- Ты теперь шохей, наследник, так пойди и спроси, – язвительная улыбка раздвинула тонкие губы схей-фьял, хотя ей так хотелось заплакать. С’хленн обиженно надулся и некоторое время в комнате было совсем тихо – каждый из них думал о своём, пока мальчик вдруг не спросил:

- Ты совсем не любишь хьона?

Не ожидавшая подобного вопроса, да ещё и настолько возмутительно прямого, женщина даже задохнулась от смущения:

- Касам!

- Зови меня другим именем.

- Ах ты маленький негодник! Кто тебе позволил говорить со мной в подобном тоне, и тем более, спрашивать о подобных вещах?!

- Я буду хафесом, – заявил, гордо задрав подбородок, мальчик. – Так мне сказал генерал Фахасс. А ты – всего лишь женщина. Если хьон захочет, он заведёт себе много жён, так что если ты не будешь достаточно умна, чтобы хотя бы делать вид, что любишь его, у меня может появиться и вторая, и третья мать.

- Где ты это услышал? Кто сказал эти слова?

С’хленн пожал плечами:

- Все на кухнях об этом говорят. Знаешь, многие из знатных, красивых эсс только и ждут случая, чтобы оттеснить тебя в сторонку. А я не хочу этого. – Ребёнок тоскливо вздохнул. – Когда хьон, наконец, проснётся, я очень-очень попрошу его, чтобы он не выгонял тебя. Я скажу, что раз уж боги дали тебе такой скверный характер, пусть хьон не сильно сердится на твои слова. Когда я впервые увидел его, он показался мне таким… одиноким. Совсем, как я, когда меня все презирали и отталкивали. Не хочу видеть его настолько несчастным. Больше не хочу.

Гюссхе покачала головой. Араши не казался ей одиноким, мальчик, верно, ошибся. Да и разве это возможно? Воплощение Бога всегда будут окружать царедворцы и священнослужители, которым не терпится приобщиться к его славе, так что у трона Араши всегда будет стоять неиссякаемая очередь за божественной благодатью. Зачем ему ещё такая строптивая женщина?

- Касам… С’хленн. Всё очень сложно, намного сложнее, чем ты можешь себе представить. Ты – всего лишь детёныш и не понимаешь, как трудно…

- Просто любить?

- Он – человек. Не нашего рода, пойми, наконец!

- Хьон добрый, я знаю. – С’хленн посмотрел на вышивку, которую держала в руках Гюссхе. – Когда я был там, во тьме, я слышал, как он звал меня. Мне было холодно и страшно, а его тёплые руки обняли меня и вернули к свету. Пусть он не из народа хсаши, но его отметили Изначальные и я решил, что буду ему верным сыном.

Вдруг дверь покоев отворилась и пожилая женщина, распорядительница комнат, раскрасневшаяся от бега и несолидно для её возраста и положения хватаясь за сердце, сообщила:

- Госпожа схей-фьял… Хаффи очнулся и ожидает вас к себе.

Сердце Гюссхе подпрыгнуло к самому горлу и, совершив этот невозможный кульбит, вернулось на место, заколотившись с удвоенной силой. Рядом порывисто вздохнул мальчик, зачем-то сжав в побелевших от волнения пальцах край её изукрашенного богатой вышивкой одеяния. Их глаза встретились всего лишь на миг, но большего и не нужно было, чтобы понять, как сильно они ждали этих слов!

- Идём, – Гюссхе поднялась с места плавно и грациозно, хотя в душе и позавидовала той непосредственности, с которой С’хленн, соскочив с подиума, бросился к двери. Ей хотелось крикнуть ему: «Не обольщайся, питая ложные надежды, ибо потом будет слишком больно и горько терять их!», но не посмела. В конце концов, она впервые видела младшего братишку таким… живым. Его глаза сияли неподдельным возбуждением, в них мешались восторг предвкушения от встречи с Драконом и страх – вдруг не признает, откажется от своих слов.

Спеша за ним по коридору к медицинскому крылу, Гюссхе эль Гъёлл в смятении думала, как же ей поступить? С трудом преодолевая многовековые барьеры, выстроенные традициями, гласящими – воспитанная эсса не должна явно обнаруживать свои чувства, Гюссхе тем не менее, не могла скрыть своего волнения. Какими словами ей приветствовать Хаффи? Что сказать? Как посмотреть в эти золотые глаза и признать свою вину, ведь это из-за её слабости когти ненасытной Феридэ едва не оборвали жизнь Араши! Но больше всего её задели слова С’хленна о том, что Хаффи, оправившись от болезни, заведёт себе много жён, которые, несомненно, будут более ласковыми и нежными, нежели она. Мысли об этом отравленными иглами впивались в сердце и она всё ускоряла шаг в надежде, что Араши развеет все эти сомнения одним своим взглядом, брошенным из-под тёмных ресниц, своей невозможной улыбкой, переворачивающей душу и разрушающей все обеты.

И голос, живущий глубоко внутри, насмехающийся, язвительный, который часто шептал ей бессонными ночами: «Пройдёт совсем немного времени и твоё глупое упрямство надоест ему», отступил, наконец, потому что Гюссхе решила – она обязательно станет достойной женой Великому Дракону. Пусть без любви, но никто не посмеет сказать, что он выбрал дурную женщину. Она заставит Хаффи забыть о других, даже если в её сердце по-прежнему будет царить пустота, не заполненная искренним чувством.

Раздвижные двери в палату распахнулись… Гюссхе замерла на пороге, не в силах сделать ещё хоть один шаг. С’хленн горестно всхлипнул, растеряв всю свою браваду, как будущего хафеса:

- Хьон, твои волосы…

Араши, полулежавший на больничной койке, опираясь на высоко поднятые подушки, с лёгкой улыбкой взъерошил свои короткие волосы, ставшие абсолютно белоснежными, беспечно сказал:

- Так мне идёт больше, верно?

С’хленн истово закивал, но по щекам ребёнка катились предательские слёзы. Бросив странно беспомощный взгляд в сторону Гюссхе, Араши поманил ребёнка к себе, усадил на койку, вытирая горячими пальцами влажные дорожки на щеках сына:

- Всё в порядке, С‘хленн. Твоего хьона не так то просто отправить во тьму.

Детёныш согласно зашмыгал носом. Араши потрепал сына по тёмным кудрям:

- Однажды ты станешь высоким, сильным и бесстрашным хафесом, выше даже своего хьона…

- Я не хочу быть выше! – Возмущённо хлюпнул С’хленн и Араши против воли рассмеялся над этим порывом. Он чувствовал странное облегчение от того, что детёныш, наконец, позволил своим чувствам прорвать блокаду многолетней скорби и вырваться наружу в слезах. Да, хафесу не положено плакать, но ребёнок и не был воином.

- Слёзы мужчины – большая драгоценность, – тихо сказал Араши, обнимая мальчика. – Поэтому плакать можно и даже нужно в тех случаях, когда это необходимо.

- А сейчас? Сейчас можно?

- Ну, поскольку никто не умер, полагаю, это излишне.

- Как бы человеческое воспитание не превратило будущего хафеса в девчонку. – Раздался чуть насмешливый женский голос и Хаффи поднял глаза на свою невесту. Гюссхе была очень бледной, тени утомления и переживаний собрались под её изумрудными глазами, выдавая истинное волнение, но, несмотря на это, она по-прежнему была прекрасна, ослепительна, божественна, словно ожившее произведение искусства… и настолько же холодна.

- Думаю, до этого не дойдёт, – преувеличенно бодро хмыкнул Араши. – А что скажешь ты, моя хэйна? Разве подобный цвет волос не делает меня более представительным и солидным?

Он спросил это, стараясь казаться равнодушным, но Гюссхе поняла – для Хаффи действительно важно знать её мнение. Стараясь не выходить из созданного образа, строптивица ответила:

- Ваш облик идеально подходит целям. Полагаю, это тоже часть вашего коварного плана по обольщению народа хсаши.

- О, С’хленн! Похоже, госпожа схей-фьял только что сделала мне комплимент!

Гюссхе жарко вспыхнула, по-новому оценив сказанное. Конечно, Хаффи заметил сарказм, но предпочёл повернуть её слова по-другому и был вознаграждён проказливой улыбкой сына.

- Моя сладкая хэйна, – Араши продолжал обнимать ребёнка, но взгляд его сделался вдруг серьёзным и цепким. – Я молю о снисхождении к тому затруднительному положению, в котором нахожусь и прошу о переговорах.

- Переговоры? – Насмешливо приподняла брови Гюссхе. – Насколько я знаю, это возможно лишь между противоборствующими сторонами.

- Так и есть. Давай приостановим нашу маленькую войну хотя бы на несколько часов.