Ясное представление о причинах «чапанной войны» и целях повстанцев дают также многочисленные воззвания и обращения руководящих органов. Среди них особое место занимают воззвания Ставропольского временного исполкома, Новодевиченского волисполкома, других повстанческих центров. Так, 10 марта 1919 г. «Известия Ставропольского исполкома» — печатный орган восстания — опубликовали воззвание Ставропольской комендатуры к красноармейцам. В нем говорилось: «Товарищи, братья-красноармейцы! Мы, восставшие труженики, кормильцы всего населения России, крестьяне — обращаемся к Вам с заявлением, что мы восстали не против советской власти, но восстали против диктатуры засилья коммунистов — тиранов и грабителей. Мы объявляем, что советская власть остается на местах. Советы не уничтожаются, но в советах должны быть выборные от населения лица, известные народу данной местности. Мы ни на шаг не отступаем от Конституции РСФСР и руководствуемся ею. Призываем Вас — братья-красноармейцы, примкнуть к нам, восставшим за справедливое дело, восставшим против засилья коммунистов»^{745}. В воззвании «к гражданам и гражданкам» в вину коммунистам ставились «бесчинства и насилия над женщинами», а также притеснения в отношении православной церкви^{746}. В воззвании начальника штаба повстанцев Кроха «К крестьянам всей России» говорилось, что восстание началось «против засилья и произвола тиранов, палачей коммунистов-анархистов, грабителей, которые прикрывались идеей коммунизма, присасывались к советской власти». В нем объявлялось, что советская власть остается на местах, советы не уничтожаются, «но в советах должны быть выборные лица, известные народу — честные, но не те присосавшиеся тираны, которые избивали население плетями, отбирали последнее, выбрасывали иконы и т. п.». Воззвание заканчивалось лозунгом «Да здравствует советская власть на платформе Октябрьской революции»^{747}. Практически во всех документах повстанцев подчеркивается мысль о верности советской власти, о приверженности ее законам и Конституции. Например, в ходе переговоров по прямому проводу штаба повстанцев в селе Новодевичье с командованием карательного отряда крестьяне заявили: «Мы приветствуем советскую власть, и мы не идем против советской власти, мы восстали против произвола и насилия, чинимых на местах представителями советской власти. И мы не сложим оружия до тех пор, пока не будет упразднен этот кошмарный произвол коммунистов, анархистов, насильников. Да здравствует советская власть на платформе Октябрьской революции»^{748}. Из содержания документов ясно видно, что в своих требованиях повстанцы-чапаны четко отделяют коммунизм от коммунистов, советы и советскую власть от коммунистической партии. Они подчеркивают, что восстание направлено не против советской власти и ее организационных структур на местах, а «против диктатуры засилья коммунистов» — «тиранов и грабителей». В их представлении настоящая советская власть — это власть на платформе Октябрьской революции, когда в советах находятся «выборные от населения лица, известные народу данной местности». Повстанцы разделяют идеи коммунизма и конкретных коммунистов, знакомых им по их деятельности на местах. Они называют их «лжекоммунистами», поскольку те не соответствуют данному званию. «Прикрываясь идеей коммунизма», они просто «присосались к советской власти» и представляли из себя «рвань духовную и физическую». Таким образом, крестьяне отделяли местную власть от центральной и сводили все свои проблемы к злоупотреблениям местных коммунистов, нарушавших советские законы и предававших идеалы Октября. Основываясь на изложенных фактах, можно ли назвать такую позицию антисоветской и контрреволюционной, а саму «чапанную войну» антикоммунистическим восстанием? На наш взгляд, нет. Что касается антисоветской направленности, то это не нуждается в комментариях, поскольку приведенные факты весьма убедительно проясняют крестьянскую позицию по данному вопросу Другое дело крестьянское отношение к коммунистам. Здесь очевиден их крайне негативный настрой, на первый взгляд свидетельствующий об антикоммунистической направленности крестьянского движения. Однако и в данном случае мы имеем все основания для того, чтобы не разделять эту весьма удобную позицию, и вот почему. Как хорошо видно из содержания повстанческих документов, отвергая коммунистов, крестьяне не выступали против коммунистической идеологии. С другой стороны, у крестьян не было веских оснований и для недовольства практическим осуществлением в их селениях идей коммунизма. В начале 1919 г. размах коммунистического строительства в аграрном секторе экономики региона был едва заметным. Коммуны создавались в единичных случаях, поэтому недовольство ими не могло стать причиной восстания. Изученные нами источники ограничивают масштабы крестьянского недовольства перспективой организации в их селе коммуны или существования таковых только на уровне словесного осуждения этой идеи и нежелания участвовать в данном деле. Поэтому антикоммунистическим «чапанное восстание» можно считать лишь в том смысле, что оно было направлено против действий местных коммунистов, проводивших в селениях грабительскую антикрестьянскую политику Этого, на наш взгляд, не достаточно, чтобы навесить на «чапанную войну» ярлык антикоммунистического восстания. Таковым его можно было бы назвать, если бы в ходе восстания открыто проявилось недовольство крестьян коммунистической идеологией и практикой коммунистического строительства. Как следует из приведенных выше документов, ничего подобного в них не наблюдалось. В целом можно заключить, что для самих повстанцев «чапанная война» — это народное восстание за очищение местных органов советской власти от дискредитировавших ее местных коммунистов. Таким образом, как и во второй половине 1918 — начале 1919 гг., шла не о разочаровании крестьян в коммунизме и советской власти, а об обмане их конкретными коммунистами, предавшими идеалы Октябрьской революции. Данный факт свидетельствовал об укреплении в сознании крестьян Поволжья мысли о «преданной коммунистами революции» и ответственности их за все беды и тяготы деревни. 1919 г. был годом, когда губернии региона находились в прифронтовой зоне, часть территории Поволжья стала театром военных действий, пережив наступление белых армий Колчака и Деникина. Данное обстоятельство сказалось на крестьянских настроениях, поскольку деревня в полной мере испытала на себе все тяготы военного времени. Поэтому в 1919 г. одним из самых распространенных лозунгов крестьянского движения становится требование: «Долой воину!»^{749}

Понятно, что война крайне негативно влияла на деревню. На это прямо указывалось, например, в резолюции состоявшегося 11 октября 1919 г. Помарского волостного съезда Чебоксарского уезда Казанской губернии. В частности, она гласила: «Прекратить братоубийственную войну в виду полнейшего разорения крестьянского хозяйства»^{750}.

Об антивоенных настроениях крестьян говорилось и в сводке контрразведывательного отделения штаба 3-й армии за 1–15 октября 1919 г.: «Крестьянское население измучено различными повинностями и постоем войсковых частей. У всех один вопрос — когда же всему этому конец?»^{751}

В 1919 г. крестьянские настроения меняются: появляются два новых элемента, отсутствующие в предшествующий период, — падение интереса к хозяйственной деятельности и осознание факта происходящего на их глазах бюрократического перерождения большевистской партии и советской власти. Первый, как следует из документов, стал прямым следствием реквизиционной политики власти. «Не хотят сеять, говоря, что все равно отнимут, так что посевная площадь сократилась в несколько десятков раз», — сообщалось, например, в информационном бюллетене Политического управления РВСР за 20 июня — 1 июля 1919 г. о положении в Саратовской губернии^{752}.