— Вовсе нет. Но его приход, его слова углубили различия и трещину между нами.

— Объяснись подробней. Ты полагаешь, что наша жизнь зависит от того, каких я нанимаю слуг, как я их наказываю, каким образом ограничиваю доступ к моей... к твоей собственности? Это первая причина твоей обиды. Огласи и остальные.

Она прекратила расчесывать волосы, опустила взгляд на туалетный столик, а потом подняла его и посмотрела на мужа в зеркале.

— Я полагаю, что наш брак тонет в подозрениях и ревности.

— То есть теперь ты нападаешь не на слуг, а на меня.

— Ох, Джордж!.. Слуги — это лишь симптом. Разве не так? Признай, что мы не имеем общих позиций даже для того, чтобы начать этот спор. Твоя неприязнь к Дрейку Карну... Я знаю всё, что ты можешь против него высказать... Мне он не нравится, и я всей душой желаю избавиться от него. Но это... эти мелочные нападки, и даже еще кое-что похуже... Неужели всё это родилось только из-за того, что он брат Демельзы и шурин Росса?

— Ах, — ответил Джордж, выпрямив ноги, — я всё гадал, когда дойдет до этого.

— До чего?

— Ты говоришь, что моя неприязнь к юному Карну проистекает от того факта, что он шурин Росса. А разве твоя вера во всё, что он сказал, то, как ты пытаешься выгородить его, обвинив слуг, проистекает не из того же источника?

Элизабет отложила щетку. Ее сердце билось так, будто в нем циркулировала не кровь, а куда более вязкая жидкость.

— Я сказала, что наша совместная жизнь тонет в подозрениях и ревности. Разве твои слова это не подтверждают?

— Думаешь, я подозреваю и ревную к Россу?

— Ну разумеется. Разумеется. А разве нет? Разве это не снедает тебя, не разъедает все твои успехи, не отравляет семейную жизнь, не омрачает каждое достижение?

— И что, все мои подозрения беспочвенны?

Элизабет повернулась к мужу, волосы раскинулись по ее плечам.

— Расскажи мне о своих подозрениях, и я отвечу.

Джорджа передернуло от ярости.

— Я считаю, что ты до сих пор любишь Росса.

— Это не всё! Не все твои подозрения.

— Разве этого недостаточно?

— Более чем. И именно поэтому ты приставил ко мне слежку в Труро, шпионил за мной, как за преступницей, чье преступление известно, но не хватает доказательств! А вдруг я встречусь с Россом в какой-нибудь темной подворотне? А вдруг я назначу ему свидание? Этого определенно достаточно. — Она встала и запнулась, а потом откашлялась, словно в попытке обрести дополнительную уверенность. — Но это не всё! Я должна выуживать из тебя остальное?

В последний момент его природная осторожность, здравый смысл торговца подсказали сдержаться и молчать. Джордж не был готов озвучить свои худшие подозрения и тем самым потерять жену. Ситуация выходила из-под контроля. Он не хотел давать волю чувствам. Чутье подсказывало ему, как действовать во время обычной кризисной ситуации, но только не нынешней, когда дело касается женщины. Это всё равно что пытаться оседлать прилив.

Он встал.

— Довольно, — сказал он с командными нотками в голосе. — Мы уже достаточно сказали. Утром можем продолжить, когда придем в себя.

— Нет, — возразила Элизабет с такой же решимостью. — Если тебе есть что сказать, выскажи это сегодня.

— Что ж, давай заключим сделку. Ты поедешь со мной завтра, как мы договаривались, а я напишу Танкарду перед отъездом с указаниями о том, чтобы преследования Карна прекратились. Другие проблемы и разногласия можно уладить позже.

— Нет, — повторила Элизабет. — Позже это будет невозможно, Джордж. Сейчас или никогда.

Он направился к двери, но остановился на полпути. Ее губы побелели от гнева. Добрые намерения катились к черту, и Джордж поднял руку, как будто хотел ударить жену. Она даже не моргнула.

— Почему ты обращаешься со своим сыном так, будто он не твой сын? — спросила она.

— С Валентином?

— Да.

Джордж облизал губы.

— А он мой?

— А как может быть по-другому?

— Это ты мне скажи.

— А если я скажу?

— Если ты скажешь?

— Ты мне поверишь? Ты хоть на одну секунду поверишь, что я говорю правду от всего сердца? Конечно же нет! Вот почему тебя пожирает ревность! Вот почему я считаю нашу совместную жизнь невозможной! Это должно прекратиться! И сегодня же!

Он опустил руку и уставился на Элизабет взглядом разъяренного быка.

— Ты должна сказать мне, Элизабет! Должна сказать мне! Должна сказать!

Она поколебалась, качнулась на каблуках, и отступила к своему будуару, ветер всколыхнул ее волосы. На мгновение Джордж решил, что она решила на этом подвести черту и окончательно с ним расстаться, и он навсегда потеряет свою самую ценную добычу. Но Элизабет вернулась так же быстро, как и ушла. В руке она держала Библию. Она подошла к мужу и положила книгу на стол.

— А теперь послушай, Джордж. Выслушай мои слова. Клянусь на Библии, как добрая христианка и в надежде на спасение, что я никогда, никогда не отдавалась никому, кроме первого мужа Фрэнсиса и тебя, Джордж. Этого достаточно? Или даже клятвы не хватит, чтобы тебя убедить?

Повисла долгая тишина.

— А теперь, — сказала Элизабет, и слезы наконец хлынули по ее щекам, — я закончила. Я уже знаю, что даже это было бесполезной тратой времени! Утром я уеду в Тренвит. Мы можем прийти к соглашению о раздельном проживании. Я могу жить с родителями. А ты делай, что душе угодно. Это конец...

— Нельзя давать этому выйти из-под контроля, — хрипло произнес Джордж. — Элизабет, послушай меня. — Он почувствовал, что тонет в зыбучих песках. — Я совершил ошибку...

— Неужели?

— Что ж, да. Да... Если твои слова... Ты должна дать мне время подумать...

Он кашлянул, пытаясь избавиться от скопившейся желчи.

— О чем подумать?

— Разумеется... Я принимаю твои слова, конечно же, принимаю. Полагаю, меня ввели в заблуждение... пожалуй, я слегка обезумел. Подозрения и ревность, как ты сказала, лежали в основе...

Она ждала.

— Но ты же знаешь... — сказал Джордж.

— Что?

— Подозрения и ревность, ты можешь их проклинать... и правильно сделаешь... но они показывают, пусть и таким извращенным способом, насколько ты для меня важна. Это правда. Возможно, ты так не думаешь, но это правда. Любовь... любовь может становиться очень эгоистичной, когда ты считаешь, что ей что-то угрожает. В особенности когда она дороже жизни. О да, — поспешил добавить он, когда Элизабет уже готова была заговорить. — Неправда, что недостаток доверия означает отсутствие любви. Природа человеческая так противоречива...

Элизабет сделала шаг в сторону. Он последовал за ней.

— Послушай, — сказал он. — Сильные чувства, которые я к тебе испытываю, настолько велики, что даже полная уверенность не смогла бы дать мне успокоения. Не плачь...

— Как я могу не плакать! — набросилась на него Элизабет. — Долгие месяцы твоя сильнейшая, отвратительная неприязнь, твоя холодность ко мне и к собственному сыну...

— Она закончится, — сказал Джордж, по-прежнему охваченный эмоциями, заставившими его отбросить прирожденную осторожность. — Отныне и навсегда. С сегодняшнего дня. Еще не поздно. Мы можем начать всё сначала.

— Сегодня, — с издевкой сказала она, — возможно, сегодня ты так считаешь. Но что будет завтра и послезавтра? Всё начнется заново. Я не могу... Я не стану это выносить!

— Как и я. Обещаю, Элизабет, всё изменится. Послушай меня. Не плачь...

Она отказалась от предложенного носового платка и вытерла поток слез рукавом ночной сорочки. Элизабет вернулась к туалетному столику, рассеянно взяла щетку и снова ее отложила.

— Я не хочу с тобой расставаться, — сказала она. — Действительно не хочу. Все мои сегодняшние слова — чистая правда. И даже больше. Но я покину тебя, Джордж. Клянусь, я это сделаю, если когда-нибудь...

— Этого не будет. Потому что я не позволю.

Джордж снова придвинулся ближе и рискнул поцеловать ее в лоб, и Элизабет не отпрянула.

— Что ж, — сказала она. — Я поклялась. Никто не мог бы сделать большего. Так поклянись и ты! Даже не упоминать, не думать об этом, не лелеять гнусные подозрения...