Памятник красив, белокамен, позолочен в оригиналь­ном стиле, но рано хоронить народ. Силы еще есть, число мало, но упрямо. Еще не всё повышибли из мозгов, многие еще помнят. Пусть даже с прошлых жизней. А что делать, раз нашлись умники вырубать топором все, что не вписыва­ется в их планы и мировоззрение. Хотя, может, и не важны детали? А то в них можно и погрязнуть. Вот «санитары» общества и повырубили все. Может, достаточно одной ин­туиции народа. Её то, слава Богам, не вырубили. Разве что, если по голове долго и сильно бить, то может ослабнуть способность ее распознавать. Но, может быть, мастерское распознавание доброй интуиции в условиях кровавого из­насилования народа — тоже необходимый атрибут народа? Пусть все это будет. Я не судья. Тем более, что власти от бога, вроде как надо быть покорным им. Пусть этот вопрос каждый решит для себя самостоятельно. Потому что это не вопрос. Когда народ, наконец, вспомнит себя, то все те ста­ратели, которые воздвигали этого монстра власти, пылью окажутся под ногами. Они ведь пока еще не знают, что они должны служить народу. Или все это и было особой формой служения? Тоже не вопрос. Сейчас у всех есть время про­сто задать вопрос: «Зачем мы русские?» Повернуть свое лицо к пращурам. А те, у кого времени побольше и силы душевные еще остались, то хотя бы безмолвную молитву на­править к богам родным. Были они, говорят. И я говорю, есть они. Видел и слышал. Сам внимал их голосу, слышал не раз: «Красота спасет мир». Так вот — сила красоты их спасительна. Только не нужно этого — спасать. Не те здесь отношения. Другие отношения у руссов и славян с богами складывались. Вспомнить нужно. Если сердца даже немно­гих готовы будут выдерживать хотя бы легкое прикоснове­ние лучей восходящих демиургов души русской, то цепная реакция пойдет не хуже атомной. Требуется немного. Уже есть люди, кто богам русским пути торит. Песенники серд­ца нужны, души еще не проданные, даже согбенные подой­дут. Проблема в том, что нужны точки опоры. Тогда уже нити сами пролягут между сердцами открытыми. Появится ткань, вот на ней уж боги и начнут ткать свой неповторимый узор — русский народный орнамент. И эта цивилизация не замедлит себя проявить, этому построению не нужны ни власти, ни церкви. Это будет яркая вспышка белого света. Это будет пир русских богов. Он будет на полях сердец. Это будет нетехнологическая цивилизация^[5].

Я видел, как-то перед Пасхой по телевизору показыва­ли казачий хор. Это был намек и это был знак. В зале народ даже не знал, как реагировать, видно уже далеко ушел. Пом­ню, у нас в Томске гастролировали Новосибирский и Крас­ноярский ансамбли русского фольклора. Выступали так, что народ единым духом встал с мест. Это было торжествен­ное предстояние. Народ стоял, пока занавес не закрылся.

Когда боги вернутся — можно только себе представить, какое это будет зрелище...

(тогда я это делал, и мне было необходимо верить в это, хотя нет, я это просто делал)

                                                      

Acc. Присутствие богов

Когда боги вернуться природа предстанет. Из суровой сибирской она превратится в Елисейские поля. Березы нач­нут петь и говорить вслух. Небо окончательно оживет над этими просторами. Звери будут вести себя иначе. Это уже было. Когда мы проводили церемониалы русским богам, природа наполнялась множеством существ. Природа бук­вально звенела в ликах и лучах духов помощников. Все го­ворило, все шептало и пело. Небо было выложено знаками. Земля становилась полноценным партнером в исполнении танца богов. Один и тот же клочок земли с приходом каж­дого из Богов русского пантеона преображался иначе. Сама земля приходила в движение. Она начинала дышать, и в ее чертах отчетливо проглядывали черты русских богов. Земля как вздымающаяся нежная грудь страстью пробужденной возлюбленной. Если народ позволит, то земля оживет под его ногами. Она будет грудью родных богов, и каждый ощу­тит себя любимым дитя.

и

за такую землю можно сложить свою главу с радостью, ибо увидят, что она живая. На ней будут жить боги. Среди нас они будут. Все остальное — дело техники, которую хранят доселе волхвы, да жрецы, это их работа — постоянно питать радугу в небе.

Ощущение глубокой душевной заброшенности, кото­рое каждый из нас прячет от себя так же, как и от другого, на самом дне своего существования — лишь от ложной отчуж­денности. Отчужденности, которая формировалась тысяче­летиями под чьим-то чутким руководством и непреклонным намерением. Такое воздействие, возможно, было незнакомо опыту пришедшей на землю душе, и трудно было что-либо противопоставить этому холодному, вселенскому дыханию, несущему холодное безразличие и ложную отчужденность. Происходило медленное, но верное отделение сферы Рода (родительской сферы) от этого «человечника» на земле. Сфера жрецов, призванных держать канал сообщения меж­ду этими двумя сферами и освещать действия людей здесь в «человечнике» постепенно деградировала. Волхвам, в силу удаления народа от Прави, пришлось совсем абстрагиро­ваться от непосредственного взаимодействиями с жизнями народа, буквально изолировать свои жизни. Потому как разница между законами, по которым жили волхвы и народ, росла неуклонно и сосуществовать людям со столь разной по потенциалам этикой невозможно.

Возможно, по теософским понятиям все это законо­мерно, все это инволюция — эволюция вхождения духа в материю, все это естественно и согласно вселенному закону. Но вот только нутро почему-то с этим не соглашается. То ли нутро вне закона, то ли теософы все упростили до пол­ного несоответствия реальности. Я понимаю, что завязаны с циклами взаимодействий космических энергий все траво­ядные земные. Но мы ведь человеки, вроде, как прописано, разумные, мы имеем право дерзать...

Невозможно описать увиденное в духе положение ве­щей. Но уже и невозможно молчать об этом. Если это явно, что по рождению мы имеем право быть народом. Мы имеем потенциал в тех еще дохристианских корнях. И этот потенци - ал велик. Если на границе неведения человеческого у самой кромки этот народ, что шёл на землю в воплощение, пред­стоит перед этим трагическим представлением: он расколот на две части — на тех, что остались в чистое собственного существования и даже пройдя воплощения здесь на земле, они смогли вернуться в свою обитель — в обитель священ­ного рода, а другая половина здесь, как черви в земле зако­панные, даже не могут головы свои поднять, и память поте­рявшие неизвестно на какие сроки. То от увиденного в духе сердце уже не может биться в обычном человеческом ритме.

Обитель, прекраснейшая обитель, родная обитель, ро­довая обитель с огромным числом светлых, русых, чистых и сильных индивидуальностей, и чувствуешь в своём самом сокровенном, что ты причастен к их светлой миссии, и уже взглядом с границы этих почти не сообщающихся миров ты видишь столь преломленное и до неузнаваемости искажён­ное отражение той миссии светлого нисхождения славного рода русского в эти суровые чертоги земли. Когда ты ви­дишь, как братья по духу, по духу изначального рода светло­го, пребывают в смертельном сне, и внешность их настолько деградировала от изначального типа, и в самой душе уже такая духота, что и глазами уже не встретишься, то понима­ешь, что уже совсем дела плохи. Понимаешь, что никакая теория тебе это не объяснит. Эволюция с такими потерями без надежды на возвращении к жизни. Когда ты видишь, как тело твоего рода, светлого, чистого рода, славного рода рвётся на части и эти части обескровленные испускают своё последнее тепло жизни в холодное пространство земли, и ты понимаешь, что это последние лучи тепла богов родных из души народа, и, может, больше уже не быть на земле того праздника и того счастья, за которое боги русские пили су- рью в своей вышней Сварге бо сути.

Ты видишь, что из миллионов ринувшихся на землю тво­рить миры счастья и торить пути богов родных возвращаются с личной победой единицы, гордо подняв головы, но не смею­щие обернуться назад, ибо не выдержит сердце и сгинет душа.