Их торопливое, сбитое дыхание вплетало в симфонию страсти всё новые и новые оттенки, сдавленный вскрик, шуршание одежды, влажные, непристойные звуки, с которыми враг всё глубже погружался в тело Айрона… всё это сводило с ума, так же, как неповторимый запах мускуса и секса, разлитый в воздухе. Обострённые чувства вампира улавливали малейшие его ноты, звуки, паутину лунного света на белоснежной коже врага, покрытой капельками пота, и он потянулся за ними, провёл самыми кончиками пальцев по шее Тимо и жадно облизал, наслаждаясь болью, исказившей безукоризненно прекрасные черты.
Лайтонен жесток, его никто не назвал бы мягким, особенно теперь, когда ему напомнили о поражении и после того, как своими глазами увидел возлюбленную с другим. От того, как он двигался, мощными толчками вторгаясь в упругую, тесную плоть, Айрон чувствовал боль и экстаз, смешанные в причудливых пропорциях.
Они вымещали свою злость на мир, разочарование и скорбь от своего бессмертного одиночества, пытаясь утолить жажду любви, хотя бы заменив её этим суррогатом и было так хорошо…
Предчувствуя волну оргазма, Айрон выгнулся в судороге удовольствия, закусив ладонь, чтобы не закричать, внутри зажглось огненное солнце и погасло, рассыпавшись искрами. Тимо содрогнулся, тихо, жалобно застонав, Айрон чувствовал, как он изливается внутри него обжигающими всплесками… а потом они долго переводили дыхание, боясь посмотреть друг другу в глаза.
…Когда за упрямцем захлопнулась дверь, на прощание звякнув колокольчиком, Айрон не торопясь выкурил оставленную сигарету и, морщась от неприятных ощущений в пояснице, поднял с пола и встряхнул пиджак, вынул из внутреннего кармашка мобильный телефон, по памяти набрал знакомый номер. Дождавшись ответа Луциана, без предисловий приказал:
- Найди способ связаться с Иллой в ближайшее время. У меня дурное предчувствие. Преждевременная смерть Императора может качнуть весы шаткого равновесия, поэтому не стоит медлить. Пусть присматривает за ним.
- Именно поэтому ты решил соблазнить его сейчас? Боялся, что не успеешь?
- Братец как был идиотом, так и остался, – раздражённо рявкнул в трубку Айрон, сминая в пальцах недокуренную сигарету. Угольки обожгли пальцы, но он не заметил этого. Слова Луциана неожиданно больно царапнули сердце.
- Воспользовался ситуацией и его слабостью, верно?
- Я просто устал ждать, когда он придёт ко мне. Устал наблюдать за тем, как этот недоумок убивает себя, сожалея о прошлом.
- Значит, всё кончено?
Айрон застыл, не обращая внимания на окрики Луциана, а затем и вовсе отключил телефон, тупо уставившись на дисплей дорогой модели. «Кончено»? Но это было не так. Это как в далёком детстве, когда крадёшь конфеты из буфета, ускользнув от бдительной няньки и они кажутся сладкими, гораздо вкуснее, чем разрешённый родителями шоколад за обедом. Раз попробовав, уже невозможно устоять.
Тимо не принадлежит ему даже после ночи, проведённой вместе, глупо было об этом думать. Айрон и не собирался, но почему-то в украденном шоколаде оказалась горчинка.
Что ж, он будет играть в эту игру столько, сколько сможет, потому что в постылой не-жизни не было ничего страшнее скуки, а без Лайтонена и их противостояния жизнь была пресной, бесцветной, словно кадры старого немого кино. Огонь, которым они так щедро делились друг с другом согреет Айрона до новой встречи с тем, кого Владыка Эргона ненавидел и любил всем своим чёрным сердцем. Эти два чувства заставляли его кровь бурлить и быстрее бежать по венам, а глаза – блестеть задором. И он боялся лишь одного – внезапно потерять нить, протянувшуюся между ними, от того было немного обидно, что Император никогда не узнает об этом и уж тем более не поймёт. Ведь он был до странности невинным.
====== Глава 17. Революция. Инструкция по эксплуатации. Часть 5 ======
Весь месяц Араши готовился к празднику Сотворения. Тщательным и подробным образом изучая последовательность ритуальных действий, он пришёл к выводу, что идеальной из возможностей можно счесть лишь одну – момент причастия, когда специально обученный служка подносит главам Великих Гнёзд чашу Изначальных, чтобы старейшины могли приобщиться к мудрости Драконидов, отведав воды из освящённого храмового источника, доступ к которому открывается лишь раз в полный Цикл.
Араши планировал вмешаться в церемонию, облачившись в белоснежную тунику служки, так что, когда наступил решающий момент и все без исключения старейшины испили из Чаши Истины, он сломал, разрушил вековую традицию, и, выйдя на середину площадки Верховного храма Ал-Хиссы, имеющего форму гигантского, многоступенчатого зиккурата, поднял руки, привлекая к себе внимание сотен тысяч хсаши, собравшихся в этот праздничный день у подножия величественного культового комплекса Храма Семи Изначальных.
Массы внизу пришли в движение, на огромных экранах, установленных по всему периметру площади Возъявления, хсаши наблюдали за тем, как сонное спокойствие церемонии непоправимо рушится и взволнованно спрашивали друг у друга, что происходит. Араши, игнорируя гневные и недоуменные восклицания старейшин, плавно завёл руки за голову, снимая белоснежный капюшон, скрывавший до селе черты его лица и сверкающие ослепительным золотом в полуденном мареве, волосы. Старое, уставшее солнце Ал-Хиссы тусклыми лучами отразилось в сапфирово-синих глазах, с цепким вниманием оглядывающих площадь, с испуганной робостью коснулось молочно-белой кожи, не свойственной смуглым хсаши, и вдруг спряталось за облаками.
- Великий народ Драконидов! Народ, благословенный мудростью и любовью Изначальных! Услышьте мои слова, ибо устами моими говорит сама Хъярра Милостивая.
Волнения на площади продолжались и было заметно, что практически абсолютное большинство хсаши заинтересованно внимали странному пришельцу, смело заявившему, что он говорит от имени богов. Араши с присущей ему тщательностью изучил психологию, культуру и религиозное мировоззрение народа Изначальных, он мог с уверенностью утверждать – ни один хсаши в здравом уме не посмеет приписать какие-либо свои убеждения, мысли и поступки воле Семерых и в этой особенности видел свой шанс ошеломить, заставить задуматься над теми словами, той простой, незамысловатой истиной, что он собирался донести до обычных хсаши, поэтому, выдержав драматическую паузу, продолжил свою речь, выдержанную в пафосном и высокопарном слоге в подражание религиозной риторике. Голос его, ясный и чистый, воспарил над гудящей толпой, сковал невидимыми цепями, заставил прислушиваться, ловить каждое новое слово, ибо никто не мог состязаться с Араши Йоненом в умении управлять одним лишь верно избранным словом, подчинить слушателя оттенками тона, внушить свои мысли и чувства, возжечь пламя революции в сердцах, направив его в нужное русло.
- Настало время подняться с колен, скинув ярмо власти Триумвирата, доказавшего свою беспомощность и бесполезность! Хъярра скорбит, видя, как угнетены и несчастны её возлюбленные дети. Великие Гнёзда утонули в роскоши и вседозволенности, тогда как менее богатые семьи вынуждены убивать новорождённых детей, потому что не в состоянии их прокормить! Эти чистые, невинные души взывают к отмщению, настала пора перемен!
Араши обвёл площадь пылающим взором, стояла оглушающая тишина. Замерли, поражённые священным ужасом, старейшины Гнёзд за его спиной, застыли охранники Храма, которых эфы послали разделаться с нарушителем порядка. Хсаши на площади поднимали лица к зиккурату Собора, пытаясь разглядеть маленькую фигурку на его вершине, облачённую в белоснежную тунику.
- Время пришло, – повторил Араши, театральным жестом вскинув руки к небесам нежно-салатового оттенка, с вереницей кремового цвета облаков и патетически воскликнул: – Доколе честные хсаши будут терпеть произвол Триумвирата, каждый цикл принося обильную жертву творящемуся беззаконию?! Доколе матери и жёны будут рыдать над могилами сыновей и мужей, погибших в бессмысленных войнах между Гнёздами, отстаивая право своих сюзеренов стать ещё на шаг ближе к правящей элите? Великая Хъярра плачет, так неужели хсаши настолько слепы и глухи в своей Матери, чтобы и далее продолжать её муки?! Грядёт новая власть, и это говорю вам я, Араши Йонен, посланник и глашатай Изначальных!