат будет достаточно хорош для Труро.

— Не уверен, сочтут ли жители Труро кого-либо достаточно хорошим, — сказал капитан Говер. — Данстанвилль мутит воду, и скорее я потеряю свое место, чем Хью получит свое. Вы слышали, кого хотят выставить в пару к Уорлеггану?

— Генри Томаса Тренгруза, я полагаю.

— Он будет популярным кандидатом и имеет преимущество — его хорошо знают в городе.

— Надо же, — сказала Кэролайн, — я когда-то чуть не вышла за члена парламента. Если бы я могла голосовать, то предпочла бы, чтобы второй кандидат был доктором.

Все засмеялись.

— Не знаю, как Хью воспримет жизнь парламентария после жизни на море, — сказала миссис Говер, — даже если ему повезет получить место.

— Мне во многом везет, — ответил Хью, — бросив взгляд на Демельзу. — И сейчас я должен пользоваться любой возможностью.

— А почему вы не примиритесь с лордом Данстанвиллем, лорд Фалмут? — спросила Демельза, пытаясь отбросить любые намеки, содержащиеся в реплике Хью. — Разве невозможна дружба вместо соперничества?

Фалмут взглянул на нее не без удивления, если не с удовольствием, словно обсуждение политики с женщинами — это не всерьез.

— Это было бы отлично, будь такая возможность, мэм, — сказал Говер. — К сожалению, новый амбициозный пэр имеет собственные высокомерные планы и деньги для их осуществления.

— Да и я не стану договариваться с человеком вроде него, — отрезал Фалмут.

— Что ж, этой весной он как раз сказал мне, — произнесла Демельза, слегка задыхаясь, — лорд Данстанвилль сказал мне весной, что он хотел бы прийти к соглашению с вашим сиятельством по поводу мест от Корнуолла.

— Что он сказал? — поразился Хью. — Когда это было?

— Они обедали у нас. Потом мы пошли к утесу, и он сказал, что его... что ситуация изменилась, с тех пор как он стал пэром, и он больше не желает продолжать битву.

Настала тишина, во время которой все пытались пережевать не только пищу.

— Ох, он же такой болтун! — раздраженно заявил Фалмут. — Всегда был болтуном. Мы время от времени сталкиваемся в Лондоне. Мой кузен служил с ним в ополчении. Если он желает пойти на компромисс, то имеет для этого широчайшие возможности, без того чтобы...

— Без того, чтобы передавать свое мнение через даму, — закончила Кэролайн. — Вы же об этом, не правда ли? Но ведь он был откровенен с миссис Полдарк именно потому, что не предполагал передавать свою точку зрения. С вашими-то предубеждениями против женщин вы не можете этого не видеть!

Добродушно, поскольку трудно быть другим с Кэролайн, лорд Фалмут пытался отрицать существование подобных предубеждений, но беседа за столом на этом не закончилась. В конце концов, вражда и борьба за места в парламенте длились годами, стоили изрядных сумм и поглощали время и силы. Говер подвел итог такими словами:

— Что ж, Джордж, со своей стороны я был бы рад заключить на выборах соглашение. Для моей карьеры в Адмиралтействе очень важно не лишиться этого места, и хотя, несомненно, можно найти место от другого округа, это будет непросто. Почему бы не дать ему знать, что вы готовы прийти к соглашению?

— И какое же соглашение он предложит, по вашему мнению? — спросил Фалмут. — Его не удовлетворит даже равное положение! Он хочет вдвое больше мест, чем у меня!

— Возможно, стоит узнать, что он думает на самом деле.

— Рискнуть и получить отказ? А кроме того, никто бы не вызвался посредником.

— Я могу им стать, — предложил Хью.

— Как? Это вызовет подозрения, поскольку ты — вероятный кандидат.

— Хью пока не может выезжать, — сказал Дуайт. — Вероятно, еще недели две.

— Ох, вздор, я же не с драконом собираюсь сражаться...

— Кто знает?

— Подождите, — сказала Кэролайн, и все подчинились. Сегодня солнечный цветок снова расцвел. — Я против посредников — они не понимают интонаций и искажают послания, а кроме того, время на исходе. Милорд, вы не слишком горды, чтобы отобедать со мной и Дуайтом?

— Горд? — холодно произнес Фалмут.

— Что ж, у нас обширное поместье, но дом в ужасном состоянии. После свадьбы я так заботилась о муже, что несколько пренебрегала собой, а к дому даже и не притрагивалась. Но мы нормально питаемся, и кухарка довольно умелая. Приезжайте на обед как-нибудь на следующей неделе.

— С какой целью?

— Не спрашивайте о цели, и вам не придется отказываться.

— Вы так любезны, мэм. Но не будет ли это...

— Дядя, — сказал Хью, — думаю, вам следует поехать. — Что вы потеряете? Даже не потеряете лицо, ведь если встреча провалится, никто об этом не узнает.

— Все об этом узнают, — возразил Фалмут. — В нашем графстве такое невозможно держать в тайне!

— Я думаю, милорд, — сказала Кэролайн с редким для нее тактом, — что мы слишком на вас напираем. Давайте не будем больше об этом. Но к концу недели я отправлю к вам лакея с приглашением, и вы решите, соглашаться или отказать.

— Превосходная мысль, — согласилась миссис Говер. — А теперь, дамы, пожалуй, нам пора оставить джентльменов наедине с их портвейном...

— Так что же? — спросила Демельза, когда они отправились в обратный путь.

— Лихорадка довольно умеренная, — ответил Дуайт, — и если бы проблема была только в этом, то нет причин для волнений. Но лихорадка — симптом другого заболевания, как и головная боль. Я прописал ему болеутоляющее в небольших дозах, полынную настойку и перуанскую кору. Это поможет от жара по ночам, но если существует какая-то более глубокая причина, не вылечит ее. Через две-три недели мы будем знать точнее.

— А его глаза?

Дуайт натянул поводья, пока они ехали по плохому участку дороги.

— Это не катаракта. По крайней мере, я ее не вижу. Думаю, причина не в самих глазах, но пока ничего сказать не могу. Поврежденная артерия или глазной нерв, утративший свои свойства.

— И ты... ты согласен с лондонскими докторами?

— Не стану с ними спорить. Но в таких делах мы еще бродим впотьмах. Думаю, они зря ему сказали.

— Почему? Почему бы не сказать?

— Потому что в Кемпере я часто видел, как люди превозмогают болезнь лишь с помощью желания выжить. Я полагаю, разум куда больше влияет на здоровье, чем мы считаем, и нет смысла изрекать истины, если эта истина никогда не бывает правдива, пока не произойдет.

Кэролайн подъехала ближе к ним.

— А лорд Фалмут спросил тебя про Хью?

— Разумеется. Я мало что мог ему сказать, потому что мало знаю. Я не стал опровергать его веру в то, что Хью сможет избираться в парламент. Вероятно, он вполне сможет. Один глаз видит лучше. Если ухудшения не случится, он прекрасно сумеет обходиться очками.

Демельза поежилась.

— И всё же... всё же ты не можешь сказать.

— Мы должны отправить его в парламент, — сказала Кэролайн. — Это даст ему возможности для размышлений и приложения сил.

Они поскакали к парому.

Сэм Карн и Питер Хоскин вышли из коттеджа Рис в понедельник, на закате. Они собрали в дорогу хлеб, сыр, по бурдюку с водой и двинулись напрямик через Марасанвос и Триледру в Сент-Майкл, а потом по дороге из Труро в Бодмин. Сэм никогда прежде не ходил этим путем, а Питер — лишь однажды, и было легко заблудиться при свете звезд. Они взяли крепкие палки, но для карманников или разбойников они были малопривлекательными жертвами. Они обошли стороной Сент-Инодер, и единственная свеча в окне «Индийской королевы» моргала, то появляясь, то снова исчезая, как маяк, задолго до того, как они добрались до постоялого двора. Там они посидели с полчаса, поели хлеба и сыра, разговаривали мало.