- С чего бы? – Дрожащим голосом осведомилась Гюссхе. – Теперь он Император Хсаш и мой будущий супруг.

- Вы не будете счастливы вместе. Видела тот инкубатор? Это я подарила ему детёнышей, не ты. Это со мной он спал по ночам. Отдай!

Кулак упырицы врезался в барьер, по которому прошли радужные волны, мертвецы предвкушающе взвыли за её спиной. Гюссхе испуганно всхлипнула:

- Пошла прочь! Теперь всё иначе.

- Что такое, сестрица? Неужели ты забыла о чести семьи и о кровной мести? – Барьер треснул, Гюссхе окатило могильным холодом, но она не отступила:

- Чем вам поможет моя месть? Поднимет из могил? А я буду жить, пусть даже с нелюбимым.

- Ты жалкая… не хочешь поделиться. Всегда была такой, – Феридэ остервенело лупила по образовавшейся трещине кулаками и радужная преграда начала сдавать, так что вскоре мертвячка смогла просунуть в образовавшуюся дыру когтистую лапу и принялась слепо шарить ею вокруг, загнав Гюссхе на противоположный край пентаграммы. К сожалению, круг был не так уж и просторен и Феридэ довольно скоро смогла уцепиться. За отрезанную косу Араши. Торжествующе захрипев, рванула на себя так, что Гюссхе едва устояла на ногах. Женщина увидела, как дёрнулся в своём круге Змееглазый, как побледнело его красивое лицо, когда жадные пальцы мёртвой Феридэ сомкнулись на линии его жизни.

- Нет! – Гюссхе яростно боролась с упырём, ей было дико страшно, но весь этот страх вдруг перешёл в силу, с какой она вырывала косу из рук сестры. – Проваливай обратно во тьму!

- Зачем ты так? – Сменила тактику Феридэ. – Ты же знаешь, он – не бог. Он просто человек, обманывающий хсаши. Ему нельзя верить, он всего лишь воспользуется тобой, так же, как это случилось со мной.

- Уж я смогу за себя постоять, – проскрежетала Гюссхе.

- О, храбрая львица, – скрипуче рассмеялась упырица, дёргая трофей на себя с нечеловеческой силой. Голос Араши поднялся до воя, упыри обступили барьер, окружающий его и скребли по нему в поисках трещин. – Он всё равно будет моим!

И вдруг шёлковая лента, скрепляющая косу, не выдержав, разорвалась. Золотистые волосы, словно песок, просочившись сквозь пальцы, рассыпались по каменному полу часовни, и Гюссхе бросилась их подбирать, уже слыша хрустальный звон, с которым лопнул купол, защищающий Араши. Она не смела поднять голову, чтобы увидеть, с какой жадностью и злобным торжеством её бывшие родственники накинулись на беззащитного Хаффи, как с треском рвут на нём одежду, стремясь добраться до живой плоти, как вгрызаются гнилыми клыками в нежную кожу… А Араши продолжал петь, несмотря на дикую боль, терзающую тело. Он стремился довести ритуал до конца, чтобы никогда Касам эль Гъёлл не повторил его судьбы – брошенного всеми, одинокого, озлобленного существа.

Сквозь хрипы и отвратительные звуки пробилось звоном колокольчика последнее слово, и зал часовни вдруг полыхнул ослепительно чистым светом, таким ярким, что слёзы потекли из глаз Гюссхе. Он развеял тьму, её ужасные порождения и погубил неверные зелёные огоньки, указывающие дорогу в пропасть, смывая все грехи.

Невыносимое облегчение, затопившее её сознание, было недолгим. Один взгляд, брошенный в сторону Араши, заставил сердце женщины содрогнуться от непонятного чувства. Она медленно подошла к нему, опустилась на колени, боясь дотронуться до него так, чтобы не причинить новых страданий. Араши приоткрыл глаза и тихо спросил:

- Как С’хленн?

Гюссхе оглянулась на ребёнка. Даже отсюда было видно, что раны его исцелились, а хэле едва не светились здоровьем и жизнью.

- Ты спас его, Хаффи. Вырвал у смерти.

Араши удовлетворённо вздохнул, опустив голову на каменные плиты. Он отдал все свои силы ради этого маленького чуда, но теперь не знал, хватит ли того, что осталось, чтобы спастись самому. Поэтому просто ждал своей участи, даже не чувствуя того холода, что уже подбирался к сердцу. Вдруг тёплые капли упали на его лицо и он с трудом разлепил слипающиеся от крови ресницы, чтобы увидеть, как жалобно искривились губы его ненаглядной хэйны, как она совершенно детским жестом старается скрыть свои слёзы.

- Не плачь, – попросил он тихо. – Это ведь совершенно естественно для хсаши, платить жизнью за жизнь, верно?

- Ты не хсаши.

- Мне жаль, – совершенно искренне вздохнул он. Гюссхе вскинула глаза на его бледное, печальное лицо, забрызганное кровью, а он вдруг улыбнулся ей, как раньше, словно хотел того же от неё. В его угасающих янтарных глазах читалась лишь одна мольба: «улыбнись мне по-настоящему, только один раз», но она так и не смогла. Это очень трудно – улыбаться, когда в груди что-то больно сжимается раз за разом и хочется вырвать из себя этот комок боли, вернуть назад то прежнее время, когда её не беспокоили сильные переживания, когда она могла жить беззаботно и радостно, не зная, что где-то есть ОН, не чувствуя на себе его взгляда, настолько нежного и любящего, что хотелось крикнуть прямо в это красивое лицо – посмотри, я недостойна тебя! Выбери другую!

- Не умирай, Хаффи. – Это всё, что она смогла сказать, ненавидя себя за косноязычие, за то, что привыкла любые волнения и переживания прятать глубоко внутри. Пусть он поймёт, пусть не сочтёт эти слова пустыми, ведь она вложила в них столько любви!

Араши только кивнул и закрыл глаза. Он постарается, ведь теперь от него очень многое зависит, а главное – он так и не успел сказать Гюссхе, как сильно любит её.

====== Глава 18. Переговоры. Часть 2 ======

С’хленн маленьким ураганом ворвался в комнаты схей-фьял, вынудив девушек поспешно бросив вышивание и прочее рукоделие, закрыть свои лица широкими рукавами. Гюссхе, смерив наглого детёныша пронзительным взглядом, недовольно промолвила:

- Где ваши манеры, шохей? Разве пристало старшему сыну Хаффи носиться по коридорам и нарушать покой женского крыла подобными безобразными выходками?

Впрочем, она старалась зря – мальчик мало внимания уделил столь холодной отповеди. Легко запрыгнув на подиум, он выхватил из корзинки фруктов спелое яблоко , тут же впившись в сочную мякоть крепкими клыками.

- Шохей! – Добавив в голос усталость, ещё раз попыталась урезонить «сына» Гюссхе. – Что скажет Хаффи, когда узнает о ваших проделках?

- Есть новости о хьоне?

Гюссхе долгим внимательным взглядом обвела комнату и многие навострившие ушки были вынуждены сделать вид, будто усиленно работают над своими вышивками. Однако, этого показного смирения женщине показалось недостаточно, поэтому она предельно вежливо попросила фрейлин удалиться, что они тут же и сделали.

- Касам, – проникновенно начала Гюссхе. – Не называй Великого Дракона хьоном, он тебе не отец. Твоих родителей звали…

- Они мало сделали для того, чтобы почитать их. – С’хленн бросил мрачный, не по-детски тяжёлый взгляд в сторону сестры. – А хьон, он – настоящий. Он не позволил мне умереть, а тебе дал всё это богатство: шикарные одежды, послушных служанок, сундуки драгоценностей… Почему ты так ненавидишь его за это?

- Много ты понимаешь, детёныш! – Раздражённо и даже с ноткой обиды в голосе, запротестовала женщина. – Змееглазый просто насмехается над нами! Вот увидишь, как только вылупятся детёныши Феридэ, он и думать забудет о тебе. Мы для него просто живые игрушки. Что ты будешь делать, когда станешь не нужным своему «хьону»?

- Я буду рядом, чтобы помогать во всём. – С’хленн грустно улыбнулся, отложив недоеденное яблоко. – Если хьон полюбит тех, других, детей сильнее меня, я буду ухаживать за ними так, словно они моя величайшая в мире драгоценность, и тогда, возможно, отец снова будет ласков со мной. Я не сдамся, Гюссхе, а ты?

Она промолчала, потому что, пожелав уязвить своими злыми словами брата, в первую очередь больно сделала себе. Как ей жить после того, как она станет ненужной Араши? Вдруг в своих странствиях он найдёт эссу достойней и прекрасней, чем дочь Гнезда Гъёлл?

- Так что говорят целители? – Ворвался в её тёмные, горестные рассуждения, звонкий мальчишеский голос.