С рычанием, он наклонился вперед и укусил меня за ухо, прежде чем оттолкнуть мою задницу от своей промежности. Он вонзил в меня свой палец, с легкостью проскальзывая в мою узкую полость, несмотря на то, что никто никогда этого не делал. Я была, такой мокрой, такой возбужденной, что моя сочащаяся киска была его, если он хотел ее взять. И, ох, он ее взял. Его пальцы трахал меня так сильно и так быстро, что у меня начало звенеть в ушах.

– Боже мой. – сказал он, трахая меня еще быстрее своими пальцами. – Ты так меня жаждешь, детка. Вот так, детка.

 Он проскользнул в меня еще одним пальцем, прижимая оба к моим скользким стенкам. Я закричала, и от удовольствия  и от боли. Я была уверена, что таким образом он лишит меня девственности, и, несмотря на то, что я  хотела, чтобы он это сделал своим членом, я не могла не  биться своей задницей о его руку. Он меня шлепнул. Потом еще два раза. Так сильно, что моя кожа начала гореть от интенсивности шлепков. И, несмотря на то, как хорошо это ощущалось, все, о чем я могла думать, – это его член.

 Я обернулась, покалывание прошло сквозь меня. Он выглядел почти шокированным из–за того, что происходило между нами, но это не помешало ему потирать своим большим пальцем мой клитор, посылая меня к самому краю. Я потянулась к его ширинке и начала расстегивать молнию на его штанах, прямо в тот момент, когда начал открываться замок на входной двери.

 Рука Уайетта замерла, его глаза расширились, и он отскочил.

– Какого черта? –  ахнула я, когда начала открываться входная дверь. Сапоги стучали по краю порога, знакомый звук, из–за которого от моего лица отхлынула вся кровь. Это было тем, что всегда делал мой отец, когда приходил домой в снегу. Это было таким обычным, как солнце, прячущееся за облаками. Скрипнула дверь, топали сапоги, отряхиваясь от снега, их сбросили, и вошли внутрь.

 Дерьмо. Мои родители вернулись. И они войдут в любую секунду.

 И найдут…

 Дерьмо, дерьмо, дерьмо.

 Мое сердце сильно стучало, я натянула юбку вниз на свою задницу, но она едва прикрывала огромную дыру на моих колготках. Я поправила свою майку и схватила с задней части дивана платок моей мамы, чтобы прикрыть свои твердые соски, которые были выставлены на всеобщее обозрение. Затем я пригладила свои волосы, попыталась успокоить свое дыхание, и бросила на Уайетта быстрый взгляд.

 Его лицо было бледным, а выпуклость в его штанах все еще была очень большой ... как и то влажное место, где я терлась о него своей мокрой киской, словно кошка в течке.

 Он передвинулся за кресло, чтобы скрыть свою промежность с поля зрения моих родителей всего лишь за две секунды до того, как полностью открылась дверь.

– Бекка! – лицо моего отца загорелось, когда он меня увидел. – Рад видеть, что ты здесь и в порядке, ребенок.

 Ребенок. Я отказывалась смотреть в сторону Уайетта, когда неожиданно снова возникло это чертово прозвище из моего детства. Конечно же, это только напомнит ему о том, что я была на девятнадцать лет моложе него, и что я была дочерью его лучшего друга. Полная противоположность того, как я хотела, чтобы он обо мне думал.

– И Уайетт. – мой папа выглядел удивленным, но не несчастными. Вероятно, ему никогда бы не пришло в голову, что его лучший друг был в нескольких минутах от того, чтобы забрать девственность его дочери.

 Прямо перед тем как они появились.

 Идеальный выбор  времени.

– Папа. – пульс бешено колотился на моей шее, и все мое лицо горело от смущения. – Что вы делаете дома?

– Мы слышали об ограблениях. – он держал открытой дверь, пока моя мама не проскользнула за ним, все еще полностью одетая в ее лыжное снаряжение. Должно быть, они мчались со всех ног, как только услышали о произошедшем.

– Мы не собирались оставлять тебя здесь совсем одну, если существуют хулиганы, вызвавшие эту суматоху. О, привет, Уайетт. Я не ожидала увидеть тебя здесь в этот час.

 Уайетт прочистил свое горло, явно чувствуя себя также неудобно, как и я.

– Бекке было нужно, чтобы ее подбросили домой после фестиваля, который был сегодня вечером. Я чувствовал, что было бы правильно проверить здесь все и убедиться, что она в безопасности. Прошлым вечером она была довольно испуганной.

– Да? – мой папа поднял брови. Дерьмо. Я не позвонила и не рассказала им об окне именно по этой причине. Я не хотела, чтобы они появились из ниоткуда и быстро пресекли секс, которого я так отчаянно хотела. Наконец–то. После нескольких лет сильного желания.

 И теперь, когда они были дома, я, конечно же, не получу его прямо сейчас. Их присутствие было смущающим напоминанием в первую очередь о том, почему мы не могли это начать.

– Я объясню позже. –  быстро сказала я. Они обрадуются окну на втором этаже, и не будут счастливы из–за того, что я не сказал им об этом раньше.

– Ну, спасибо тебе, Уайетт,  за то, что присмотрел за нашей девочкой. Я знаю, что ты всегда это делаешь. – мой  папа отстранился и похлопал по спине Уайетта, который одарил его натянутой улыбкой.

– Я лучше пойду. – сказал Уайетт. – Уже поздно.

– Ерунда. – мой отец одарил его мегаваттной улыбкой, заставляющей его выглядеть на десять лет моложе, чем он был на самом деле. – Сейчас субботний вечер, и ты знаешь, что это значит. Почему бы тебе не остаться, как в старые добрые времена?

Уайетт тяжело сглотнул, но не стал спорить. Вместо этого он отправился из гостиной в сторону кабинета моего отца. К бару с виски и сигарами. Они будут там сидеть в течение следующих нескольких часов, болтая, черт знает о чем. Наверное, травя байки из их студенческих лет. Как только они исчезли, я проскользнула наверх, к себе в комнату с разбитым окном.

Мне был нужен порыв ледяного воздуха, чтобы успокоиться.

Я не слишком много поспала. Во–первых, мне снова пришлось спать на кушетке после того, как я показала маме, что именно вызвало панику накануне вечером. И во–вторых, я слышала голос Уайетта, раздававшийся дальше по коридору, когда они с моим папой говорил в течение нескольких часов. Я ворочалась, воспоминания вспыхивали и гасли у меня в голове. Ощущение его руки на моей влажности. То, как его палец проскользнул внутрь меня. То, как он пристально на меня смотрел, словно я была единственной девушкой в ​​мире.

Когда я проснулась, машина Уайетта все еще была на подъездной дорожке. Он, очевидно, ночевал оставшуюся часть ночи на кушетке в кабинете отца. Он  много раз так поступал, всегда делая правильные вещи, не садясь за руль, даже если за всю ночь он выпивал лишь один бокал.

Я не была готова его увидеть. Еще нет. Вещи ощущались такими странными, когда показались мои родители, а он не бросил на меня и мимолетно взгляда во время всей напряженной беседы, когда они только прибыли. Я бы сказала, что он чувствовал себя виноватым. А я это ненавидела. Мне хотелось его обнять и сказать, что ему нечего стесняться. Конечно, я была дочерью его лучшего друга. Но еще я была и взрослой женщиной, которая может принимать в жизни свои собственные решения. И, быть с ним – это единственное, в чем я когда–либо была уверена.

Не колледж, и не моя степень, определенно, не большой город. Я никогда не была по–настоящему, на сто процентов уверена, что это было тем, чем я хотела заниматься. Я всегда чувствовала, что часть меня не была уверена в том, что это было правильно. Я всегда чувствовала, что часть меня осталась позади. Я больше бежала от своего чувства стыда, чем направлялась к новой жизни. Побег из Сноу Пик был способом уйти от отказа Уайетта. Теперь, когда был шанс, что все это время я была не права, больше не было ощущения, словно часть меня находилась здесь в ловушке.

Казалось, что все во мне цеплялось за этот городок, от самых кончиков пальцев до макушки.

Это был мой дом, и мне нужно было прекратить убегать.

– Доброе утро. – Уайетт проскользнул на кухню, его голос был глубоким и спокойным. – Мы должны поговорить о том, что случилось.