В «Хронике крестьянского движения в Поволжье», составленной нами по изученным источникам, приведены данные о числе участников учтенных выступлений^{736}. К сожалению, эта информация в источниках крайне скупа, ее можно обнаружить лишь при изучении крупных крестьянских выступлений, и то она весьма противоречива: приводятся разные данные чисел участников. Что же касается мелких выступлений, то в подавляющем большинстве случаев такая информация отсутствует. Поэтому в «Хронике…» данный аспект отражен в той мере, в какой удалось его документально подтвердить.

Тем не менее, даже имеющаяся информация о числе участников, охваченных движением селений, волостей и уездов позволяет сделать вывод, что масштабы крестьянского протеста в регионе были велики. Например, в крупнейших восстаниях 1919–1920 гг. участвовали десятки, если не сотни тысяч крестьян, а в 1921 г. повстанческие отряды состояли из десятков тысяч человек. Поэтому мы в праве говорить о Поволжье как об одном из наиболее крупных центров крестьянского движения в России в рассматриваемый период. В пользу этого утверждения можно привести сравнительные данные о числе участников крестьянского движения в других районах Советской России. И в Тамбовской губернии, и в Западной Сибири, и на Украине они не отличались существенно от численности повстанцев в Поволжье. Например, численность участников Западно-Сибирского восстания 1921 г. составляла около 100 тысяч человек, армия «антоновцев» насчитывала несколько десятков тысяч (от 10 до 30 тысяч человек)^{737}. В Поволжье только в «чапанной войне» приняло участие свыше 100 тысяч крестьян, в ходе «вилочного восстания» армия повстанцев насчитывала до 30 тысяч человек^{738}.

Подводя итог характеристике количественных показателей крестьянского движения в Поволжье в 1918–1922 гг., необходимо подчеркнуть, что полученные нами данные не являются окончательными. Они могут быть уточнены, дополнены на основе более углубленного анализа документов местных архивов. Но в целом, как нам кажется, они дают верное представление о динамике движения. На данный момент они определяют минимальный уровень количественных характеристик, который не может быть понижен и от которого с полной уверенностью может отталкиваться исследователь при дальнейшем изучении проблемы. В то же время вряд ли стоит ожидать принципиальных изменений. Речь может идти лишь об уточнении данных или другом подходе, иной методике расчетов. Основанием для подобного заключения является факт использования в настоящей работе оперативных и аналитических сводок ВЧК-ОГПУ-НКВД-Красной армии — источников, содержащих наиболее полную информацию по рассматриваемой теме.

Нами выявлены документы, дающие возможность услышать голос крестьянина-повстанца и таким образом посмотреть на крестьянское движение в Поволжье глазами самих крестьян, акцентируя при этом внимание на ключевых аспектах проблемы: причинах движения и программных установках.

Речь идет о воззваниях, обращениях, приказах, декларациях, программах и других документах, относящихся к крупнейшим крестьянским восстаниям в Поволжье в 1918–1920 гг., а также к повстанческому движению 1921–1922 гг. Среди них — документы повстанческих органов «чапанной войны», «вилочного восстания», восстания Сапожкова, отрядов Вакулина-Попова, Серова и др. Они характеризуют крестьянскую позицию в моменты наивысшего подъема крестьянского движения и поэтому, на наш взгляд, являют своего рода «момент истины». В них в концентрированном виде изложены основные требования повстанцев к власти, дается крестьянское видение решения волнующих их проблем. В нашем распоряжении имеется 67 документов «крестьянского происхождения»: 15 воззваний, 10 обращений, 8 постановлений общих собраний (сходов), 6 сообщений, 6 приказов, 4 инструкции, 3 наказа (просьбы), 3 записи переговоров (телеграфных сообщений), 2 донесения, 2 объявления, 2 удостоверения повстанца, 2 декларации, 2 листовки, 1 программа, 1 письмо (табл. 1–4 приложения 3).

Наряду с документами повстанцев нами выявлены материалы «правительственной стороны», содержащие отдельные извлечения из повстанческих документов. Несмотря на все издержки этого вида источников, они называют конкретные крестьянские лозунги, а также освещают ход дискуссии между повстанцами и властью. Они чрезвычайно важны, так как позволяют проследить динамику политических настроений крестьянства, определить факторы, влиявшие на эти настроения. В основном это отчеты сотрудников губчека, ВОХР, командиров Красной армии, принимавших участие в подавлении крестьянских выступлений.

Содержание всего комплекса документов свидетельствует, что в 1918 г. причиной принудительных изъятий хлеба из деревни крестьяне считали Брестский мир и Гражданскую войну, виновниками которых, по их мнению, была партия большевиков. Поэтому они обвиняли коммунистов в обмане и в сокрытии от них правды о реальной ситуации в стране. Кроме того, в глазах крестьян коммунисты выступали зажимщиками свободы и гонителями веры, ведущими трудовое крестьянство к «полному краху». Они также не понимали и не принимали идею организации в деревне коммун. Типичными были следующие высказывания: «Советская власть отбирает хлеб у крестьян и снабжает им германцев», «благодаря большевикам и гражданской войне мы теперь оторваны от хлебородных окраин и испытываем голод», «хлебная монополия — это грабеж», «большевистским газетам верить трудовому крестьянству нельзя», «крестьяне большевиками обмануты, ввергнуты в рабство»^{739}.

Эта мотивация крестьянского протеста в несколько новом звучании была воспроизведена и дополнена в ходе «чапанной войны». Нами выявлено 40 документов, авторами которых были повстанцы — «чапаны» и руководящие органы восстания (см. табл. 1 приложения 3). Приведем наиболее важные текстовые фрагменты, в которых говорится о причине восстания и содержатся крестьянские требования.

6 марта 1919 г. Ново-Девиченский волостной совет Сенгилеевского уезда Симбирской губернии, обращаясь к Усольскому волсовету о поддержке начавшегося в уезде восстания, указал, что в «Ново-Девиченской, Ягодинской, Бектяшинской волостях произошли восстания против отобрания от граждан хлеба и скота»^{740}.

марта 1919 г. в своей телеграмме повстанцы из с. Ново-Девичье председателю Симбирского губисполкома М.А. Гимову заявили, что в селе «никакого кулацкого вооруженного восстания не было». Возник конфликт с инструктором т. Беловым «на почве неправильной реквизиции хлеба и скота, так как излишек хлеба и скота не был выяснен и учетные ведомости не были закончены, но т. Белов приступил к насильственной реквизиции». «Приветствуем советскую власть. Долой коммунистов, анархистов-насильников, которые действуют против декретов. Да здравствует советская власть на платформе Октябрьской революции. Волостная крестьянская организация». Так заканчивалась телеграмма^{741}.

О том, что крестьяне Ставропольского уезда Самарской губернии восстали «против незаконных действий коммунистов, противоречащих указаниям Центра», шла речь в телеграмме повстанческой комендатуры Ставрополя повстанцам села Хрящевки того же уезда, датированной 8 марта 1919 г.^{742}

Очень ясно и аргументированно крестьянская позиция изложена в крестьянских наказах и приговорах сельских сходов. Так, например, в принятом 8 марта 1919 г. на общем собрании граждан Нижне-Санчелеевской волости Мелекесского уезда Самарской губернии Наказе делегату, «назначенному для мирных переговоров» с карательным отрядом, записано: «1) Мы, крестьяне Нижне-Санчелеевской волости, вынуждены были восстать не против советской власти, но против коммунистических банд с грязным прошлым и настоящим, которые вместо истинных проповедей грабили и разоряли крестьянское население, ставили диктатуру и не входили в положение трудового крестьянства; 2) Мы, крестьяне, видя несправедливое действие коммунистов в том, что во все организации, как в советы, ставили кооптированных приспешников, не считаясь с мнением крестьян, и это им нужно для того, чтобы узнавать у крестьян, где имеются все существенные предметы, которые они через своих приспешников конфисковали и набивали свои карманы, превращая в свою собственность; 3) И если только не отберут право от коммунистов и не представят в распоряжение трудового крестьянства, то мы, крестьяне, вынуждены производить борьбу до последней капли крови; 4) Мы, крестьяне, требуем крестьянского самоуправления, как-то: участвовать в выборах и быть выбранными как в сельские, волостные, уездные, губернские и т. д. советы из крестьянского населения, но не только из одних рабочих и коммунистов; 5) Мы, крестьяне, посылаем несколько протестов против коммунистов, которые делали всевозможные пакости, но на наши протесты нам грозили арестом и расстрелом, не считаясь с выборными советами, так что наши советы находились под каблуком коммунистов»^{743}. В наказе состоявшегося 13 марта 1919 г. общего собрания представителей населения Жигулевской волости отмечалось, что повстанческое движение вызвано «недоверием населения к тому составу Совета, которые избраны одною лишь частью населения». Отрицательное отношение к коммунистам объяснялось тем, что «в среде этой партии» оказались «лжекоммунисты», неправильно трактовавшие «декреты народных комиссаров». Требования крестьян к власти сводились к следующему: «Свободное избрание населением Советов. Даже известное количество представителей в уездные и губернские Совдепы от крестьянства. Даже возможность самому населению разбираться в обрядовой стороне религии, т. е. по желанию населения должны быть оставлены иконы как в школах, так и других общественных местах, преподавание Закона божьего не стеснять, а предоставить полную возможность проводить в жизнь § 13 РСФСР Конституции. Упразднение советских хозяйств». Наказ заканчивался утверждением, что «население стоит на платформе РСФСР»^{744}.